«Что», – сипел он и придвигал ко мне поближе вонючую пасть с черными, редкими клыками – " Берлогу мою хочешь отнять? Заразить меня хочешь, прокаженная? Хрен ты угадала. Ты сидела на моем стуле и сломала его? Давай сюда свое сердце»

Леша придвигал свое рыло прямо к моей груди, раскрывал пасть и пытался разгрызть кожу. Я дергалась, всхлипывала и приходила в себя. Смотрела в розовый потолок и снова проваливалась в тяжелую, вонючую тину сна.

В этот день мой сон был немного легче. Так бывает, когда после морозной, беспросветной зимы и гнилой, мокрой весны, вдруг, в первый солнечный день ты понимаешь, что жизнь продолжается и сдергиваешь плотные, пыльные занавеси. Потом моешь окно до прозрачных. скрипящих стекольных бликов и вешаешь другие – легкие, кисейные, прозрачные.

Я открыла глаза и поняла – мне хочется встать. Причем, не просто хочется, я встать могу. Через плотные розовые жалюзи слегка просвечивало солнце, вот только непонятно было – то ли рассвет… то ли закат… Я села на кровати, потом, держась за предусмотрительно привернутую ручку на стене, неуверенно встала. В это же мгновение распахнулась дверь и в проеме возникла мощная грудастая фигура медсестры.

– Тааак… Ну вот мы и встали. Наконец-то. Заждались.

Она подкатилась ко мне, мягкими, белыми батонами толстых рук бережно охватила мою талию (я прямо почувствовала, какой тонкой, как высушенная хворостина она стала) и почти понесла к столику. Сбросив мое тело на мягкое кресло, чуть постояла, отдышавшись, и присела рядом на высокую табуретку.

– Будем завтракать. Самостоятельно. Учиться…

Она сдернула нежно-розовую, почему-то вышитую крестиком салфетку. Под ней – на фарфоровой тарелочке лежала странная еда. Розовым было все – гренки. масло. икра. джем, жидкость, похожая на жирное молоко или сливки, чай, испускающий аппетитный парок, и тот был этого странного цвета. На мой вопросительный взгляд медсестра хмыкнула и смущенно пробурчала

– Краситель. Этот дурацкий цвет твой замок, я ж говорила. Они его поставили, чтобы ты не сбежала. Завтра уберут, правда придется пройти гемодиализ. Тебе это больше не нужно. Ты теперь – избранная. Высшая каста. Не всем так везет…

Я ничего не поняла, но голод вдруг так скрутил мои внутренности, что я, плюнув на экивоки, впилась зубами в гренку, которую медсестра предусмотрительно намазала идиотски розовой икрой. И потом, чувствуя, как меня внутри отпускает. ослабив тиски, привычный стальной зажим, не спеша пила чай с джемом – кисленьким и довольно приятным.


К вечеру меня перевели в другую палату. Это даже трудно было назвать палатой – в огромном больничном дворе, в глубине его был небольшой сосновый лес. В этом лесу на отдалении друг от друга, прятались в зарослях душистых трав крошечные особнячки. Они напоминали сказочные избушки – и все были обитаемы. В одну из таких избушек и поселили меня – правда после пройденной процедуры гемодиализа, я опять лишилась сил, но, сидя в кресле-качалке у огромного, открытого настежь окна, я была счастлива. Ароматы раннего лета будоражили, цвета радовали излеченный от розовомании взгляд, мысли были спокойными и светлыми.

Почувствовав. наконец. что силы возвращаются, я перетащила качалку на открытую веранду, уселась, налила себе сока (разнообразие бутылок в холодильнике даже не укладывалось в голове) и, глядя на темнеющее небо над верхушками сосен, пыталась уложить в своем сознании ту информацию, которую набурчал мне тоскливый доктор перед процедурой.

– Вас осталось всего ничего. Теперь к вашим ногам падет этот больной мир. Теперь вы сами будете решать, кого тащить с того света. Контейнер на вашем теле будет производить для вас миллионы… нет..миллиарды в любой валюте мира. Отныне – вы королева. Истинная. Но… я вам не завидую…

В принципе, я конечно понимала, что он имеет ввиду. Но, как с этим мне жить дальше – представления не имела. Поэтому, промучившись с час, плюнула и, решив пустить всю эту лабуду на самотёк, закрыла глаза и задремала.

Глава 9

– Послушайте, Лидия. Мне не хочется называть вас по номеру, хотя этот номер останется в вашем сознании навсегда, пока вы живы. Он не просто вживлен в ваш чип, он введен в вашу кровь. Исчезнет он только вместе с вами, мало того, он станет визитной карточкой каждого вашего донора – ну, скажем, с небольшой модификацией. Но для меня, вы все же Лидия, дама с потрясающей внешностью. Вам, кстати, никто не говорил, насколько вы стали красивы?

Директор клиники – крошечный человечек, с огромными ступнями, круглой массивной, лысой головой и кряжистыми, как ветки старого дуба лапами, висящими по бокам худого тельца тяжело и неловко сидел прямо передо мной на высоком барном стуле и болтал ногами. Я его видела всего пару раз – в саду, когда он в сопровождении охраны брел к своему шикарному лимузину и в зале, когда нас собирали на предвыписную информацию. Тогда для нас, выживших, устроили шикарный банкет и он пришел. Посидел минут десять, глотнул виски прямо из бутыли, бросил в широкий лягушачий рот устрицу, помахал всем своей лаптей и ушел. А теперь вот… вызвал.

Я молча стояла перед ним, вытянувшись, и думала: «А ведь и правда… В зеркале-то отражается теперь просто красота – я, помолодев лет на десять, заполучив откуда-то нежную, белую кожу, пышную шевелюру и стройную фигуру, стала прямо хоть куда. Вот что вирус -то делает. Хоть заражайся каждую пятилетку на всякий случай». Но вслух сказала

– Спасибо. Мне приятно, что вы помните мое имя.

Гном хмыкнул, поёжился, явно унимая чесотку где-то между лопатками, покряхтел, сполз со стула и подошел ко мне вплотную. Внимательно посмотрел мне в область паха, потом сунул мокрую ладонь под широкую блузку, туда, где у меня был прикреплен контейнер.

– Это! Твоя! Нынешняя жизнь! Она вся – там. Не здесь!

Он вытащил руку, второй задрал мне юбку и больно ткнул кулаком точно в пах. Заржал, дернул юбку вниз и снова вскарабкался на свой стул.

– Не здесь, как ты, наверняка скоро подумаешь, получив деньги. А в нем. Ты теперь дрессированная обезьяна. Но очень богатая. Прямо – Крез. Бабло польется рекой. А доиться ты будешь, корова, когда скажут.

Я молчала. Такого унижения я не помнила. Даже, когда муж выпер меня из дома, даже, когда меня тут членили, как хотели и я беспомощной мухой пласталась по кроватям – было не так… У меня аж зазвенело все в горле, заболело до тошноты, кровь мне бросилась в лицо и я с трудом сдержалась, чтобы не швырнуть в эту харю тяжелую пепельницу, стоящую на тумбе.

Он понял, снова слез, и, подпрыгнув, схватил меня за волосы, с дикой силой пригнул, стукнув лбом о свое колено и, заставив стать на карачки, уселся верхом.

– Вот так! Вот так! А иначе – сдохнешь! Мне стоит только нажать одну клавишу и твое тулово расплавится, как воск в печке. Стечешь в ботинки, тварь. А ну! Пошла! Вези, корова.

Он с силой вонзил мне в бок что-то острое и я пошла. Медленно, глотая слёзы я поползла на четвереньках, с трудом стараясь не распластаться под свинцовым весом этой скотины.

– Ладно! Хватит! Думаю, мы друг друга поняли. Завтра ты уезжаешь отсюда в свой дом. Дом твой недалеко от Сочи, в горах. Бабло на счету.

Он слез с меня и даже помог встать, протянув шершавую ладонь, похожую на срез дерева. Я по-прежнему глотала слезы, давясь от обиды и безысходности.

– Не нюнь. Там, за оградой клиники такое дерьмо, какого ты даже не представляешь. Мор, смерть и вонь. Страх и отчаянье. А ты – в шоколаде. Пока хорошая девочка.

Я, наконец, успокоилась и стояла дура-дурой, не зная куда девать руки. Потом поклонилась зачем-то и поплелась к дверям.

– И да! Лида. С тобой поедет Армен. Это твой охранник, сожитель, душеприказчик, короче – твое все. Познакомишься завтра. Иди.

Я выползла в коридор и тихонько прикрыла тяжелую дверь.

Глава 10

Вещей было столько, что сумками забили весь салон крошечного микроавтобуса. У меня было такое чувство, что я смотрю кино, и в главной роли странная дама – без возраста, с хорошо уложенной пышной причёской, в темном длинном изысканном плаще и легких туфельках. Я эту даму внимательно рассмотрела в зеркале перед выходом из своего больничного особнячка и поняла – она, это не я. Уж больно холеная, ухоженная, но бледная, тоскливая, незнакомая. Чужим было всё – одежда, гаджеты, косметика, аксессуары – всё. И то, что будет дальше – тоже было чужим – невнятным, непонятным, страшным…

Я старалась не думать, но не думать не получалось, тем более, что все то, что мне сказали на последнем инструктаже не укладывалось в голове. Корова! Дойная! Именно это осознание себя не давало мне покоя.

– В любое время суток к тебе могут придти. Ты проверишь свой счет на предмет поступления суммы (та сумма, которую мне озвучили за дозу отделяемого, хранящегося в моем контейнере, наверное, позволила бы купить небольшой самолет) и, если она поступила, передашь шифр открытия. Шифр будет возникать сам в твоей голове, он будет каждый раз разный. Опорожнив контейнер, клиент получит желаемое, а ты переведешь на наш счет девяносто процентов. Десять – твои. Имея эти десять ты станешь постепенно богатейшей женщиной страны. Если, конечно, не будешь дурить.

Это все однотонно долбил информатор – квадратный дядька, под два метра ростом с серой кожей топором вырубленной морды, вонючим дыханием из морщинистого рта и змеиными глазками из под чешуйчатых век и взглядом – быстрым и острым, как укус. Поговаривали, что он по совместительству патологоанатом и могильщик, но это были так – лишь слухи.

– А будешь дурой… Короче, быть дурой не советую.

Погрузка моего скарба закончилась, а этого самого Армена все не было. Солнце уже садилось за высокие больничные ели, моё изнеможение от ожидания стало непереносимым, я дергалась, у меня даже всё чесалось и жгло – как будто я упала в крапивные заросли, шофёр дремал, уронив голову на руль, а ничего не происходило.