Малышка насупила бровки и очень сертьезно кивнула. Она его поняла, а я нет.

— Зачем? Это что новая разновидность домашнего ареста?

— О Аллах, дай мне сил вытерпеть глупость этой русской женщины!

Повернулся ко мне.

— Сегодня ты наживешь себе столько врагов сколько не снилось никому в этой семье. Я пытаюсь уберечь тебя от зависти и ненависти, которая на тебя обрушится.

Я пока что решительно его не понимала. Но если он считает, что так надо ради Бога. Напоминает мне о Екатерине Медичи или семейке Боджиа. Но мы же не в том веке живем.

* * *

Если я тот дом, в который привез меня Аднан посчитала красивым, то этот мне показался дворцом. Мне даже захотелось зажмуриться и спрятаться куда-то.

Маленькая Настя Елисеева не может находится в таком дворце, она в жизни не видела ничего подобного. Мы шли вперед к высоким мраморным колоннам, поддерживающим свод самого дворца (я не могла называть это строение иначе… ни одно другое слово не передало бы этого великолепия). Несмотря на панический ужас перед встречей со знаменитым семейством я все равно осматривалась по сторонам не в силах сдержать своего восхищения.

Под ногами зеркальные плиты, в которых отражались я и Рамиль, низ здания вымощен блестящим черным камнем, контрастирующим с белым. Все безупречно гладкое, как зеркала.

— Ааа…

— Аднан? Он уже здесь. Семья всегда вначале встречается в первой зале. Еще до прихода гостей. Таков обычай в этом доме. Особенно когда кто-то приезжает после долгого отсутствия.

Звучало очень устрашающе я никогда не видела ничего подобного и не сталкивалась с таким. Зачем Аднан привез меня сюда в качестве кого. Как он меня им представит? Как свою любовницу? Наложницу? Разве это не позор?

Внутри нарастала паника. Я не представляла, что меня здесь ждет. Какие правила и законы в этой семье?

Рамиль молчал он вел меня по тонким белоснежным коврам с черными орнаментами по краям в сторону длинного, узкого коридора, освещенного тысячами хрустальных небольших люстр, сделанных в форме подсвечников.

Коридор казался бесконечным, он извивался змеей, вокруг толстых колон, словно лабиринт, внутри белых стен. Ни одного окна или дверей. Рамиль вывел меня в сад и мои глаза распахнулись еще шире. Слишком красиво и величественно, все увито мелкими декоративными розами и их цвета как пастельная радуга плавно переходит из одного в другой, оплетая скамейки, беседки и мелкие фонтаны, рассыпанные вокруг одного огромного фонтана в виде женщины с длинными волосами поднявшей руки к небу. И из ее ладоней фонтан распадался в разные стороны при этом само статуя не намокла. А ее ноги обвивали все те же розы.

— Это мать Аднана… Когда-то Кадир был так помешан на ней, что построил в ее честь фонтан и посадил эти розы. Она их любила.

Он развернул меня к себе за плечо.

— Для них для всех ты будешь олицетворением именно ее. Особенно для жен Кадира… которые ее ненавидели. Оставайся здесь. Я скоро вернусь…

Прежде чем я успела возразить он уже удалялся по узкой дорожке, а я так и осталась стоять у фонтана… Отчего-то вспомнилось и закрутилось в голове..

Опустошив огнем войны

Кавказу близкие страны

И селы мирные России,

В Тавриду возвратился хан

И в память горестной Марии

Воздвигнул мраморный фонтан,

В углу дворца уединенный.

Над ним крестом осенена

Магометанская луна

(Символ, конечно, дерзновенный,

Незнанья жалкая вина).

Есть надпись: едкими годами

Еще не сгладилась она.

За чуждыми ее чертами

Журчит во мраморе вода

И каплет хладными слезами,

Не умолкая никогда.

Так плачет мать во дни печали

О сыне, падшем на войне.

Младые девы в той стране

Преданье старины узнали,

И мрачный памятник оне

Фонтаном слез именовали. *1

— Не постыдился значит… шармуту свою к отцу в дом притащить.

Резко обернулась и встретилась взглядом с горящими глазами Заремы.

*1 — А. Пушкин «Бахчисарайский фонтан»

А вот и самая ядовитая из змей. Я внутренне подобралась и развернулась к ней лицом. Гордо вздернув подбородок смотрела на ту, кого сегодня Рамиль назвал единственной и законной женой Аднана. И мне казалось, что я уменьшаюсь в размерах, что я скукоживаюсь возле нее и становлюсь похожей на жалкую безделушку рядом с безумно красивой драгоценностью. Зарема выглядела именно так. Она сияла словно яркий невозможно дорогой камень в шикарной оправе. На ней было платье золотистого цвета, струящееся по воздуху и по плитам мягкими фалдами, а золотой цвет придавал ее смуглой коже такого же золотистого сияния, огромные миндалевидные глаза с длинными густо накрашенными ресницами оттеняли дерзкий, горящий пламенем взгляд, длинный нос с горбинкой не портил ее тонкого лица с широкими скулами, а лишь прибавлял ему изюминки тем более в сочетании с ярко-алыми полными, сочными губами.

Стройная, но с крутыми изгибами тела, пышной грудью …она могла вызывать только дикое восхищение и… такую же дикую зависть и ревность. Я смотрела на нее, и вся краска отхлынула от моего лица. Никогда мне не сравнится с ней и не стать на один уровень. Я рядом, как облезлая моль… и ОН никогда не променяет ее на меня. Возникло едчайшее желание бежать отсюда куда глаза глядят, только бы не видеть эту вызывающую красоту, не представлять, как Аднан страстно целует этот рот, как сдирает с нее одежду или берет ее прямо в ней… Как меня совсем недавно… в лифте. От одной мысли об этом захватило дух и ненависть затопила меня с головой — а потом он идет вот к этой звезде и исполняет свой супружеский долг. И это так мерзко…

Но я не посмела даже шаг назад сделать. Ни за что никто из них не дождется, чтобы я сломалась и позволила себя унижать. Выпрямила спину еще ровнее, продолжая пристально смотреть ей в глаза и не отводить своих. Не дождется. Слишком много чести. Может я не так красива и богата, но я ничем не хуже нее. И не моя вина, что меня принудили оказаться здесь и перейти ей дорогу.

— Что молчишь? Или язык проглотила? А может арабский забыла? Я слышала ты прекрасно его знаешь…

Она обошла меня со всех сторон, а я так же гордо смотрела впереди себя и когда она остановилась напротив меня, сложив тонкие руки на груди я усмехнулась и спросила:

— Не много ли чести для обычной шармуты узнавать о ней все, даже то на каких языках она изъясняется? Или это входит в обязанности законных жен?

Черные глаза вспыхнули и загорелись ненавистью такой силы, что я почувствовала ее на физическом уровне. Она не пугала, но пробуждала совершенно неприятные эмоции.

— В мои обязанности входит знать все что касается моего мужа. Это и отличает меня от скоротечных сучек, которые меняются как перчатки и думают, что им выпала несказанная удача, а на самом деле всего лишь сомнительная честь одноразово раздвинуть ноги перед сыном шейха.

Она продолжила обходить меня кругами… она нервничала, а мне это начало нравится. Если так нервничает значит не уверена в нем.

— Так стоит ли таких забот некто одноразовый? Или всегда есть страх, что временное может стать постоянным?

ЕЕ хождение кругами раздражало, но я скорей бы выцарапала себе глаза чем дала ей это понять. Но после моих слов Зарема остановилась.

— А ты я смотрю языкатая, да? — шагнула ко мне и процедила сквозь зубы- А язык можно и обрезать… никогда не думала об этом? Не думала, что длинные языки иногда очень болезненно укорачивают?

Я пожала плечами. Она меня совершенно не пугала. Эта женщина вызывала во мне совершенно другие эмоции, намного более сильные и мне это не нравилось.

— Нет, не думала. Покровительство Аднана ибн Кадира дает мне такое редчайшее и ценное преимущество — вверить заботу о себе в его сильные мужские руки. Пусть он позаботиться обо мне и о моей безопасности.

Я понимала, что дразню дикую и опасную тварь, но остановиться не могла. Склонить перед ней голову и колени означало признать ее выше себя. Ни за что и никогда! Как бы красиво она не выглядела… как бы не сверкала здесь глазами и не сжимала кулаки — ничто не дает ей право считать себя выше меня.

— Покровительство? — она рассмеялась и ее лицо при этом стало отталкивающе хищным, а красота какой-то животно-неприятной. — Оно так же скоротечно, как закат или рассвет. Ты надоешь ему еще быстрее — щелкнула пальцами у меня перед лицом, — и тогда у тебя не останется ничьего покровительства.

— Считаешь, что его покровительство — это предел мечтаний? Мне жаль ту женщину, чья жизнь зависит лишь от покровительства мужчины.

Она дернулась ко мне и прошипела:

— Никто за твою жизнь не даст и гроша, никто не позаботится о тебе, когда в его постель ляжет очередная шлюшка… и тогда ты пожалеешь, что родилась на свет. Последняя его игрушка осталась без глаза… случайно упала на штырь в саду. Ты знаешь где она теперь?

Я пожала плечами:

— А мне какое до нее дело? Я не законная жена и мне знать не положено, да и неинтересно.

Зарема сжала кулаки и приблизила свое лицо к моему. Я ее раздражала и явно выводила из равновесия. Она злилась… И это, наверное, хорошо, когда люди злятся они совершают ошибку.

— Откажи ему, — она схватила меня за руку и сильно сжала, — страстно зашептав и обжигая меня горячим дыханием, — воспротивься. Не подпускай к к себе. Он накажет, а я спасу! Клянусь спасу! Озолочу. В деньгах купаться будешь, к себе приближу! Не пожалеешь!

Возможно, будь я другой, будь я умнее, хитрее я должна была бы согласиться. Ведь это реальный шанс на спасение. Но это означало признать себя продажной… признать той, кем она меня назвала. А еще… это означало признать ее право на него, а этому отчего-то противилось все мое существо. Он не мог принадлежать этой женщине. Аднан не принадлежит никому.