— Аднан. Ибн Кадир. Ибн Кадииир жив.

— Да. Кос омак. Ибн Кадир жив, — заорал Аднан так, что у самого уши заложило, а он смотрел, внимательно вглядываясь в растерянные лица, в округлившиеся глаза воинов, и закричал. — Вы много лет жаждали их смерти. Вот они. Я привел их вам. Грызите их. Рвите их плоть и кости. Они ваши. Убийцы ваших отцов, братьев и матерей.

Выдернул нож и заколол одного из Асадовских, бросившегося на Аднана с диким воплем. Его кровь брызнула в лицо ибн Кадира, и он зарычал от удовольствия. Наконец-то первая кровь врага.

Вот он — час истины. Час расплаты, ради которого он терпел так долго, что, казалось, уже сам не верил, что это время придет.

— Кудрааат. Сукааа. Предатель, — орал Асад, увязнувший вместе с конем в песке, стараясь выбраться, выхватил ствол, пытаясь прицелиться, но кто-то выстрелил ему в руку, и он уронил оружие. — Тыыыы. Убиваешь безоружных и тех, кто не может дать тебе отпор. Трууус.

Вокруг началось месиво, самая настоящая бойня.

— За ибн Кадирааа, — орал кто-то, и его подхватывали другие. По телу бастарда прошла триумфальная дрожь, он с воплем бросился в самое пекло, резать и колоть, пробираясь к Асаду… расчищая себе дорогу к гниде, которую мечтал удавить так долго.

На волю вырвался сдерживаемый годами гнев и извечная ненависть к врагу, впитанная кожей еще с детства. Триумф и адреналин, жажда крови и запах смерти.

Мясорубка, напоминающая резню на скотобойне. Под вопли бедуинов, скрестившихся в самой жуткой битве.

Перерезал горло одному из людей Асада. Тому самому, который при нем убил парня из деревни ибн Кадира, когда тот наткнулся на их отряд.

Отшвырнув бездыханное тело, Аднан двигался в сторону самого главного врага, а когда добрался, протянул ему дуло карабина:

— Выбирайся. Ты сдохнешь не в песке. Я убью тебя лично.

Аднан швырнул нож Асаду, и тот поймал его на лету, все расступились, освобождая им место для боя.

Бен Фадх чуть пошатывался, сжимая оружие и перекидывая то в одну руку, то в другую, слегка пригнувшись. Внезапно бросился на ибн Кадира и промахнулся, но Аднан успел полоснуть его по спине. Асад резко обернулся, и их взгляды скрестились.

— Что, проклятый ублюдок? Думал, что обвел меня вокруг пальца? Я перережу тебе глотку, заберу твою суку и буду ее трахать во все дыры.

Еще один выпад, звон железа, скрежет лезвий, и они смотрят друг другу в глаза. Лезвие к лезвию.

— Я и так обвел тебя вокруг пальца. Я отымел тебя, Асад. Отымел в каждую из твоих дыр. Потому что ты тупой и самоуверенный идиот.

Оттолкнул ногой бен Фадха и нанес ему первую серьезную рану на предплечье.

— Твааарь. Ты грязная тварь. Честный воин не ведет нечестный бой.

— Нет нечестных боев, есть стратегия и тупые противники. Самоуверенные, напыщенные индюки. Честный воин не продает женщин и детей.

Асад снова бросился в бой, но Аднан увернулся от удара, лезвие ножа лишь слегка зацепило щеку ибн Кадира, распаляя еще большую ярость.

— Я ждал этого дня долгие годы. А ты… тот, кто сам не раз предавал, уверен в предательстве другого. Но в отличие от тебя, мразь, я не убиваю своих и не нарушаю клятву на крови… как ее нарушил ты и пошел против моего отца.

— Твой отец променял меня на суку… опачки, а сука та, кажется, была твоей матерью? Шармутка такая же, как и белобрысая? Это у вас семейное, да? Из-за шлюхи убивать своих?

— Шлюха та, кто тебя породила, — зарычал Аднан и пошел в атаку, нападая беспощадно, то с одной, то с другой стороны, распарывая ноги и руки Асада, лишая устойчивости. — Шлюха — это тот, кто за бабки продает своих. Не про тебя ли это?

Асад полоснул Аднана по руке и увернулся от ножа, который просвистел в миллиметре от его шеи.

— Я все делал для своих людей. А ты… ты, когда вернешься, что скажешь дома? Расскажешь, как трахал мою сестру и женился на ней, расскажешь о том, как выполнял мои приказы? Расскажешь о том, что вырезал своих, чтобы угодить мне?

Эти слова заставили кровь вскипеть, и Аднан с ревом вонзил нож в предплечье Асада, выдернул и, одним точным ударом порезал ему живот, тот схватился за рану и упал на колени. А Аднан зарычал у него над головой, хватая его за волосы, и заставляя выгнуться назад.

— Думаешь, я убивал своих людей? Думаешь, я вырезал деревни? Это декорации для тебя. За все нужно платить по счетам. Твое время пришло.

Вонзил нож по самую рукоять в грудь Асада.

— Смотри мне в глаза. Ты когда-нибудь видел смерть? Твоя смерть — это я.

Выдернул нож, зарычал, когда кровь Асада залила все вокруг, забрызгав лицо ибн Кадира.

— Отсечь ему голову. Я хочу отвезти трофей отцу. Остальных связать и загнать в пески. Солнце и жажда завершат начатое нами.

А сам вытер нож об рукав джалабеи и пошел к бархану быстрыми, широкими шагами. Тяжело дыша и думая только том, чтоб она оказалась там. Послушала его хотя бы раз.

Она была не одна. Там спрятались и другие женщины, включая и саму Фатиму, которую он приказал охранять одному из людей Шамаля. Убивать сестру Асада в его планы не входило. Он собирался объединить два враждующих лагеря, и брак с сестрой бен Фадха мог поспособствовать этому лучше, чем что-либо. Аднан хотел объединить народы Долины в единое целое. Это время пришло.

* * *

Он смотрел на песок, усеянный мертвыми телами, и чувствовал, как по лицу течет кровь и пот. Чуть прищурившись, подсчитывая, скольких потеряли, усмехаясь, вытирая кровь с лица ладонью, чувствуя, как ноют раны. Потом они будут болеть сильнее, а сейчас адреналин и дикий триумф заглушали все остальные чувства. Вот она, долгожданная победа, к которой он шел столько лет. Вот теперь можно возвращаться домой. Теперь он может гордо войти во дворец отца и провозгласить себя живым перед своей семьей и народом. На самом деле Кадир уже давно знал, что его сын жив. Знал о двойной игре и помогал организовать "нападения" на деревни с горой трупов. Отец дал ему последний шанс… и он этот шанс использовал на все сто. Если бы Аднан не жаждал победы всем своим существом и не бросил на ее алтарь все, она бы не случилась. Тот, кто уверен в своей силе, непременно победит. Вера сильнее меча, пули и топора. Вера — сворачивает горы.

Воины постепенно окружали Аднана со всех сторон, израненные и окровавленные, они смотрели на того, ради кого готовы были умереть с фанатичным блеском в глазах. Он вернулся, и вместе с ним вернулась уверенность в завтрашнем дне. Аднан влез на бархан, обвел их всех взглядом, и, подняв руку с ножом острием вверх, закричал:

— Аллах Акбар.

Вместе с победным рыком раздался и рев его воинов. Обождал, пока они успокоятся, и, шумно выдохнув, громко сказал:

— Да. Я жив. Я иду домой. Все вы теперь знаете, где я был, с кем, и знаете, зачем я это сделал. Возможно, вы меня осуждаете, кто-то из вас осуждает, возможно, не понимаете, но это не имеет никакого значения, потому что все мои действия привели нас к первой и долгожданной победе. Не важен метод — важен результат.

И посмотрел… посмотрел именно на нее. Стоящую там, внизу, смотрящую на него влажными глазами, сжимающую свою куфию дрожащими руками, и ветер треплет ее белые волосы, а ему невыносимо захотелось, чтоб рядом стояла… чтоб руками плечи ее сжимать, чтоб задыхаться от запаха ее волос и делить эту победу с ней… Так бы могло быть, если бы. Если бы она была верна ему и ждала.

Вместо этого он кивнул Фатиме, и та, придерживая джалабею, взобралась наверх, с недоверием оглядываясь по сторонам. Впилась в руку Аднана:

— Пощадиии.

Но он ее даже не слушал. Он снова повернулся к своим людям.

— У нас всегда говорили, что сыновья не отвечают за бесчестные поступки своих отцов, пока сами не обесчестили свое имя. Сестра не должна отвечать за бесчинства своего брата. Тем более женщина не отвечает за поступки мужчин. Фатима — моя жена. Будущая мать моих детей. И смотреть на нее вы должны, как на мою жену прежде всего. Она теперь принадлежит к семье Кадира, и ее дети будут носить мое имя.

Фатима упала на колени и с радостным воплем обняла его ноги, целуя руки и шепча:

— Муж мой… Господин мой.

Брезгливо скривился. Всего лишь несколько минут назад по его приказу обезглавили Асада. Его голова привязана в мешке к луке седла, в котором она поедет вместе с убийцей ее родного брата. Снова посмотрел на Настю, но ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, подбородок гордо вздернут, а по щекам текут слезы. Да. Он хотел этих слез. Все это ни черта не стоило, если ему не удалось причинить ей боль такую же, как она причинила ему. А может быть, и это очередная игра.

ГЛАВА 15

— Делаем привал перед Каиром. Все устали и есть раненые, — крикнул Аднан воинам и остановил отряд резким движением руки. — Шамаль, распорядись, чтоб разожгли костры, и выставить охрану по периметру. Возможно, пару шакалов отбились от стаи Асада и рыскают вокруг.

Посмотрел на Альшиту, сидящую впереди в его седле, и нахмурился. Она словно пребывала под гипнозом, в каком-то своем мире, в своих мыслях. Далекая от него и от всего, что происходило вокруг. Он инстинктивно втянул запах ее волос и почувствовал раздражение от мысли, что придется выпустить из объятий.

— Размести в отдельном шатре. Не с рабами. Выставить охрану. Отвечаешь головой за каждый волосок.

Удивленный взгляд и недоумение, а ему плевать. Пусть недоумевают. Это его дело, как и с кем обходиться. Никто не вправе даже помыслить осуждать действия своего господина и командира. Спустил Альшиту с седла и посмотрел, как она покорно уходит следом за Шамалем. Ощутил мерзкое чувство, будто рвутся канаты, будто отрывают ее от него. И так всегда, когда она удалялась. Ему постоянно хотелось, чтобы она была близко к нему, чтобы ощущать ее физически рядом.