— Да… я помню. Твоя вещь.

— Верно. Моя вещь.

— Уходииии.

Мы опустили головы, и я увидела, как малыш бьет и колет ногу Аднана мечом. Очень злобно, нахмурив точно так же брови и пытаясь столкнуть отца с места.

— Ты что, Джамаль, — вскрикнула я, испугавшись, что Аднан разозлится. — Нельзя так делать. Отдай меч.

Но Аднан опустился перед ним на корточки и переложил меч в маленькой ладошке совсем по-другому.

— Правильно сын. Женщин надо защищать. Только меч держи правильно. Вот так.

— Ты злой. Уходиии.

Поднялся в полный рост и посмотрел на меня, потом вложил мне коробочку в руку насильно.

— Я хочу, чтобы вечером ты это надела.

Он провел костяшками пальцев по моей щеке. Но в этот момент Джамаль изо всех сил начать его толкать.

— Не тлогаааай. Она моя.

Аднан снова раскатисто засмеялся, но потом серьезно посмотрел на сына.

— Нет. Она — моя. И тебе придется делиться. — потом поднял на меня потеплевший взгляд, все еще сохранивший следы нежности, после того как смотрел на сына. — Я соскучился по тебе, Альшита.

Его "соскучился" означало только одно, что он хочет секса, и от этого становилось невыносимо больно. Так больно, что хотелось заорать.

— А я нет.

— Я проверю.

Сказал таким голосом, от которого по коже все равно пошли мурашки. И перед глазами появились картинки, заставившие всю кровь прилить к лицу. Развернулся и пошел к дому. Такой огромный, как скала. Во всем белом. А я ощутила, как заныла каждая клеточка тела от тоски по нему и одновременно от отчаянья, что как раньше уже никогда не будет.

ГЛАВА 20

Любопытство это все же порок и самый ужасный, наверное, в человеке. Я и не была никогда особо любопытной, и сейчас нашла дырку в сетке, вовсе не потому что собиралась проникнуть в тот сарай с решетками на окнах. Я полезла за мячом. Джамаль плакал из-за него, а я обещала, что утром мы поиграем еще. И собиралась выполнить свое обещание. Конечно, у Джамаля было еще с десяток мячиков, но, как любой ребенок, он хотел именно тот, который нельзя достать. Буся точно такая же, как и он.

Я пробралась туда ближе к вечеру, когда слуги уже не сновали по заднему двору и скот был накормлен. Отыскать лазейку не составило труда. Кто-то, видать, уже пробирался через решетку, и в самом конце, у столба я нашла переплетенную проволокой дырку. Ее было не видно невооруженным глазом, но если хорошо поискать… а хорошо искать я умела. Просочившись на запрещенную территорию, я осмотрелась по сторонам и пробралась к мячику. Он валялся как раз у стены сарая. Подняв, хотела уйти, но… тут меня накрыло любопытством. Просто посмотреть в окно. Увидеть, что скрывает на заднем дворе Кадир и сам Аднан. Это как вдруг увидеть чужие скелеты в шкафу или заглянуть за шторку, когда никто не видит. Я снова осмотрелась по сторонам и, вцепившись в решетку, стала на носочки, пытаясь рассмотреть, что прячут в этом здании.

И меня словно кто-то ударил по затылку, словно оглушил на секунду, и все тело парализовало на какие-то мгновения. Я увидела там Рифата. Полураздетого, заросшего, сидящего на цепи, как дикое животное. Из-за меня. Судорожно втянув воздух, я всматривалась в его силуэт у стены. Он сидел на полу, запрокинув голову, и, кажется, спал. Возле него валялась железная миска и кружка. Обе пустые. Он, наверное, изнемогает от жажды и голода. Я ударила в окно, и он вздрогнул, вначале сощурившись посмотрел на меня, а потом резко подскочил к решетке и прижался лбом к стеклу. Узнал. А у меня засаднило в горле и запекло в глазах. Моя вина, что он здесь. Моя вина, что Аднан так жестоко его наказал. Я должна что-то сделать. Я должна ему помочь. Хоть как-то. Хотя бы еды принести и воды. Освободить я его вряд ли смогу. Но помочь, просто накормить.

Я быстрым шагом шла в сторону дома, стараясь не оглядываться назад. Лихорадочно думая, каким образом я могу достать ключ от этого места. Где мне его взять. Пока вдруг от ужаса ноги не подкосились — я увидела Аднана, от отпер калитку и быстрым шагом направился к сараю. Я метнулась за какое-то маленькое подсобное здание и притаилась, кусая губы и закрывая глаза, и умоляя Бога, чтоб меня не заметили.

Я не слышала, о чем они говорят. До меня доносился голос Аднана и так же голос Рифата, но слова было невозможно разобрать. Подобраться ближе к сараю и подслушать я не рискнула. Аднан не закрыл за собой калитку, и пока никто не видит, я могла быстро и незаметно проскользнуть в дом. Я думала о том, что ночью ибн Кадир придет ко мне…

* * *

Впервые за долгое время пребывания в этом доме я стояла у зеркала и смотрела на свое отражение. Иногда мне не верилось, что это я там во всех этих шелковых одеждах, хиджабе. Мне кажется, я свои волосы не видела тысячу лет и сейчас, когда распустила их, не верилось, что они так отросли. После "смерти" Аднана я обрезала их довольно коротко. Чуть выше плеч. Но за время его отсутствия и за время моего пребывания здесь они отросли и теперь спускались ниже лопаток. Тонкая ткань джалабеи обрисовала мое обнаженное тело все еще чуть влажное после душа. Я протянула руку за бархатной коробочкой, открыла ее и выдохнула, когда увидела подарок — нежнейшая цепочка с крупными звеньями из белого золота, украшенная подвеской в виде большой снежинки из мелких драгоценных камней, сплетенных хаотичным узором, как у настоящей снежинки. Я никогда не видела ничего красивее этого. Дрожащими руками поднесла украшение к своей шее и приложила к коже, глядя на свое отражение. В эту секунду дверь открылась, и я увидела Аднана через зеркало. Он закрыл ее за собой и медленно направился ко мне. Подошел и остановился сзади. Провел пальцами по моим волосам, убирая их и трогая мой затылок. Потом взял из моих рук концы цепочки и застегнул ее на мне. Потянулся к золотистым тесемкам джалабеи, дернул за них и спустил ее с моих плеч, давая ткани заскользить по моему телу, зацепиться за кончики груди и соскользнуть вниз, мягко опустившись к моим ногам.

— Эти камни блестят на твоей белоснежной коже так же, как искрится снег на солнце. Твое тело… — повел костяшками пальцев по позвоночнику, заставляя чуть прогнуться, — это снег, а камни — это искры.

Заворожено смотрит на меня через стекло, а я ощущаю, как этот взгляд обжигает меня, покалывает острыми тонкими иголками возбуждения. Аднан расстегнул цепочку и потянул за один конец так, что металл заскользил по коже. Повел звеньями вниз, вызывая мурашки по всему телу и задевая соски, и я ощутила, как от напряжения задрожало все мое тело, как отяжелели веки и пальцы впились в край комода.

— Ждала меня? — наклонился к моему уху и очертил мочку кончиком языка.

Я ничего не ответила, а он повел цепочку ниже по животу и перехватил так, что она заскользила у меня между ног, заставив затрястись и напрячься всем телом, впиваясь взглядом в собственное отражение и ощущая насколько мне нечем дышать.

— Не важно — ждала или нет. Посмотри мне в глаза.

И дернул цепочку назад, заставляя меня взвиться и запрокинуть голову от сильного ощущения скользящих по нежной плоти звеньев цепочки. Я словно прочувствовала каждое из них, прочувствовала, как они прошлись по мгновенно запульсировавшему узелку между складками и как стало там горячо. Смотрю ему в глаза, а взгляд плывет, затуманивается, я словно опьянела и уже не принадлежу сама себе. Только его глаза и движение маленьких звеньев там внизу. В одну сторону и в другую. Все сильнее и быстрее, вырывая из моей груди короткие всхлипы, переходящие в бесстыжие стоны. Не могу отпустить его взгляд, а он его держит своими зелеными дьявольскими глазами, не прекращая пытку. Пока первые волны не проходят по всему телу, и трение не становится невыносимым, кажется, эта цепочка влезла мне под кожу и дразнит, сводит с ума, но недостаточно для того чтобы дать облегчение.

— Больно, — хрипло шепчет мне на ухо, — больно и сладко. Эта боль отражается в твоих глазах, Альшита.

Отпустил конец цепочки и сжал мою грудь всей ладонью, а потом потянул за напряженный и твердый сосок, одновременно с этим прижимая пальцами цепочку к моей плоти и уже растирая ею с сильным нажимом, перебирая пальцами, усиливая ощущения, заставляя меня открыть рот в немом вопле, закатить глаза и, задрожав всем телом, громко закричать, ощущая, как грубо и в то же время адски чувствительно его пальцы вдавливают в мою плоть металл, скользя им по пульсирующему и дергающемуся клитору, и тут же вместе с цепочкой врываются сзади внутрь, растягивая стенки лона, продлевая агонию, делая ее невыносимо острой, и меня всю трясет от сумасшедшего наслаждения. А он не останавливается. Как будто насыщается моими судорогами, и я чувствую, как каменеет низ живота, как все сжимается от судорог, как тесно обхватываю его пальцы изнутри, сокращаясь, продолжая срываться в бездну, откинув голову назад, ему на грудь.

Я слышу, как Аднан стонет мне в унисон, как толкаются внутри меня его пальцы. Дает мне время прийти в себя и медленно достает их из меня, а я, едва приоткрыв глаза, еле стою на ногах, впившись скрюченными пальцами в зеркало.

Аднан быстро ставит мою ногу коленом на край комода, а влажная от моих соков цепочка оставляет след на моей коже, скользит от живота вверх к шее, пока он не обхватывает ею мое горло, и резким толчком не входит в меня, вырывая из горла хриплый стон. Стонет сам вместе со мной. Я вижу, как широко распахнулись мои глаза, а его, наоборот, закатились от удовольствия. Теперь звенья цепочки впились в мою кожу на шее, причиняя легкую боль, но это делает удовольствие еще более острым, пошлым и таким грязным, что мне кажется, мои щеки сейчас взорвутся от прилившей к ним крови.

Он толкается внутри быстро и яростно. А у меня дрожит все тело от бессилия и от нежелания больше сопротивляться. Врывается в меня резко. На всю длину. И от его гортанных стонов опять сводит низ живота судорогами не остывающего возбуждения. Набирает бешеный темп, и я вижу его позади себя. Взмокшее, озверевшее от похоти, до безумия красивое животное. Лицо, искаженное страстью, блестящее от пота, приоткрытый рот с чуть подрагивающей верхней губой и рука на моем животе, впечатавшаяся в белую кожу. Вздувшиеся на запястье вены. Его пальцы еще блестят после того, как побывали во мне, и на них свисает цепочка, а подвеска дергается в унисон диким толчкам у меня между ног. Входит глубоко и сильно. Так резко, что кажется, у меня разноцветные точки прыгают перед глазами и по венам струится наслаждение, такое едкое и противоречивое, а новый оргазм вспарывает кожу, заставляя забиться в его руках, закричать, изгибаясь назад, чувствуя, как впился губами и зубами мне в затылок. Сильными судорогами сжимаюсь вокруг его члена, и он врывается сильнее, мощнее, в одном ритме. Я словно теряю сознание от невыносимого наслаждения. И он мечется позади меня, не похож на человека, он прекрасней, он ослепительней и до ужаса прекрасней. Все эти шрамы на теле и на лице… ни один из них не испортил его. А лишь добавил этого животного магнетизма в его первобытную красоту. Чувствую, как содрогается, как сдавливает мое тело, прижимая меня спиной к своей взмокшей от пота джалабее и к каменной груди под ней. Не сдерживается, кричит, изливаясь внутри меня, и я не могу разобрать, что он шепчет мне на ухо. Рвано, обрывками слов, и от них меня слепит удовольствием еще сильнее.