Возник соблазн заночевать здесь у дерева. Отдохнуть и выспаться наконец-то без страха, что меня раздерут на части. Меня начало клонить в сон и глаза закрывались сами собой от усталости. Я даже не знаю сколько я прошла потому что солнце уже было не в зените, а скатывалось все ниже и ниже. Я надеялась, что мне все же удалось уйти как можно дальше и меня никто не ищет. Впрочем, если честно я даже не сомневалась, что по моему следу кто-то пойдет. Я не настолько важная персона чтобы меня преследовали или искали в песках. Тем более бедуин дал мне это ясно понять — никто и ничто. Я начала погружаться в сон. Мне даже успел присниться дом, и мама на берегу реки она махала мне рукой, словно прощаясь, а я металась на каком-то плоту и кричала ей что вернусь, что обязательно переплыву эту реку и вернусь домой. А она плакала и вытирала лицо платком.

Из сна меня выдернул вой. Я резко распахнула глаза и прижалась к стволу дерева, чувствуя, как на затылке начинают шевелиться волосы. Сумерки уже опустились на пустыню, и я вдруг поняла, что совсем скоро меня окружит кромешная тьма. Вой раздался снова теперь уже ближе и с нескольких сторон. Я застыла, сжимая в руках флягу и в отчаянии понимая, что это волки или шакалы.

Они бежали рысцой, чуть пригнув головы с разных сторон, останавливались, подвывали, видимо призывая друг друга. Их глаза поблескивали то тут, то там заставляя меня от ужаса цепенеть и покрываться холодным потом. Нащупала на песке палку сухую, трухлявую. Кого я ею отгоню? Тут же ужасно пожалела, что не взяла нож Аднана в палатке, но в тот момент я находилась в каком-то помешательстве, под воздействием паники и просто дикого животного желания бежать из плена бедуинов. Шакалы окружали меня со всех сторон, они видели, что я одна и, наверное, чувствовали, что слаба и боюсь. С таким количеством я не справлюсь. Тяжело дыша я смотрела на них и мысленно молилась, хотя молиться было уже поздно я сама виновата. Моя смерть будет ужасной и мучительной… Они сожрут меня живьем. Когда несколько шакалов побежали в мою сторону, издавая низкое рычание, я зажмурилась, всхлипывая и сжимая руками палку…а потом низкий рокот перекрыл рычание шакалов, и я в удивлении распахнула глаза. Пригнув уши, твари разбредались в разные стороны, но один из них все же прыгнул ко мне, и я увидела, как на лету в вместе с ним в воздухе словно пролетел большой зверь, он впился шакалу в горло. Раздался писклявый скулеж и приближающийся топот копыт. Тяжело дыша и сжимая палку, я смотрела, как Анмар треплет шакала раздирая на куски и понимала, что совсем скоро появится его хозяин.

Я не знаю, что испытывала в этот момент…но, наверное, все же не облегчение, а еще больший панический ужас. Жалкие зверьки ничто в сравнении с тем, кто все же рыскал по пустыне и искал меня. Я вскочила на ноги и побежала. Это был какой-то непреодолимый порыв на уровне инстинктов. На уровне примитивного желания скрыться, спастись. Но далеко я не пробежала, споткнулась о сухую корягу, растянулась на песке, тут же переворачиваясь на спину и отползая назад от надвигающейся мощной фигуры Аднана ибн Кадира. В полумраке я видела лишь его белую куфию и блестящие белки глаз. Он в два шага преодолел расстояние между нами и схватил меня за волосы, поднимая на ноги и заставляя потянуться за его рукой. Мне казалось он сдерет с меня скальп вот так голыми руками. Бедуин тяжело дышал мне в лицо и не произносил ни слова, смотрел мне в глаза, встряхивая рукой так, что я вся дергалась словно мешок с тряпьем. Его ярость ощущалась на уровне инстинктов, впитывалась с каждым выдохом мне под кожу. Приподняла веки и задохнулась, увидев налитые кровью глаза и искривленное в гримасе злобы лицо. Несколько секунд еще дышал на меня, потом швырнул в песок, так что я упала на четвереньки и прежде чем успела опомниться в воздухе что-то засвистело, а потом обожгло мне спину дикой болью, я поползла уворачиваясь, но свист раздался еще раз и снова боль от которой потемнело в глазах и еще один удар от которого я растянулась на животе и в рот забился песок. Тяжело дыша, захлебываясь стонами от боли и от ожидания еще одного удара я зажмурилась и сгребла в кулаки песок, шепча:

— Не надо…не надо, пожалуйста.

Бедуин поднял меня за шкирку и снова притянул к себе, поднимая мое лицо рукоятью хлыста, которым только что бил меня. А я всхлипывала, не открывая глаз и стараясь не разрыдаться от боли от бессилия, от отчаянного ужаса, чувствуя, как по щекам катятся слезы.

— Побег приравнивается к измене. Ты знаешь, КАК у нас казнят неверных женщин?

— Казни. — прохрипела я, не глядя на него и чувствуя, как жжет от ударов кожу на спине. — лучше смерть, чем быть твоей вещью.

— Зачем так быстро казнить? — зло усмехаясь, словно его задели мои слова и показывая мне свои ровные белые зубы. Жуткое чудовище в облике человека, возомнившее себя богом, — Это слишком скучно. Я уже говорил, что быструю смерть нужно заслужить. Я накажу тебя, Альшита. В этот раз. Накажу так, что ты навсегда запомнишь, что значит сбегать от хозяина.

Притянул к себе поглаживая мою щеку жесткой кожей хлыста.

— Более того — ты не никогда не сможешь этого забыть!

Прорычал мне прямо в лицо и мне показалось, что у меня задрожали даже кончики волос. Наверное, лучше бы шакалы разодрали мое тело на части.

ГЛАВА 8

Он приволок меня обратно в лагерь, снова швырнув поперек седла. Меня слегка подташнивало о мысли какие раны остались на моей спине от его плетки. Я могла упасть в обморок, когда резалась ножом и то слегка, а от понимания что там остались свежие рубцы у меня пекло в горле. Те места горели огнем и я с ужасом думала о том, что нужно будет шевелиться и куда-то идти. В голове пульсировали его последние слова и становилось все страшнее, я ни сколько не сомневалась, что он сдержит свое слово и меня ждет что-то жуткое в лагере. Но я даже представить не могла что именно этот зверь для меня приготовил. Моей фантазии на это не хватало, и я не знаю, что лучше уметь представлять или как я с ума сходить от неизвестности.

Спешившись ибн Кадир стащил меня с лошади и швырнул на колени перед ожидавшими его воинами с Рифатом во главе. Лагеря уже и не было. Костры затушили и присыпали песком, лошади ожидали навьюченные. Люди ибн Кадира были готовы отправиться в путь и …и они ждали лишь нас. Как долго? Я не имела представления.

Едва взглянув на них, вздрогнула. когда прочла в их глазах жажду крови и яростную похоть…они все чего-то с предвкушением ждали. Аднан связал мне руки веревкой за спиной и толкнул меня, а затылок вперед, едва я попыталась встать. Мне вдруг стало страшно, что меня закидают камнями, хотя я не видела поблизости ни одного.

Услышала шепот Рифата:

— Очень долго. Мы с утра готовы к отъезду. Люди голодны и злы на тебя, брат. Мы задержались еще на сутки. Отдай ее им на растерзание и…

— Я не помню, чтоб назначал тебя моим советником. Принеси тавро для лошадей и раскали его на огне.

Я смотрела на столпившихся вокруг меня мужчин и дрожала от страха и от наступившего холода. Адское место днем палит солнце, а ночью может появиться иней на деревьях. Я в преисподней, на самом дне мира. Здесь нет людей только животные, которым плевать на себе подобных, и они выживают за счет друг друга. Меня охватывало панической тоской, словно предчувствием. Больше всего я боялась, что он послушает Рифата и отдаст меня толпе. Лучше смерть. Лучше пытки и мучения, чем быть отданной на расправу десяткам голодных дикарей, которые разорвут меня на части. Я никогда после этого не оправлюсь. Я перережу себе горло если он так поступит со мной. И мне все еще не верилось, что я не в затяжном кошмаре…не верилось, что где-то есть такие варвары, которые могут унижать человека и бросать на колени, тем более женщину. Но этот мир и не был вовсе миром — это какая-то чудовищная изнанка цивилизации. Я закричала ему в лицо по-русски:

— Ты можешь сколько угодно ставить меня на колени, сколько угодно наказывать, но я никогда не стану твоей вещью и если мне представится возможность я убегу от тебя снова или всажу тебе нож в спину!

На его губах появилась ухмылка, которая совершенно не тронула глаза безумного цвета, ядовитого и насыщенного, смотревшие на меня все с той же яростью, как и там в пустыне. Я помнила, что он сказал о побеге. И мне становилось не по себе от мысли, что они могут и правда так поступить со мной. Смотрела на него и не верила всему что происходит — ведь он такой красивый в бликах разведенного костра, как отлитая из бронзы статуя и в то же время внутри этой красоты кишели черви, и тьма пустила свои корни. Я видела ее в этом взгляде — жажду чужой боли. Моей боли. И за то, что сбежала и за каждое слово, что сказала ему сейчас он заставит меня харкать кровью.

— Ты ошибаешься, Альшита, ты — моя вещь. И теперь об этом будет знать каждый, кто приблизится к тебе. Если вообще осмелится на это. Запомни в этом мире никто и никого ничему не учит. Все познается болью или смертью. Каждая ошибка имеет последствия…Думай, прежде чем говорить и что-то делать. Иначе я тебя сломаю, и ты будешь подчиняться не разуму, а инстинктам…

Крикнул по-арабски:

— Держи ее, Рифат.

В ту же секунду в мои волосы впились чьи-то пальцы, и кто-то насильно наклонил мою голову назад. Я увидела, как один из шакалов ибн Кадира нагревает на огне железный штырь с какой-то печатью на конце. Ее лижут языки пламени, и она вся раскалилась добела. О нет, Господи, нет. Они заклеймят меня? Как скот? Как…его лошадей?

— Не надо…пожалуйста. Не надо. Я же человек…как вы можете?

Ибн Кадир взял штырь из рук своего человека и приблизился ко мне.

— Не человек. Ты — моя собственность до человека нужно дорасти. А отношение, как к человеку, заслужить. Каждый раз, когда я буду возвращать тебя обратно на твоем теле будет выжжена первая буква моего имени. Как на моем скоте, оружии и одежде. Когда на тебе не останется живого места я срежу старое клеймо и поставлю новое. Я везде тебя найду — здесь мое царство и мои владения.