— Я просто проходил мимо. Нес ковер господину Рифату. Я ничего не видел. Аллахом клянусь.

— Поганый лжец еще раз поклянешься, и я отрежу тебе язык.

— Пощади, прошу. Не наказывай. Я ничего не видел. Я не успел…

— Выбирай правый или левый? Если не выберешь я выколю оба!

— Пожалуйста…не надо. У меня только недавно сын родился…я в город езжу работаю, чтобы семью кормить пятеро ведь у меня. Ты же знаешь жену мою Абиду дочку бен Гафура. Прошу тебя, о мой великодушный господин, пощади. Я ничего не успел увидеть. Умоляю тебя!

— Правый или левый? Каким глазом смотрел на мою женщину?

Тяжело дыша смотрела перед собой впившись в края чана и чувствуя, как сжимается сердце. Я уже поняла, что там происходит. И поняла, что именно заставляет выбрать Аднан. Вылезла из чана, натянула на мокрое тело грязную джалабею и выбежала наружу. Перед Аднаном на коленях стоял мужчина, он то молитвенно складывал руки, то пытаясь схватить ибн Кадира за край штанов. Но тот оттолкнул от себя мужчину и схватив его за затылок направил лезвие ножа ему в лицо.

— Правый или левый?

— Аднан, пожалуйста, не надо.

Обернулся и я пожалела, что вообще родилась на свет, что вообще существую. Бешеный взгляд, совершенно невменяемого безумца.

— Вон пошла! — взревел так, что я от страха чуть не упала и забежала обратно в шалаш. Так и стояла, прижав руки к груди и тяжело дыша.

— Левый, — обреченный хрип и крик от которого кровь в венах застыла, я сама беззвучно закричала и закрыла рот обеими руками. Он все же чудовище. Жуткое, безжалостное и жестокое чудовище. Только кажется благородным, а на самом деле это лютый зверь и узурпатор, который получил в свои руки власть и творит что попало. Когда он вошел в шалаш и швырнул окровавленный нож на ковер. Я попятилась назад так и зажимая рот двумя руками. К горлу подступила тошнота от понимания, что он только что этим ножом совершил.

— Никогда и ничего не делай без моего ведома, Альшита. Кто говорил тебе принимать ванну?

Я молчала и смотрела на его лицо с этим страшным взглядом, который резал пострашнее его кинжала.

— Вода была приготовлена на вечер.

Сделал шаг ко мне, а я в ужасе выставила вперед руку.

— Наши женщины не снимают с себя всю одежду, когда принимают ванну во избежание быть увиденной кем-то кроме своего мужа. Ты должна была дождаться меня, но ты как всегда поступила по-своему.

Сделал еще один шаг ко мне.

— И если бы ты не решила вмешаться, то я бы пощадил этого несчастного идиота, потому что ты мне не жена, а моя шармута.

Еще два шага, и я прислонилась к стене, тяжело дыша и перебирая мокрыми босыми ногами на месте.

— Из-за тебя он лишился левого глаза…потому что ни одна шлюха не будет диктовать мне как поступить с тем, кто посмел проявить неуважение к моим вещам, а значит ко мне.

Остановился напротив меня и схватил мое лицо за подбородок.

— Тебе принесут новую чистую одежду и еду. Сиди здесь и не высовывайся. Я наведаюсь к тебе вечером перед ужином.

— А…а что делать мне?

Тихо спросила и осмелилась посмотреть в глаза.

— Ждать меня.

— Покажи мне деревню…я хочу видеть, как ты живешь?

Усмехнулся и сжал мой подбородок сильнее. Мне нравилось и в то же время очень сильно пугало, когда мы оставались наедине и Аднан был настолько близок ко мне.

— Я здесь не живу, но я сюда приезжаю. Мой дом в Каире…возможно, ты скоро его увидишь, если до этого не разозлишь меня, и я тебя не убью.

Звучало довольно обнадеживающе, но не настолько, чтоб напряжение отступило.

— Я хочу, чтоб ты была покорной этой ночью…посмотри на меня.

Заставил поднять голову и заглянуть в его невыносимые зеленые глаза.

— Я хочу сделать тебя своей.

— Шармутой?

Это вырвалось само, неожиданно, потому что крутилось на языке и жгло горло с того момента, как он снова меня так обозвал.

— Не важно кем…Альшитаааа…это не имеет никакого значения в данный момент. Ты как чистый лист, на котором я собираюсь рисовать.

— Рисовать или пачкать грязью?

Улыбка пропала с его лица, и он стиснул мои скулы с такой силой, что на глаза навернулись слезы.

— Ты девка, которую везли продавать в бордель, подаренная мне. Шлюха, которая стоила копейки. Ты считаешь, что ты слишком чистая для меня?

Тяжело дыша смотрела ему в глаза и чувствовала, как внутри поднимается ненависть яростная и клокочущая, как бурлящая лава.

— Да или нет?

— Да!

Оскалился мне в лицо, заставив невольно дернуться всем телом.

— Значит такова твоя участь потонуть и захлебнуться в грязи. Тебе уже никогда не отмыться, Альшита.

— Настя! — чувствуя, как слезы катятся из глаз, — Меня зовут Настя!

— Ты разве не поняла? Мне плевать как тебя звали. Своим вещам и животным я сам придумываю имена или клички. И впредь если осмелишься принять ванну раньше меня я окуну тебя в помойную яму.

* * *

Я слышала, как издалека доносится музыка, ритмичные удары по табле* вместе со звоном риков* мужские голоса и смех…женский. Довольно странно было себе представить, что бедуинские женщины будут смеяться там среди мужчин, но себе больше ничего не представляла я с ужасом ждала ночи, когда вернется Аднан и заставит меня быть покорной, как он сказал.

Только я не стану такой, как он хочет, а значит, возможно, не переживу эту ночь. Нет, я не думала о том, что Аднан меня убьет…но меня убьет насилие над моим телом, я не смогу этого пережить. Меня это сломает и от Насти уже ничего не останется. Она не сможет поднять голову и прокричать в лицо бедуина свое имя с такой вызывающей гордостью, как сегодня. А если я больше не смогу быть Настей….зачем мне вообще быть?

Я ходила по комнате измеряя ее углы шагами, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи и к лаю собак где-то вдалеке. Ко мне вошла какая-то женщина и расставила по полу свечи в глиняных подсвечниках. Она двигалась бесшумно и не смотрела на меня, а когда я ее окликнула даже не повернулась ко мне, а пулей выскочила из помещения и даже не прикрыла за собой своеобразную дверь. Если б она была христианкой, то, наверное, перекрестилась бы в ужасе…они знают кто я вот и относятся ко мне так презрительно. Потому что я продажная девка для мужских забав и недостойна их взглядов я уже молчу о том, чтобы заговорить со мной. Это ранило намного сильнее жестоких слов Аднана. Хотя, чем уже можно ранить пленницу, рабыню без имени и прошлого, которая не имеет права даже слово сказать только смириться со своей участью. Но самое страшное — это потерять уважение к себе, потерять свои воспоминания о доме, маме и об отце, о своей семье. Отречься от них. Лучше смерть…Не увидит он от меня покорности, не дождется, чтоб на колени стала и голову опустила, как их женщины. А принудит — руки на себя наложу.

Снаружи продолжала доносится музыка, смех и голоса. Женщины хохотали вызывающе громко и мне до зуда было любопытно, что там происходит. Я выглянула за приоткрытую дверь и прикрыв голову и лицо куфией вышла из шалаша. Прокралась у стены и затаившись посмотрела, что там происходит у костров. В начале не поверила своим глазам — на помосте, сколоченном из досок и обложенном кирпичом танцевали полуголые женщины в прозрачных шароварах, мужчины отбивали очень ритмичную мелодию, а женщины призывно крутили бедрами, выплясывая «танец живота» и позвякивая сагатами*3. Так вот как они развлекаются здесь в пустыне. И эти женщины явно не жительницы деревни. Тогда откуда они здесь взялись? Осмотрелась по сторонам и в глаза бросилось несколько джипов, стоящих под навесом. В контрасте с окружающей меня нищетой это вызывало шок, но я уже начала привыкать, что здесь все совсем не такое, каким кажется на первый взгляд. И бедуины возможно далеко не бедные люди, просто ценности и приоритеты у них совершенно другие, как и менталитет…это не значит, что мне не казалось все это дикостью, хотя в то же время возникало странное чувство внутри, как волнение и оно не утихало, а лишь набирало обороты. Особенно когда смотрела на мужчин у костра и увидела среди них Аднана. Он вальяжно развалился на подушках и курил кальян и даже издалека я видела его невероятно правильные черты лица и эту животную грацию, скрытую в небрежности движений, и я уже знала, как молниеносно двигается этот хищник и даже как профессионально он убивает.

Но сейчас Аднан был расслаблен он смотрел на выплясывающую перед ним девушку, она исполняла свой танец именно для него, крутилась вокруг, опускалась прямо в песок на колени, пощелкивая сагатами. Я не видела ее лица она скрыла его за прозрачной накидкой, но я видела ее гибкое смуглое, полуобнажённое тело. Каждое движение пронизано эротизмом и чувственностью. И он смотрит на нее, усмехаясь и потягивая кальян, выпуская струйки дыма из своих очень полных, резко очерченных губ.

Внутри что-то едва ощутимо кольнуло, когда он склонил голову на бок, явно наслаждаясь танцем и сочным телом, которым трясли у него прямо перед носом. Танцовщица упала на колени, бешено вращая бедрами и потряхивая грудями, ее длинные волосы метались по песку, а спина изогнулась в красивую дугу. Мужчины что-то громко сказали и Аднан засмеялся, продолжая смотреть на девушку тем взглядом от которого у меня самой подгибались колени и мурашки шли по коже.

Что ж возможно ему не потребуется моя покорность этой ночью. Эта танцовщица удовлетворит все его потребности. Какая разница какую шармуту трахать русскую или египетскую, или откуда там ему их привезли. И вдруг увидела как он поднялся с подушек, передал трубку Рифату и отряхнув от песка шаровары прошел мимо девушки, которая протянула вслед ему тонкие, увешанные браслетами руки и направился ко мне. У меня тут же дух захватило с бешеной силой, и я метнулась обратно в шалаш, чувствуя, как сердце бьется где-то в самом горле, как сильно оно сжимается то в ужасе…то все в том же странном волнении. А еще там, на грани где ненависть сплетается в смертельной схватке с диким желанием снова почувствовать его руки на своем теле. Распахнул дверь и повернулся ко мне…уже нет той улыбки, с которой смотрел на танцовщиц, нет того взгляда …зато есть другой от которого сердце бьется с утроенной силой и дышать нечем становится. Прикрыл дверь и двинулся ко мне, срывая на ходу куфию и стягивая джалабею через голову, отбрасывая ее в сторону. Заставляя меня шумно втянуть воздух от одного взгляда на его мускулистое очень темное тело без единого волоска на груди, разрисованное орнаментом, переплетающимся в замысловатые узоры. Кожа лоснится, блестит в блеске от множества свечей, расставленных по полу. Приблизился почти вплотную и потянул за край куфии, открывая мое лицо у усмехаясь уголком невероятно чувственного рта. Неожиданно привлек меня к себе, взяв за руку чуть выше локтя.