— Что тебя больше смутило то что эти женщины танцевали для меня или то что ты подсматривала и нарушила мой приказ не выходить наружу без меня?

Смотрю на него снизу-вверх и кажусь себе какой-то маленькой, убогой, не похожей на тех танцовщиц…Так странно все это я вижу нищету, вижу, как живет его народ и при этом он все равно дает почувствовать насколько он выше меня и любого другого человека даже если бы тот был несметно богат.

И я против него ничто. Беспомощная и бесправная. И нет больше ни одного пути к отступлению.

— Я не подсматривала…мне хотелось выйти отсюда.

— Ты могла подождать меня, — а сам распускает мои волосы, расплетает косу, его пальцы неторопливые и очень проворные. Словно он не раз распускал женские волосы. — так что насчет покорности, Альшита?

Я ему не ответила…молча смотрела в ярко-зелёные глаза. Они казались мне ядовитыми и токсичными, они отбирали у меня желание сопротивляться и порабощали мою волю.

Вздрогнула, когда увидела, как темнеет его взгляд, превращаясь в из изумруда в мокрую листву дремучего леса или джунглей, где затаилась опасность. Он вдруг схватил меня за талию и посадил на один из стеллажей, опираясь на него обеими руками и выдыхая в мои дрожащие губы кипятком.

— Мне нужно наказать тебя за своеволие…каждый раз смотрю на тебя и понимаю, что должен три шкуры с тебя содрать и не могу. Что-то ты делаешь со мной, Альшита…что-то странное.

Его ладони заскользили по моим ногам, задирая подол джалабеи, по обеим сторонам от моих ног.

— Кожа гладкая…прозрачная и мои руки на ней черными пятнами. Как уголь на снегу.

Пальцы едва касаются кожи, вызывая дрожь во всем теле. Неправильную, ненавистную дрожь. Я не хочу ее испытывать по отношению к нему. Хотела отпрянуть, но он стал между моих ног и сильно сжал меня за поясницу, не давая увернуться или отпрянуть. Склонился вдруг к моей груди и прикусил сосок через ткань. От неожиданности я выгнулась назад, а он тут же обхватил мгновенно затвердевший кончик горячим жадным ртом и тут же ощутила, как что-то твердое уткнулось мне между ног и в низ живота.

Аднан потянул меня за волосы, заставляя прогнуться и запрокинуть голову назад, его губы и язык обжигали мою кожу, поднимаясь вверх, к ключицам, шее, подбородку, захватывая голодными губами кожу и покусывая, оставляя мокрые, зудящие от укуса следы, пока не набросился на мой рот, проникая в него языком, быстро, голодно, яростно и одновременно неожиданно касаясь кончиками пальцев влажной плоти внизу.

— Ненавидеть и вожделеть…трястись от страха и от желания заполучить от меня то что уже получала. Да, девочка-зима? Твой лед течет мне на пальцы.

Всхлипнула ему в губы, когда потер напряженный и пульсирующий узелок между набухшими складками плоти и услышала тихое рычание.

И тут же едкой волной протест…не покорюсь. Не стану его шармутой, не отдамся ему добровольно. Уперлась руками в его плечи и закричала:

— Нет!

От неожиданности он отпрянул, а я оттолкнула его от себя изо всех сил.

— Не течет! Я не хочу тебя всем своим естеством, я ненавижу все, что ты любишь, я чужая, мне не нравятся твои прикосновения, мне не нравишься ты…лучше умереть, чем стать покорной тебе.

Впервые я увидела, как побледнело, несмотря на смуглость его лицо, как вытянулись и заострились черты. Рот исказился в каком-то чудовищном оскале.

— А возьмешь насильно — я убью себя. Найду способ. Найду тысячи способов сдохнуть.

Тяжело дыша смотрит мне в глаза и я понимаю, что наверное именно так люди приговаривают себя к смерти…Он вдруг с рыком сгреб все что стояло рядом со мной на стеллаже и тряхнул его изо всех сил, замахнулся и я зажмурилась, услышала грохот и треск…а когда открыла глаза его уже не было в помещении.

Он вернулся под утро. Не один… с той самой танцовщицей. Я услышала ее смех и закрылась с головой тонким покрывалом, забившись в самый дальний угол.

Но я все слышала….слышала как она протяжно стонала и громко вскрикивала. Слышала его рычание и удары тела о тело. В нескольких метрах от меня. Он трахал ее. Не стесняясь моего присутствия, доказывая мне что я на самом деле ничто и никто… и меня попросту и нет вовсе.

Женщины громко вскрикивала, словно заходясь в стонах и всхлипах, а я смотрела в стену на узор ковра и чувствовала, как ненависть переплетается еще с чем-то до безумия ядовитым и разъедающим изнутри, как серная кислота. С чем-то намного сильнее ненависти и сильнее всего, что я когда-либо испытывала. Мне хотелось его убить…так же как и тогда в пустыне. Но сейчас мне это желание жгло глаза и я кусала губы, чтобы не позволить себе заплакать…

ГЛАВА 15

Меня разбудили громкие крики. Вопли, от которых кровь стыла в жилах и сердце от страха сжалось с такой силой, что я подскочила на подушках лихорадочно оглядываясь по сторонам. Глаза опухли от слез и теперь с трудом открывались. Я не помнила, как уснула…помнила только, что она ушла. Девка та-танцовщица. Он не оставил ее рядом. Но легче от этого не стало кислота внутри разлилась и продолжила жечь в груди под ребрами. Помнила, как Аднан вышел из хижины и слышала, как он о чем-то говорит с Рифатом, они собрались проверить северную дорогу у каких-то камней, а потом я видимо уснула.

Сейчас снаружи творилось что-то ненормальное, словно ад разверзся за хлипкими стенами сарая, и я в панике вначале бросилась к двери, но едва хотела ее распахнуть, как на нее кто-то навалился спиной с низким хрипом и через связанные между собой палки, просочилась кровь, она стекала на пол, собиралась в лужицу, а я пятилась назад, чувствуя, как вопль ужаса застрял прямо в горле, но закричать так и не могу, все клокочет внутри, адреналин зашкаливает и шипя носится по венам. Расширенными глазами смотрю на то, как темно-бордовая вязкая жидкость растекается по ковру и не могу избавиться от шокового оцепенения. Я с трудом понимала, что кричат там снаружи, но на деревню напали и я уже немного разбираясь во всем происходящем понимала, что скорей всего это тот самый Асад, который так хотел меня выкрасть, чтобы продать по частям мое тело. Месть за смерть его людей и за то, что меня ему не отдали и не променяли на воинов. Только от мыслей об этом не легче и я словно в дурном фильме, которые так любила смотреть моя мама и так хочется в ужасе забиться в угол, зажмуриться и кричать «мамочка, мне плохой сон приснился, спаси меня, мамочкааа». Стать вдруг маленькой и надеяться, что вот она войдет в комнату и включит свет, прижмет к себе укачивая и нет ничего на самом деле. Ни пустыни проклятой, ни бедуинов, ни бойни этой. В этом месте кошмары не кончаются они становятся только страшнее, смертоноснее, выматывающей. С каждым днем все глубже и глубже погружаешься в ад. И никакого света в конце тоннеля.

«Настенька, моя хорошая, ты чего испугалась? Мама рядом. Просыпайся, милая, открой глазки. Сон это. Слышишь? Просто сон дурной посмотри в окошко и скажи, как я тебя учила — куда ночь туда и сон».

Только я уже не проснусь, потому что теперь это моя реальность — вот этот хаос в пустыне и обратной дороги уже не будет. Никакой это не фильм и не сон. В окно вдруг залетел горящий факел и ковер вспыхнул ярким пламенем, огонь с бешеной скоростью перекинулся на стены. Я громко закричала и бросилась к двери, распахнула настежь и замерла на пороге — снаружи царил не просто ад там словно начался конец света и на песке валялись мертвые тела, истекающие кровью друг на друге, с жуткими гримасами на перекошенных лицах. От ужаса меня затошнило, ком подкатил к горлу, застрял где-то поперек, мешая дышать, мешая сказать хотя бы слово. Никогда в своей жизни я не видела, чего-то более ужасного, чем эта свалка мертвецов и громкие вопли и стоны, разносящиеся рядом, крики женщин, сводили с ума, хотелось зажмуриться и зажать уши руками. Я боялась представить, что с ними делают люди Асада…а потом вдруг поняла — они над мертвецами кричат. Сидят на песке и раскачиваются из стороны в сторону, а бойня рядом продолжается.

И мне вдруг стало страшно, что ЕГО убить могли. Я вскинула голову и принялась искать Аднана взглядом. Лихорадочно, в паническом отчаянии, разглядывая дерущихся людей, катающихся кубарем по песку и сцепившихся всадников, вонзающих в друг друга ножи. Ни одного выстрела — люди Асада просто жестоко вырезали всю деревню. Наверное, ибн Кадир уехал ночью к тем камням и тогда эти твари напали.

Я так и не нашла Аднана, не увидела его среди дерущихся, тяжело дыша начала рассматривать мертвецов и раненых на песке, борясь с подкатывающими волнами и с сжимающимся в камень желудком. С каждой секундой становилось все страшнее от того, что он мог оказаться среди этих тел. И это не просто ужас, не просто страх остаться без его защиты, а совершенно не понятное мне чувство безумного, надрывного отчаяния, что никогда больше не увижу этот дикий взгляд и не услышу хрипловатого низкого голоса так похожего на тихое рычание хищного зверя. Я сама не поняла, как громко закричала его имя, перекрикивая мужские голоса и ржание лошадей. Один из бедуинов вскинул голову и посмотрел прямо мне в глаза, а потом взмахнул кривым ножом, перерезая горло противнику, которого придавил к песку, и вытирая нож о грудь мертвеца, встал с колен. Он двинулся в мою сторону, а я с тихим криком бросилась бежать куда глаза глядят, виляя между домами, которые еще не успело охватить пламя.

Я должна спрятаться, затаиться, как он учил… а потом меня найдут. Он обязательно найдет. Но если он мертв моя жизнь больше ничего не стоит. Меня прикончат и это самое лучшее, что меня ждет. А еще могут продать по частям или отвезти к Асаду. Наверное, тогда все же лучше смерть. Взять один из ножей, валяющихся возле трупов и перерезать себе горло. Нет! Он жив! Он слишком сильный и ловкий, чтобы умереть. Я должна была в это верить иначе сошла бы с ума на месте от паники. Подхватила джалабею и побежала, подворачивая босые ноги к самому дальнему дому возле которого метался барашек, привязанный веревкой к колышку. Он издавал жалобные звуки, словно звал на помощь. Подбежала, чтобы развязать веревку, обернулась и всхлипнула от ужаса, когда увидела, что тот бедуин с окровавленным ножом в руке, выскочил из-за горящего дома, мне не удалось от него скрыться. И я кажется узнала его…он не из чужаков, я видела его в отряде Аднана. У меня хорошая память на лица. Я их прекрасно запоминаю.