— Не знаю…мне захотелось трогать твою кожу.

— Потому что она темная и не похожа на твою?

— Возможно… я не знаю почему.

— Знаешь…Ты трогала мои губы.

— Они очень мягкие и…красивые.

Несмело снова подняла на него взгляд и тут же чуть не задохнулась — он улыбался. Странно улыбался. Так, как никогда раньше, и эта улыбка совершенно преображала его лицо, стирая суровое выражение, смягчая черты, меняя взгляд. И он кажется мне в такой момент еще красивее. Настолько красивее, что хочется инстинктивно зажмуриться.

— Вспоминала, как я целовал тебя, Альшита?

Краска прилила к щекам, я почувствовала, как их обожгло, опалило и сердце снова гулко забилось в груди. Вспоминала. И даже губы в ответ заболели и скулы свело.

— Да, — едва слышно и не веря самой себе, что сказала это ему. Когда он находился от меня на безопасном расстоянии я гораздо лучше могла сопротивляться этого неправильному во всех отношениях влечению к человеку, который поработил меня и отобрал у меня даже право называться собственным именем.

Потянул к себе за руку, вынуждая наклониться ниже.

— Зачем вспоминать о том, что можно получить здесь и сейчас. Жизнь такая короткая и «здесь и сейчас» в ней еще бОльшая роскошь, чем воспоминания. Бери от нее все, что можешь и все что не можешь воруй, отрывай, выдирай с мясом…потому что нет ничего драгоценнее времени, Альшита. «Потом» может не быть никогда. «Потом» может перестать иметь значение или сбыться, но не для тебя. Только здесь и сейчас. Всегда. Запомни это.

Поднял руку и слегка поморщившись, видимо от боли в ране, тронул уже сам мои губы, рисуя контур точно так же, как я несколько минут назад. Впервые он касался меня настолько осторожно и ласково. Словно и сам наслаждался этими прикосновениями. Темная, болотная зелень его взгляда светлела, становясь прозрачной и меняя оттенок на изумруд. Провел костяшками чуть согнутых пальцев по моей скуле и удерживая за щеку ненавязчиво потянул к себе…я бы и не смогла сопротивляться. Я растворилась и совершенно запуталась в его взгляде. Почему-то сейчас он казался мне таким настоящим и…нежным. Какое несочетаемое слово с ибн Кадиром. Бедуинским шейхом, для которого человеческая жизнь не представляла ни малейшей ценности. Мне не верилось, что я делаю это…склоняюсь медленно к его губам и мне не хочется яростно противиться его ласкам и поцелуям…все намного хуже — мне хочется самой его целовать и я, прикрыв веки, прикасаюсь губами к его губам. Или не я? А кто-то совершенно потерявший стыд и саму себя.

Большое тело ибн Кадира дернулось, словно по нему прошла болезненная судорога, но он не сделал ни малейшего движения, чтобы притянуть меня еще ближе, а я повела губами по его губам, и сама вздрогнула, когда они соприкоснулись. Наши губы. Его такие сочные и мягкие, и мои пересохшие от волнения. Ладонь на моей щеке сместилась назад к затылку и мужские пальцы зарылись в мои волосы, наклоняя еще чуть ниже и его губы тут же завладели моими губами я чуть отпрянула назад, и он замер вместе со мной. Меня почему-то бросило в дрожь от этой нежности и я, осмелев, обхватила его нижнюю губу своими губами, провела по ней кончиком языка, словно пробуя на вкус и поражаясь тому какие они полные и чувственные его губы. Аднан тихо застонал и в то же время не сделал ни одного движения, чтобы наброситься на меня, а его пальцы, массирующие мой затылок, едва касаясь, прошлись по линии позвоночника, заставляя меня чуть выгнуться и упереться своей грудью в его голую грудь. И снова он властно завладел моим ртом, уже погружая в него язык и сжимая мою талию. Жадно втянул по очереди мои губы, вбиваясь языком глубже и глубже, зарываясь в мои волосы снова, и уже не давая оторваться и разорвать поцелуй. Я сама не поняла, как инстинктивно обхватила его лицо одной ладонью, касаясь мягких волос у виска, отвечая на поцелуй и покрываясь мурашками от каждого движения властного рта Аднана. Другой рукой погладила мощные бицепсы, невольно повторяя рельеф и поднялась вверх к мощной шее, шалея от вседозволенности. Словно касаясь спящего хищника и понимая, что смертельно рискую, но будучи совершенно не в силах остановиться. Сильное тело бедуина задрожало подо мной, я ощутила эту дрожь сильнейшего напряжения и у меня от нее дух захватило.

А он потянул меня назад за волосы, отрывая от себя и глядя мне в глаза горящим, обжигающим взглядом, срывающимся шепотом спросил.

— Тебе нравится, Альшита? Нравится сводить мужчину с ума? Нравится держать в маленьком кулачке всю его волю и контроль?

Я кивнула и перевела взгляд на его влажные и красные от поцелуя губы. И вздрогнула уже я всем телом, когда почувствовала, как его пальцы коснулись моей ключицы, потянули джалабею с плеча и лаская спустились вниз к груди, поддели уже давно напряженный сосок. А я в ответ сама не поняла, как ласкаю его торс, сдавливая сильные и напряженные под атласной горячей кожей мускулы. И его мощь сводит с ума, словно подо мной дрожит жуткая по своей силе стихия. Моя белая ладонь контрастом на его очень темной груди. И он накрывает ее своей ладонью. Ведет сам выше. Прижимает к сердцу. Оно бешено колотится под моими пальцами. Наклонил меня еще ниже и прижался ртом к моей шее, опаляя кожу чувственными поцелуями, вызывая ворох мурашек и он ведет по ним языком, собирая и слизывая каждую из них, глотая их. Зажимая зубами кожу.

— Такая нежная, Альшита, хрустальная, хрупкая девочка.

Его голос разливается, как патока и просачивается под кожу, ласкает так же умело мой разум, как и руки ласкают, ставшее ватным от удовольствия, тело. Это жутко, когда кто-то имеет над тобой подобную власть.

— …Такая отзывчивая. Чувствуешь, как оно просыпается?

— Что? — спросила, задыхаясь и не понимая, что сама ищу его губы. Одурманенная, совершенно не принадлежащая себе.

— Твое тело. Так сладко реагирует на ласку. Чувствуешь влагу? Там внизу…чувствуешь, как ты течешь для меня?

Потянул тесемки на вороте джалабеи и сдернул ее вниз с плеча, тут же сжал мою грудь большой ладонью, потер кончик соска, внимательно всматриваясь мне в глаза. И я словно тонула в ядовитой зелени, окутанная маревом, каким-то пьянящим дурманом, погружаясь в наркотический кайф еще неизведанного мною удовольствия. Мужчины никогда так не ласкали меня. А точнее меня никто и никогда не ласкал… я не знала, что это такое до этого момента.

Бедуин приподнялся, подхватил меня за талию, и опустил на подушки, очень медленно. Навис сверху и тут же накрыл мой рот своим ртом, не давая опомниться, спускаясь ниже, целуя мой подбородок, слегка прикусывая кожу. Так чувствительно и так остро. Я сама не поняла, как вскинула руки и обхватила его за шею, задыхаясь, неосознанно извиваясь, подставляясь под горячие губы, дарящие невыносимое удовольствие и заставляющие корчиться от каждого касания, дымиться изнутри и закатывать глаза от подступающего невероятного по своей силе предвкушения.

И тут же замерла, чувствуя, как Аднвн задирает подол джалабеи вверх, скользя по моему бедру, сминая кожу, сжимая ее ладонью. Но едва я успела охнуть и что-то понять, как он вдруг наклонился и обхватил напряжённый сосок горячим ртом, а меня, от пронизавшего все тело острого удовольствия, выгнуло под ним дугой. Ощутила его язык, как трепещет на кончике груди и, всхлипнув, прикусила губу, мужская рука властно легла мне на живот и раздвинула в стороны ноги и коснулась меня там. Вскинулась, пытаясь сжать колени, но он удержал меня, не давая отпрянуть, сильно всасывая мой сосок в рот, я жалобно застонала, впиваясь в короткие волосы бедуина…и тут же отрезвела. Этот стон выдернул меня из тумана, напоминая о той девке, что стонала под ним совсем недавно, всего лишь прошлой ночью. Я очередная шармута, которая потекла от ласки хозяина. Хотела вырваться, но он уже не отпускал, придавливая всем весом к матрацу, удерживая своим коленом мою ногу, прижав ее и не давая свести бедра.

— Отпусти, — прошипела ему в губы.

— Нееет, — хрипло и страстно, сжав снова грудь и растирая пальцем сосок, — Почему отпустить? — кусая за нижнюю губу и оттягивая ее зубами, заставляя меня закатывать глаза и пытаться сфокусироваться на его лице таком бледном и дьявольски красивом. Искаженном страстью, как от боли.

— Пусть… — глаза широко распахнулись, когда его палец нашел пульсирующий клитор и погладил его, — твои, — о божеее, я не хочу так реагировать на его ласку, — шармуты тебе…, - палец раздвинул нижние губы и пощекотал у самого входа, — тебя хотят!

В эту секунду он слегка нырнул внутрь и тут же вернулся к клитору и потер самый его кончик, утонченно и остро, так остро, что я задрожала всем телом, силясь не застонать.

— Ты и есть, — надавливает сильнее, заставляя задыхаться, пытаясь схватить его за плечи, упереться в них, оттолкнуть, а вместо этого пальцы впиваются в его сильную руку и я невольно запрокидываю голову назад, так что натягивается каждая вена на горле, — моя….даааа, моя, дааа, громче стони, — и входит медленно внутрь пальцем, фаланга за фалангой, быстрыми рывками, одновременно продолжая растирать набухший и дергающийся узелок плоти, словно охваченный огненным кольцом, которое вдруг сжалось и распороло плоть ослепительным оргазмом — ты МОЯ шармута, Альшита.

Вместе с острым припадком ненависти, взрывается и огненное удовольствие, там, где он бесконечно быстро ласкает, доводя до самой острой грани и срывая меня в самый круговорот сумасшествия.

— Ты. Моя шармута, Альшита. Моя.

И меня подбрасывает и трясет в экстазе, он уже намного острее того самого первого, он опустошающее сильный, он заставляет меня закричать и широко распахнув глаза смотреть в глаза своему персональному дьяволу, который самодовольно усмехается, продолжая пытку и лаская меня, под мои судорожные спазмы наслаждения.

Откинулся на спину, а я так и осталась лежать на спине, чувствуя себя опустошенно-униженной и пытаясь сдержать обжигающие веки слезы.