Дорога начала казаться самой жуткой и невыносимой пыткой из всех, что я могла себе представить. Тело болело из-за неудобной позы, занемели руки. Мне ужасно хотелось пить и в туалет. Я изо всех сил держалась. Мне всегда казалось, что, если человек позволяет себе ходить под себя, значит половина пути к животному или трупу уже сделана. Я не хотела быть животным, и не хотела стать трупом. Я не стану мочиться на пол, как это сделали другие. Я вытерплю. Эти ублюдки должны остановить машину и выпустить нас. Они тоже не роботы. Рано или поздно они остановятся. Едва я об этом подумала машина резко затормозила, так резко, что всех швырнуло от стены к стене. Я об кого-то больно ударилась головой. Все голоса стихли. Теперь было не просто страшно, а до дикости страшно. Раздался сильный шум и яркий свет ослепил до дикой боли в глазах, заставив зажмуриться.

— Вонючие твари. Обоссали фургон! Я тебе говорил надо остановиться, а ты они не пили…они не пили. Сам будешь здесь мыть, мудак!

Наши похитители и конвоиры говорили по-русски. И нет никакой надежды это не внушало, а наоборот становилось еще страшнее от понимания, что им плевать на своих же женщин. Они нас куда-то везут и это лишь начало ада.

— Бляядь! Слон! Одна сдохла! Твою ж мать!

Я постепенно привыкла к свету и теперь смотрела на других женщин в грязной несвежей одежде, так же со связанными руками. Они все отворачивались и жались к друг другу, старались не смотреть на меня.

— Что стала, мразь? Пошла вперед! Смотрит она, шалава! Да! Ты, белобрысая тварь, иди давай.

Я в ужасе сделала шаг вперед и через что-то переципилась, упала и когда приподняла голову замычала от сумасшедшего ужаса. Прямо на меня смотрели остекленевшие глаза мертвеца и в нос ударил запах рвоты настолько сильный, что свело спазмами живот и перехватило горло. Меня поднял за волосы и вышвырнули с фургона на улицу.

— Рвотой захлебнулась потому что ты, Слон-мудила с Нижнего Тагила, рты им позаклеивал! Теперь закапывайте ее только подальше, а то найдут еще менты жидовские они тут шныряют на джипах, граница рядом.

— А надо было, чтоб они орали на КПП? Нам бы и связи не помогли если б суки заголосили. Одной больше одной меньше. Все равно сдохнут. Ты б не ментов боялся, а Кадира бешеную псину. Лютая тварь он и опасная. Из песков появляется, как сатана, мать его.

— Кадир в другом месте рыскает сейчас. Там заварушка была у них. Сюда не сунутся. Здесь будет чисто Адас сказал.

— Ты не трынди, Паша. Не чисто. Ты бабки, которые тебе дали для Аднана на откуп, спустил сразу. Нагрянет этот шакал и выгрызет нам кадыки на хер.

— Заткнись. Не каркай! Меня труп больше волнует. Марат неустойку возьмет с Надиры. Договаривались насчет девяти, а их восемь и вот это не пойми что.

Не пойми чем была я. Пытаясь встать, копошилась и падала обратно навзничь, пока меня не поставили на ноги, приподняв за шиворот и тряхнув пару раз, чтоб не брыкалась. Физиономия того, кого назвали Слоном приблизилась ко мне и всмотрелась в мое лицо, убрал мои волосы со лба и тут же отпрянул назад.

— Глаза жуткие у нее. А так ничего. Эти чурки любят беленьких, а она просто белоснежная.

Они все одеты в какую-то камуфляжную одежду, на головах намотаны светлые тряпки и кожа обветренная лоснится от пота, через плечо висят автоматы или что это за оружие не знаю я в нем не разбираюсь.

— Надира сказала продать за сколько дадут. Она ее из-за давления Асада взяла, для количества. А вообще тощая, какая-то мелкая. Еще и не купит никто. Харэ пялиться на нее. Слюной изошелся, придурок. Вечно тебя на убогих тянет.

Слон продолжал меня рассматривать, а я, едва дыша, старалась не глядеть в его черные глаза с очень расширенными зрачками. От него воняло потом и сигаретами, а еще воняло какой-то дрянью, словно тухлятиной. Не по-настоящему, нет. Это мне казалось, что мразь, способная своих женщин вот так унижать и продавать, как скот, сгнила давно изнутри. И несет от нее, как от костей с тухлым мясом.

— Но что-то есть в ней…интересная сучка. Как нарисованная. Ты присмотрись получше, Паша. Ее б откормить и отмыть. Бляяя я б ее вые***л.

— Облезешь! Хобот свой попридержи. Я тогда ее и за сотню не протолкну. Она целка. Надира так сказала. Это ей добавит цены на рынке. Все веди сучек мыться и переодеваться, а то воняют как падаль.

Женщины озирались по сторонам смотрели то друг на друга то на этих ублюдков. Нам всем сняли веревки с рук и пиная прикладами между лопаток погнали в какое-то помещение похожее на полуразвалившийся склад. Я еще не поняла где мы находимся, но местность была совершенно незнакомой, как и запахи, и природа вокруг. Словно мы где-то совершенно в другой стране или измерении. Солнце припекало совсем не по-весеннему, а прожигало в темени дыру. И травы на земле нет, только стручки и кустарники полусухие с колючими цветами. Я содрала скотч и сделала глубокий вздох.

Внутри здания были лишь голые стены и ржавые раковины, с кабинками. Я вдруг поняла, что это кажется заброшенная заправка, а не склад. Сзади через разбитые стекла окон было видно ржавые бочки с надписью «огнеопасно» …на…на нескольких языках. Но не на русском. Английский и арабский я узнала сразу, а еще один язык был похож на иврит.

— Что ты там рассматриваешь, тварь? Мойся давай. Времени нет вообще!

Прикрикнул Паша. Видимо он главный у них. Я посмотрела на других девушек. Никто не раздевался. Все стояли у раковин и смотрели друг на друга взглядами полумертвых от ужаса животных. Хотя двое из них уже сняли одежду и натирали себя мылом, которое им швырнул главарь, посвистывая и щипая их за ягодицы и за груди. Потом посмотрел на остальных.

— Я сказал сняли шмотки, сучки! Вы что оглохли? Раздевайтесь, мойте свои щелки и сиськи, и чтоб от вас мылом пахло, а не воняло, как от шавок. Слон, дай шмотки, пусть переодеваются.

Слон швырнул мешок возле скамейки и снова уставился на меня.

— Я посмотреть хочу. Пусть снимает тряпье.

Мне стало до дикости страшно. Почему-то казалось, что этот жуткий боров со свиными глазами набросится на меня и сожрет.

— Давай, белобрысая. Не то сам раздену.

Я стиснула руками платье у воротника и смотрела в пол, моля бога чтобы произошло чудо, и этот ублюдок убрался куда-то. Господи помоги мне, пожалуйста. Я больше никогда не согрешу, не натворю ничего, я домой хочу… к маме хочу, Боженька, помогиии! Мне так страшно!

И в тот же момент в помещение забежал третий конвоир.

— Бляяя, Пашкаааа! У нас проблемы! Слышите? Отряд Кадира с пустыни сюда мчится. Пыль столбом на горизонте. Твари с КПП нас сдали! Просекли, что товар везем Асаду.

— Твою ж мать! Твоюююю ж гребаную маааать! Только этого дерьма нам сейчас и не хватало!

Главаря словно трясти начало, он платок свой с головы сдернул и лысину лоснящуюся протер. Сплюнул на пол.

— Я говорил тебе!

— Да заткнись ты, Слон! Заткнись, я сказал! Будем договариваться с арабским ублюдком…Твою ж мать, как не вовремя!

— Не мойтесь и не переодевайтесь. Вымажи их рыбьим жиром и сажей, снаружи зола от костров. Пусть от них несет, как от помойной ямы. Слышали, сучки? Быстро вышли на улицу, измазались в золе, волосы, руки.

— Нет у меня рыбьего жира, мать в этот раз захворала в больнице он не давала с собой. Не чем мне их вымазывать.

— Чееерт. Ладно. Будем надеяться, что пронесет.

— Ага, бля, пронесет. Тамир в прошлый раз остался без мизинца и весь товар ему попортили. Бедуинские твари перетрахали всех телок. Все упали в цене. Одна сдохла.

— Ладно, я не Тамир и дела с Асадом веду только по бабам. Оружие ему не таскаю, наркоту не вожу. Мне нечего делить с Кадиром я ему дорогу не переходил и врага его стволами и тротилом не снабжал. Так. Надо сучек обратно в фургон загнать там вонь зверская. Может заглянет арабская псина и носом покривит. Глядишь и повезет откупимся сигаретами да пойлом америкосским.

— А прошлая партия, Паш? Не помнишь те пару ящиков с зеленой пломбой? Говорят, потом две бедуинские деревни на воздух взлетели.

— Да ты заткнешься сегодня или нет? Рот не закрывается. Все пошли наружу, сядем перекурить и пожрать. Типа не боимся его просто привал сделали. Этих в машину и закроем.

Я краем глаза следила за ними, и сама начинала нервничать. Их страх перед каким-то Кадиром ничего хорошего не обещал. Нас могло ожидать нечто более худшее и страшное. Тем более меняя. Я для них не представляла никакого интереса. Они могли избавиться от меня в любой момент. И еще я очень боялась Слона. Мне казалось он сделает со мной что-то мерзкое. Что-то такое после чего я никогда не оправлюсь. Я должна спрятаться. Пока они все там снаружи я могу спрятаться и попытаться сбежать…Только куда? Куда я сбегу? Я даже не знаю где я и у меня нет документов. Но я уже представляла себе куда эти мрази нас вывезли. Мы уже давно пересекли территорию нашей страны мои ведения вовсе не ведения. Нас обкололи наркотиками, и мы пересекли границу. Это синайская пустыня. Ее начало. Нас гонят к границе с Египтом.

Я посмотрела на других женщин они послушно вымазывали лица сажей лохматили волосы. Вываливали вещи в песке и золе.

— Ты чего стоишь? — крикнула мне одна хрипло, — Жить расхотела? Делай как они сказали. Они не так страшны, как тот, что сюда едет. Он лютая тварь. Я знаю, что говорю.

Я посмотрела на нее и взяла протянутую мне золу.

— Откуда знаешь?

— Не все здесь не по доброй воле. Некоторые сами на это пошли. Меня везут одному клиенту по личному заказу. Я уже здесь была. Меня депортировали. Спасли, так сказать.

Она быстро растирала свои щеки черным, мазала даже губы сыпала песок себе в волосы. Красивая, даже очень красивая с длинными темными волосами и большими зелеными глазами со стройным сочным телом. Она перетянула грудь платком и порвала на себе кофту в некоторых местах.