– Я не думаю, что из этого что—то выйдет, – пробормотал он, накрывая мою руку и переплетая свои пальцы с моими.

– Попробуй. Время покажет, – я открыла глаза и прислонилась к его плечу лбом.

– А как же счастье?

– А счастье, Артур, не зависит от того, что за человек с тобой рядом. Счастье перманентно. Оно либо есть, либо его нет. В зависимости от того, чувствуешь ли ты сам себя счастливым, – я выдавила из себя улыбку, – Пообещай мне кое—что.

– Попробую.

– Пообещай, что ты не приедешь послезавтра в аэропорт. Не нужно меня провожать. Пусть всё останется здесь.

Он медленно кивнул и притянул меня к себе, сминая в объятиях. Вокруг ходили люди, бросая на нас любопытные взгляды; но мне было плевать, и я потянулась к нему для поцелуя. Его большие пальцы вытерли мои щёки, перед тем, как он отстранился.

– А ты – плакса, – с улыбкой прошептал Артур.

– Это ты виноват, – я снова всхлипнула и уткнулась лбом в его грудь, – Никогда не была плаксой.

***

Я смотрела на закрытый чемодан, прикидывая, всё ли я сложила в него. Посчитав в уме количество открыток и магнитов на холодильник, которые я купила утром в сувенирной лавке на первом этаже; я решила, что ничего не забыла. Взглянув на окно, я подошла к нему и бросила последний вид на панораму Московских улиц, которая открывалась моему взору.

Этот город никогда не спит. Ни ночью, ни рано утром, ни после обеда. Странный, волшебный, сумасшедший город.

Мобильник завизжал своей стандартной мелодией из кармана джинсов, и я глубоко вздохнула. Марина внизу, а значит мне пора покидать это место. Может быть, я вернусь; а может и нет. Кто знает.

Взяв ручку чемодана, я вытащила ключ—карту из замка двери, опустила ручку и вышла в коридор. Бесшумно шагая в сторону лифта, я чувствовала, как сердце выпрыгивает из груди.

Да, я не хочу уезжать. Пора признать эту правду. Я хочу остаться.

Колокольчик дзынькнул на моём этаже; створки раскрылись. Я обречённо вошла внутрь и нажала на кнопку первого этажа, по какой—то нелепой привычке ожидая, что сейчас в лифт впрыгнет высоченный мужик в сером костюме. Какая глупость.

Марина ждала меня на ресепшен, оформляя мой выезд и заполняя бумаги для отчёта. Я приехала сюда за счёт издательства, и это тоже была несказанная удача. Такой шанс редко выпадает таким, как я – никому неизвестным, начинающим авторам.

– Готова? – сказала она, когда я подошла ближе.

В ответ я пожала плечами и вымученно улыбнулась. Я могу сказать, что не готова, но ей ни к чему это знать. Несмотря на хорошие и достаточно открытые отношения с моим редактором, я всё равно не могла рассказать ей о многих вещах.

По пути в аэропорт она вытянула из меня некоторую информацию о продолжении книги; и твёрдо настаивала на счастливом конце для главных героев. Я пообещала ей, что попробую его написать; но не стала объяснять, почему это невозможно. Люди всегда верят в сказки, так сказала Марина, и в жизни слишком много дерьма, поэтому книги должны давать надежду. Что ж, может быть я дам эту надежду кому—нибудь, но только не себе.

Шереметьево по—прежнему был сумасшедшим домом даже в небольшом Е—терминале. Попрощавшись с Мариной, я скинула эсэмэску Джексону о времени прилёта, и побрела на стойку регистрации. Стоя в длинной очереди, я задумчиво разглядывала людей, думая – куда, от кого и к кому они летят. Они направляются домой, так же, как и я; или едут по делам? Оставили ли они в этом городе часть своего сердца или нет? Есть ли у них здесь любимые, те люди, ради которых хотелось бы вернуться?

Меня резко дёрнули за плечо и развернули. Я упала на широкую грудь и в ту же секунду крепкие объятия сжались вокруг меня. Я даже не успела моргнуть, когда знакомые губы коснулись моих, обжигая.

– Что ты здесь делаешь? Ты же обещал… – смогла выдохнуть я, перед новым поцелуем.

– Ты забыла? Я не сдерживаю обещаний, – улыбнулся Артур, подняв меня в воздух.

Я обхватила его ногами, не думая о том, что стою в очереди и вокруг меня сотни людей. Кто—то завозмущался о приличиях, но что он может понимать? Мои пальцы запутались в шелковистых волосах, пахнущих родным сладковатым запахом.

Наши поцелуи были прощальными, а от этого дикими и болезненными. Сердце пропускало удары в груди, захлёбываясь от отчаяния. Его губы сминали мои, оставляя кожу припухшей и ноющей; мои вторили им и делали то же самое.

– Я не хочу тебя отпускать, – прошептал он, наконец—то оторвавшись от меня и поставив меня на ноги, – Не хочу.

– Будь счастлив, Артур, – сказала я, одарив его грустной улыбкой, и пропустив мягкие пряди его волос через пальцы.

Он порывисто кивнул, с погрустневшим взглядом; и разжал объятия, выпуская меня из своих рук. Я отступила на шаг, чуть покачнувшись и взялась за ручку своего чемодана. Очередь немного переместилась, на моём прежнем месте появились новые люди и мне снова пришлось встать в конец. Артур всё ещё стоял рядом.

– Иди, – я качнула головой в сторону выхода, – Не нужно было приезжать.

– Кира, я…

– Иди, – настойчиво попросила я, мягко толкнув его в грудь, – Уходи.

Он медленно двинулся назад, продолжая смотреть на меня. Я видела, как он сжал кулаки, когда я подала свой билет в окошко регистратору; как сжались его челюсти, когда я положила свой чемодан на ленту. Он наблюдал за мной всё время, до тех пор, пока я не скрылась в стеклянных дверях зала ожидания.

Посадку объявили через пятнадцать минут, и я уныло побрела к воротам. Едва я ступила на борт самолёта, вяло улыбаясь в ответ на родную эстонскую речь, я прошла к своему месту и села напротив иллюминатора. Табло «Пристегнуть ремни» горело до тех пор, пока самолёт не набрал достаточную высоту, и очертания огромного города не скрылись под облаками. Я не стала отстёгиваться, просто прислонилась виском к прохладной стене кабины и закрыла глаза.

7

Влажный воздух давил на меня, как автомобильный пресс. В Таллинне было дождливо и пасмурно; сырость пробиралась даже через мощную вентиляцию. Мой чемодан появился ярким пятном на багажной ленте; и я глубоко вздохнула, наблюдая за тем, как он медленно ползёт в мою сторону. Какой—то мужчина помог мне поставить его на пол, и я отблагодарила его лёгкой улыбкой и кивком головы.

Едва двери в главный зал аэропорта, носящего имя бывшего эстонского президента Леннарта Мэри, распахнулись, я уставилась на толпу встречающих людей. Мои глаза нашли в ней знакомый серебристый отблеск, и сердце пропустило пару ударов.

Джексон стоял чуть поодаль, спрятав руки в карманы лёгкой белой ветровки и кусая губы. Как только наши взгляды встретились, он улыбнулся и на его щеках появились забавные ямочки, которых мне так не хватало. Я рванула вперёд, но меня остановили металлические перила. Ничего не видя, кроме светло—серых глаз, я расталкивала идущих людей своим чемоданом и собой, пока не вышла в зал и не оказалась прямо перед ним.

– Киса, – прохрипел он, вытаскивая руки из карманов, и протягивая их ко мне.

Я отпустила ручку чемодана, и шагнула в тёплые объятия, не сдержавшись и зарыдав у него на груди. Мои слёзы стекали по тонкой непромокаемой ткани, пока Джексон гладил меня по спине и прижимал к себе, раскачивая из стороны в сторону.

– Детка, я так соскучился, – прошептал он мне на ухо, пощекотав мою щёку своими волосами, – Я такой ужин приготовил, всё что ты любишь. И все твои вещи от Натки перевёз, – он запнулся и переместил руки мне на плечи, отстраняя меня от себя, – Мы едем домой, слышишь?

Кивнув, я снова прижалась к нему, не обращая внимания на его протесты. Когда я смогла мыслить трезво и кое—как собралась, Джексон подхватил мой чемодан и переплёл свои пальцы с моими, ведя меня за руку к выходу.

– Такси, наверное, лучше вызвать, – пробормотала я сиплым голосом, – Так дешевле.

Он загадочно улыбнулся, и потянул меня к белоснежному мерседесу, ютящемуся неподалёку от стоянки. Багажник открылся, едва мы подошли на достаточное расстояние; и мой чемодан пристроился внутри.

– Садись, – скомандовал Джексон, открывая мне заднюю дверь.

– Наташка! – завизжала я, увидев водителя авто.

– Тише ты, задушишь, – засмеялась она, когда мои руки сомкнулись вокруг её шеи, запутавшись в огненно—красных прядях, – Как тебе мой кораблик?

– Впечатляет. Откуда такая роскошь? – я бросила беглый взгляд на убранство чёрного кожаного салона, и переметнула к её непривычной рыжей макушке.

– Последний клиент презентовал, – она подмигнула мне в зеркало заднего вида.

– Поехали уже, шлюшка, – это произнёс Джексон, усаживаясь с ней рядом, – А то штраф сейчас впаяют за стоянку в неположенном месте.

– Наши пятнадцать минут ещё не истекли, – Наташка плавно тронула машину с места, – Как ты съездила?

– Хорошо, – протянула я, морщась от сильного запаха полироли в салоне, – Всё, что было запланировано, сделали. Осталось ждать осени.

– Как Москва?

– Большая и пыльная, – я фыркнула, ощутив на языке фантомный привкус ставшего теперь далёким города, – Я даже половину за эти две недели не смогла объездить. Мне показалось, что она размером со всю Эстонию.

– Так и есть, вроде бы. И даже больше.

– А Кремль видела? – включился в разговор Джексон.

– Видела. И кремль, и Спасскую башню, и по Красной площади гуляла, – ответила я, растянувшись в улыбке.

– Повезло тебе, – вздохнул Джей—Джей, – Я в Москве не был ещё.

– У тебя накопительный счёт в банке, – фыркнула Наташка, – Возьми оттуда и сгоняй на недельку.

– Не могу, это на бизнес, – Джексон откинул голову на подголовник, и я увидела его русые пряди.

Не удержавшись, я потрепала его по голове и просунула голову между передними спинками, уставившись на него с интересом:

– Какой бизнес?

Натали снова фыркнула, свернув на Тартуское шоссе, а Джексон пожал плечами.

– Хочу открыть своё дело. Вот, коплю на него.