– Ненавижу, когда ты меня так называешь! – ворчит Снежинка.

Я продолжаю вертеть ключом в замочной скважине. Ключ скрежещет, проржавевший замок не спешит сдаваться быстро.

– Давай же! – бормочу я, и почти сразу же раздается характерный щелчок, после которого Адалин задерживает дыхание и впивается коготками в мое плечо. Напугана до чертиков и икоты, но держится молодцом. Героическая девчонка, хоть и сумасшедшая слегка. Но, как мы недавно выяснили – ничего совершенного не существует. Иногда именно изъяны определяют сущность и особенность того или иного человека. Часто нам только кажется, что мы любим за достоинства, но в действительности многие не готовы признать, что нас притягивает то, что не увидеть взглядом, некий излом, асимметрия, червоточина, на которой мы залипаем, как на двадцать пятом кадре.

Одна из трехсот пятидесяти миллионов Снежинок. Уникальная.

– Кажется, все, – удовлетворенно хмыкнув, распахиваю дверцу. – Отойди подальше. Ружье покажу только издалека, – информирую свою отчаянную беглянку. Опустив телефон пониже, устремляю свет фонарика прямо в открывшийся шкафчик… и вижу пустоту.

– Ничего нет! – отчаянно восклицает Адалин, отпрянув от меня. Она наталкивается на стену, продолжая причитать и всхлипывать, а в недоумении и злой как настоящий демон, шарю ладонью в пустом деревянном ящике. – Боже, я так и знала! Так и знала! Теперь ты убедился?

– Прекрати истерику! – резко выпрямившись, я оборачиваюсь к ней лицом. Адалин смотрит на меня с неподдельным ужасом. – Не пори горячку, Лин. Отец мог перенести ружье в другое место. Я же говорил, что не заглядывал сюда целую вечность.

– Зачем? Зачем ему это делать?

– Откуда мне знать? – грозно рявкаю я, и, уронив на пол телефон, хватаю Адалин за плечи. Она испуганно застывает, дыхание сбивается, а исходящий от нее страх становится осязаем. Горчит на губах, бьет прямо в сердце. Снежинка молчит, а по моим венам разливается яд от просочившегося в мысли подозрения.

Последний год мой отец провел здесь в абсолютном одиночестве, отгородившись от реальности, спрятавшись от опустевшего без любимой жены опостылевшего мира. Я редко ему звонил и еще реже навещал, погрузившись в работу.

Один на один с портретом, с которого улыбалась моя счастливая мать, один на один со своим горем, в неотапливаемом кабинете, в пустом доме. Один на один с ружьем, один выстрел которого мог закончить бессмысленное существование. Я могу только догадываться, но никогда не узнаю наверняка, и выброшу эту нелепую мысль из головы прямо сейчас, и запомню своего отца несокрушимым и сильным.

– Я купил Балто для него, – произношу едва слышно. – Не успел подарить.

Адалин шумно выдыхает и, протянув руку, на ощупь касается моей заросшей щеки. Между нами кромешная мгла и бой сломанных часов, доносящийся с чердака. Я разбил их сам. В тот день, когда нашел отца мертвым в кресле перед окном. Он выглядел точно так же, как я, когда утром смотрелся в зеркало.

– Ты слышишь? – сиплый шепот Адалин резко вырывает из жуткой картинки прошлого.

– Что-то не так с часами, – хрипло отзываюсь я, опуская руки.

– Нет же. Шаги. Кто-то ходит в гостиной, – вцепившись в мои запястья, шипит Снежинка. Прислушавшись, я действительно слышу поскрипывание половиц. Это естественное явление для старого дома, куда больше меня напрягают сломанные часы, которые начинают отсчитывать время каждый раз, когда мы с Адалин оказываемся вместе.

– Лэнд! – испуганный вскрик следует сразу за вполне реальным грохотом от разбившейся посуды. – Это точно внизу! Боже, сделай что-нибудь. Мне страшно!

– Тихо не кричи, – приложив палец к ее дрожащим губам, я беру Снежинку за руку. – Пойдем, посмотрим, что там. Очень тихо. И осторожно.

– Он нас слышал, – сдавленно всхлипывает Адалин. – Я уверена, что слышал.

– Может это просто сквозняк, какое-нибудь дикое животное или Лиззи Спаркл вернулась, – пытаясь успокоить девушку, медленно тяну ее за собой к двери.

– Ты же ее уволил, – остановившись, громким возмущенным шепотом спрашивает Снежинка. – И что значит вернулась? Она тут частый гость?

– Сейчас не время для сцен ревности, – резко отзываюсь я. Снизу снова раздается какой-то шум, отчетливый звук торопливых шагов и стук двери о косяк.

– Кажется, наш гость или гости нас покинули, – постояв в полной тишине пару минут, предполагаю я. – Пошли, надо запереть входную дверь, пока еще кто-нибудь не забрел.

– Это точно домушники. В доме нет света, – бормочет Адалин. – Ни одного признака, что он обитаем.

– Твоя машина во дворе, – напоминаю я.

– Ее наверняка занесло снегом. Да и в такую пургу, кто будет рассматривать…

– Перестань! – обрываю паникершу. – Просто спустимся и посмотрим. Подожди, мой телефон надо найти.

– Потом, Лэнд, – качнув головой, Снежинка включает фонарик на своем. – Заберем утром.

По лестнице мы спускаемся гораздо быстрее, чем поднимались. Не тихо и не осторожно. Почти бегом.

Из-за сквозняка половина свечей потухли, но и оставшихся хватает, чтобы рассмотреть на полу осколки от фарфоровой фигурки снеговика, перевернутый подсвечник, и не успевшие растаять отпечатки подошв обуви. Размер явно не женский. Адалин права. Вероятнее всего, нас навестил грабитель, орудующий в пустующих домах. Возможно, не один.

– Нам не вызвать полицию, связи нет, электричества нет, – срывающимся от страха голосом перечисляет Снежинка.

– И ружья нет, но я, кажется, знаю, где оно, – задумчиво бормочу я, направляясь по снежным следам в прихожую. Адалин семенит за мной, наотрез отказавшись оставаться в гостиной. – В сезон охоты отец оставлял оружейный сейф в сарае, так было удобнее.

– Ты пойдёшь туда? – спрашивает она, наблюдая, как я накидываю свою куртку. Хватается за свой пуховик, суетливо просовывая руки в рукава. – Я с тобой.

– Нет. Дома безопаснее, запрись и жди меня.

– Но, если это урод уже был там? Ты так и не починил дверь сарая! – негодующе восклицает Адалин.

– Я чинил, Снежинка. Засов совсем новый, – хмуро произношу я. – К тому же, кроха, – подмигиваю ей с напускным спокойствием. – Что может угрожать призраку? Это ты у нас живая, а я здесь, видимо, чтобы спасать тебя.

– Не ходи! – всхлипывает Снежинка, хватая меня за отвороты куртки. – Не надо, – умоляет, отчаянно глядя в глаза. – Наши двадцать четыре часа еще не закончились.

– Они бы и не начались, если бы я сразу сказал тебе правду, – погладив Адалин по пылающей щеке, тихо говорю я.

– Сразу мы даже не узнали друг друга, и не нужна мне никакая правда.

– Не в Рождество, Адалин Скай, а шестнадцать лет назад, еще перед операцией.

– Я не понимаю… – она отступает назад, резко выпуская ткань моей куртки из пальцев. В коридоре темно, мы почти не видим друг друга, но ее взгляд прожигает насквозь. Она даже не догадывается, насколько я дерьмовый человек.

– За рулем автомобиля, спровоцировавшим аварию, в которой погибли твои родители, а ты получила тяжелую травму, находилась моя жена, – сказав самое страшное, я набираю побольше кислорода в легкие и продолжаю говорить. – Мы сильно поссорились накануне, и я ушел из нашей квартиры, жил в больнице, в своем кабинете, а она почему-то решила, что я поехал за город, в отцовский коттедж, – горло перехватывает и прерываюсь, чтобы прокашляться. Адалин молчит и не факт, что захочет заговорить со мной, когда я закончу. – Сильвия мне звонила в момент столкновения. Я не ответил, потому что оперировал пациента. Но я бы не ответил, даже если бы пил пиво в баре с Джоном Ресслером. Тебе может все это показаться бредом, потому что в заключениях дорожной полиции ты видела другую фамилию. Сильвия Карпентер. Сильвия Бейкер, по ее мнению, звучало гораздо проще, а я не настаивал.

– Но ее признали невиновной, – безжизненно выдыхает Адалин. – Я… читала решение.

– Клянусь, Лин, ни я, ни отец Сил никого не подкупали, – обхватив Снежинку за плечи, горячо заверяю я. – Это было честное расследование, но я чувствовал ответственность за то, что произошло. Если бы мы не поссорились, Сил не поехала бы в дом отца, не отвлекалась бы от дороги на звонки… и мы бы с тобой никогда не встретились, – проглотив горький комок, образовавшийся от последних слов, я нахожу в себе силы продолжить. – Но то, что уже случилось, не обернешь вспять, и решил, что должен помочь девочке, выжившей в аварии, сделать все, чтобы она вернулась к нормальной жизни.

– То есть ты с самого начала знал, кто я? – через силу спрашивает Адалин.

– Да. Отец Сильвии – заведующий клиникой, где тебя оперировали. Тебя направили к нам по моему ходатайству.

– А я восприняла твое особое отношение, как нечто другое, – негромко отзывается Снежинка. – Но это всего лишь чувство вины. Такое же глубокое, и подсознательное, как по отношению к твоему отцу. Именно поэтому ты продолжаешь меня спасать каждое Рождество, чтобы больше не чувствовать себя виноватым. – Ее ледяные ладони накрывают мои. – Тебе нужно мое прощение, чтобы уйти, – со щемящей тоской заключает моя маленькая сумасшедшая Лин. – Но его должен просить не ты, Лэндон. И не у меня.

– Лин…, – ее пальчики затыкают мой рот.

– Хватить болтать. Для призрака ты слишком разговорчив, – я отчётливо слышу боль в ее голосе, а еще нежность и сожаление. – Много лет назад поверх шрама, оставшегося после операции, я набила ладони мужчины, который спас меня от ужасающей перспективы провести остаток дней в инвалидной коляске. Он подарил мне вторую жизнь, и именно за это я отдала ему свое сердце. Ты мог ничего не сделать, Лэндон. Как миллионы других. Забыть о случившейся аварии и пострадавшей девочке, перевернуть страницу и жить дальше. Но ты не такой, хотя по какой-то дурацкой причине считаешь себя ужасным человеком, никудышным мужем и равнодушным сыном. На твоей груди ангел, Бейкер. И он там не случайно. Плохие люди выбирают себе другие сюжеты для увековечивания на своем теле, – она замолкает, растратив всю внутреннюю энергию на поток слов, и когда до меня доходит, что пытается донести Снежинка, то мне действительно, как тому унылому мужику из «Привидения» начинает казаться, что я вижу свет, но не какой-то божественный, возвышенный и благодатный, а Снежинкин, человеческий, карамельно-кексовый. И если бы не разгуливающий домушник по двору, мы бы наверняка решились на вторую порцию нашего фирменного лакомства с поджарками, прямо здесь, в коридоре и не снимая верхней одежды.