Алекс Джиллиан - 24 часа

Где-то в глубине дома старинные настенные часы отбивают полночь, в гостиной одна за другой гаснут свечи, ярко вспыхивает огоньками в камне, ветер бросает горстью снега в окна, а сквозняк задорно звенит колокольчиками на омеле, подвешенной над обеденным столом. Нам не нужно быть там, чтобы все это представить.

– С Рождеством, Снежинка, – шепчу я и целую ее, жадно, неистово, как в последний раз… в этой реальности.

– Не ходи. Останься со мной, – задыхаясь, просит Адалин, когда я с мучительной болью отрываю ее от себя.

– Я вернусь и заберу тебя, Скай, – пропустив сквозь пальцы шелковистые волосы, обещаю я.

Развернувшись, накидываю на голову капюшон, и, толкнув входную дверь, выхожу на мороз. Она что-то кричит мне вслед, но я уже сбегаю по ступеням вниз, уворачиваясь от резких порывов холодного ветра.

Триста пятьдесят миллионов ледяных снежинок ослепляют, впиваются в мою кожу. Снежная пыль клубится над наметенными сугробами, метель лютует и кружит, до земли наклоняя деревья. От воя пурги закладывает уши, видимость почти нулевая, но мне удается рассмотреть глубокие следы, ведущие к сараю. Намотав шарф до самых глаз, я медленно продвигаюсь вперед, по колено проваливаясь в снег.

– Викинг, – сквозь рев бури различаю голос за спиной, и, выругавшись сквозь зубы, оглядываюсь на маленькую фигурку, догоняющей меня Снежинки.

– Иди в дом, – надрывая связки, грозно кричу я, указывая жестом в сторону крыльца. Она отрицательно мотает головой, натягивая на уши вязаную шапку и продолжает идти. Спотыкается, падает, снова встает, делает пару шагов и проваливается, чуть ли не по пояс.

– Стой, ноги переломаешь! – ору на ненормальную. Она совсем слетает с катушек и начинает подпрыгивать на месте, делая руками какие-то непонятные знаки. Ветер срывает с моей головы капюшон, и я перестаю что-либо различать, наглотавшись ледяной пыли. А потом меня вдруг внезапно сбивает с ног сильный толчок, и я лечу прямо в сугроб, мордой вниз. В следующий момент моего затылка касается чье-то частое теплое дыхание. Быстро перевернувшись на спину, я стираю с лица влажный след собачьего языка и изумленно смотрю в прозрачно голубые глаза белого волка.

– Балто! Явился, твою ж мать, – хриплю я, не веря собственным глазам. – Приятель, я тебя почти похоронил. Ну, ты даешь, старый гуляка. Будешь теперь сидеть на привязи.

Позволив мне потрепать его по лохматой гриве и, еще раз обслюнявив мою небритую физиономию, пес слезает с меня и подставляет свой бок, чтобы я мог придерживаться за него, вставая на ноги.

– Смотри, кто вернулся! – радостно смеясь, кричу я Адалин, от которой меня отделяют считанные метры. Но она не разделяет моего восторга. Размахивая руками, Снежинка издает громкий вопль, и я резко оборачиваюсь в сторону, куда вели чужие следы, и сталкиваюсь лицом к лицу с незнакомым щуплым пацаном, направившим на меня дуло отцовского ружья.

Вот, б*ядь, нежданчик.

– Эй, давай, не горячись, дружище, – говорю я, стараясь не повышать тон, и медленно поднимаю ладони вверх. – Я без оружия. Видишь?

Одного взгляда на выпученные глаза, перекошенное лицо и дергающиеся движения, хватает понять, что любые разговоры бесполезны. Парень под серьезной наркотой, и вряд ли одупляет, где находится, и что творит. Но все-таки пытаюсь достучаться до затуманенного сознания:

– Ты заблудился? Тебя подвезти? Или выпить хочешь? Я могу угостить. Ты ствол опусти. Так мы не договоримся.

– Заткнись, мудак, я голову тебе снесу, – визгливо угрожает торчок. Руки парня ходят ходуном. Его нехило колбасит, и шансы вырубить придурка у меня неплохие. К тому же я не уверен, что ружье заряжено.

– Сегодня Рождество, приятель. Никто не хочет умирать в праздник. Давай без стрельбы решим твою проблему?

– Заглохни, я сказал, – брызгая слюной, пыжится недоумок. – Мне сказали, что в доме жил врач, значит должны остаться лекарства. Мне нужна запрещенка, если не закинусь, тебе конец, мужик, – его внезапно ведет в сторону, и, споткнувшись, парень падает на одно колено, изрыгая поток нецензурной подзаборной лексики. Не теряя зря время, я бросаюсь на него одновременно с рычащим Балто. Клацнув зубами, пес хватает наркомана за бедро, а я ударом ноги пытаюсь выбить из трясущихся пальцев отцовское ружье, и мне почти это удается. Почти.

Но обдолбанный сучонок оказывается проворнее. Оглушительный выстрел выключает все остальные звуки, меня отбрасывает назад, но самого удара о землю я уже не чувствую, словно зависая над ледяными сугробами. Вокруг только холод, острыми иглами проникающий под кожу, текущий по венам, нарастающий гул, взрывающий мозг и гаснущие свечи…одна за другой.

«Вы знали, что более трех миллиардов человек, живущих на Земле, никогда не видели снежинок?»

Канун Рождества 2012 года

Адалин Скай

– Вот черт, ну и погода здесь, – возмущаюсь я.

Прищурив веки, отчаянно пытаясь разглядеть дорогу перед собой. Все тщетно: моему взору открывается лишь засвеченный лес и ослепляющие снежинки, стремительно влетающие прямо в лобовое стекло, словно микро-кометы.

Если бы я знала, что дорога будет такой опасной, я бы ни за что не покинула город. Но мне настолько хотелось свалить подальше от тесной квартиры, раздувающей ощущение острого одиночества до размеров галактики, что я, не задумываясь, пошла на этот опрометчивый риск. Дорога до дома у озера стала тем еще квестом, но до заветного места осталось не более часа. Остается только надеяться, что я доберусь до него без приключений и роковых последствий, которыми грозит образовавшийся каток на дороге.

И стоит мне только подумать о «роковых последствиях» …

Чертов панический приступ, как всегда, накрывает внезапно. Страх с ноги выбивает дверь в мою душу, берет за глотку, сковывает грудную клетку ледяными щупальцами.

Уже хорошо мне знакомый припадок неконтролируемого ужаса душит, сжимает опустевшие легкие. Гортань и горло в тисках, поперек шеи стоит снежный ком. Фантомные ощущение настолько мощные, что, кажется, я могу умереть от удушья или сердечного приступа куда быстрее, чем родители, покинувшие этот мир из-за страшной аварии.

Одиннадцать лет назад вместе с ними могла погибнуть и я, но мне повезло больше.

Ноги немеют, ладони хаотично скользят по рулю, я уже не разбираю слов рождественской песни. Перед внутренним взором калейдоскопом картин пробегает ужасающее воспоминание: сумерки сгущаются над этой же дорогой. Мы с мамой и папой веселимся, горланим новогодние песни во весь голос, и смеемся до колик в животе…пока не случается глухой удар, за которым следует скрип тормозов. Наша «семейная песня» заканчивается двумя могильными плитами и безвозвратной потерей мечты всей моей жизни.

До аварии я планировала стать олимпийской чемпионкой по фигурному катанию, а вышло так, что стала…чемпионкой по самому быстрому восстановлению в реабилитационной клинике, где целый год заново училась ходить.

Погружаясь в раскадрированные воспоминания, я все больше обливаюсь холодным потом. Внезапный телефонный звонок добавляет масла в огонь внутренних мучений: ненавижу отвечать на них, находясь за рулем. Но вдруг там что-то строчное?

Тянусь к смартфону на соседнем сидении, беспрерывно глядя на дорогу. Барабанные перепонки разрывает резкий и сокрушительный сигнал, издаваемый фурой, пролетающей мимо. Громадная махина появилась из ниоткуда! Не могу осудить водителя за отрезвляющий сигнал, сейчас не права я. Очевидно, я немного сместилась на встречную полосу в попытке ответить на чертов звонок…

Все происходит так быстро. Как и в прошлый раз, одиннадцать лет назад. Мне отлично известно – чтобы потерять все, достаточно сотых долей секунды.

Когда машину разворачивает на ледяной дороге на триста шестьдесят градусов, я уже не дышу. Не могу и кричать, из-за давления в легких. Мое сердце замирает, или выпрыгивает из груди – я не понимаю, не осознаю происходящего. Все слишком быстро, считанные мгновения разделяют меня с необратимой явью.

Крепко держусь за руль, пытаясь вспомнить, каким образом нужно правильно вывернуть колеса. Но уже поздно. Любой осознанный человек будет думать об этом до того, как потянется за телефоном в ответственный и опасный момент. Что ж, это могли бы быть съемки отличной социальной рекламы, но, к сожалению – все взаправду. Скрип тормозов вселяет меня в ужас, кажется, что весь мир сейчас дрожит и вибрирует вместе со мной. Рушится, распадается на сотни осколков реальности.

За мгновение, мир окрашивается в черный, а потом – в ослепительно-белый свет.

Мощный удар, отдающий острой болью в спину. Мое лицо расплющивает на подушке безопасности. Уверена, что сломала нос, но если я чувствую боль – это хорошо, правда? Стреляющая агония парализует и голову за секунду до того, как я отключаюсь.

Самое трагичное – меня никто не спасет. Дом находится в пятнадцати минутах от ближайшего населенного пункта. Но и там, в канун Рождества, все попрятались по своим семейным убежищам. Никому нет дела до одинокой идиотки, которая ни черта не учится на своих ошибках. Проехавшая фура была единственным транспортом, что встретился мне на пути. Поэтому, сомневаюсь, что кто-либо оперативно вызовет для меня помощь…

Канун Рождества 2012 год

Лэндон Бейкер

Под визг тормозов и скрип шипованных шин, скользящих на ледяной дороге, глянцево-черный монстр на скорости влетает мордой в сугроб на обочине, из которого торчит дорожный знак.

«А о том, что в Японии находится единственный в мире музей снежинок, названный именем ученого, считающего, что снежинки – это письма с небес, вы тоже наверняка не слышали?»

– Вы ушли с маршрута, – бездушно оповещает навигатор и замолкает.

«Как вам такой факт: в одном кубометре снега находится триста пятьдесят миллионов снежинок, каждая из которых уникальна?»