— А ну сюда иди! — рычит отец, но я уже убегаю, чтобы его не слышать. Слез нет. Только в груди словно рвется какая-то ниточка. Больно и тихо. Сложно смириться с таким отношением. Мне, как воздух, была нужна родительская любовь. Но ее у меня никогда не будет.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Простите, — я извиняюсь, едва не налетев на очередную журналистку. Перед лицом появляется диктофон и девушка радостно меня спрашивает:

— Можно ваш комментарий для нашего журнала?

— Можно, — соглашаюсь милостиво я, — я безумно счастлива. Это самый лучший день в моей жизни. Это все. Хорошего вам дня.

«Хорошего вам дня» — второй раз говорю эту фразу. Несмотря на тьму внутри, я, вроде как, пытаюсь пожелать добра людям вокруг. Пусть хоть у них будет хороший день.

С болью возвращаются и воспоминания. Как я неуверенно улыбаюсь своим родителям, не понимаю, как правильно себя вести с людьми, которые вроде бы тебе родные, только видела ты настолько редко, что успела забыть их голоса и внешность.

«Бабушка скоро вернется?»

«Бабушке плохо. Она лечится в больнице»

И тревога, которая не дает заснуть ночью. Неловкость, когда я сталкиваюсь с братом, который недоверчиво рассматривает меня и спрашивает, почему я с ними не живу. Почему? Этот вопрос вводит меня в ступор. Никогда не задумывалась. Потому что так надо? Мои одноклассники живут с родителями, ну а у меня просто вот такая семья. Странно, но ведь так бывает?

— Что ты ему сказала? — на плечо ложится тяжелая рука, заставляя немного притормозить и не нестись непонятно куда. Я оборачиваюсь. Рустам смотрит на меня тяжелым взглядом, словно пытаясь пробраться под самую кожу. Видимо, мои последние слова взбесили отца. И Рустам это заметил. Заметил он и отношение отца ко мне. Этого он точно не ожидал. Подозревал, небось, что отец будет беспокоиться за свою дочку, но вместо этого увидел полный холод и равнодушие.

Садаев, видимо, понимает мою заминку и усмехается.

— Да, мать твою, принцесска. Ты, оказывается, не любимая дочка отца. Его парит только твой хилый брат. Охренительное открытие. Я начинаю понимать, какого хера у тебя уже несколько лет отстойно подделанные документы, из-за которых тебя не нашли в первые пять минут. И почему поиски твоего папаши замяли спустя год после исчезновения его типа любимой принцессы. Ты ему просто нахер не упала. Да?

Я отвожу взгляд. Двери впереди открываются, и я вижу в зале, где должно пройти наше бракосочетание, брата. Он стоит, опустив голову вниз и глядя в пол. Сцепив руки в замок, в окружении нескольких крепких ребят. Со стороны это не выглядит странным, если не знать, что моего брата удерживают силой. Все смотрится… обычно. Садаевским псам удается вести себя расслабленно и естественно, производить впечатление просто большой компании, которая пришла на свадьбу друга.

— Я тебе все расскажу, если сдержишь свое обещание и отпустишь после свадьбы моего брата, — произношу я, а Рустам неожиданно смеется. Громогласно. Чисто мужским, грубым смехом, отчего я вздрагиваю.

— Теперь уже вряд ли, принцесска, — констатирует он, а я ахаю, — херовый обмен выходит. Ненужная дочь останется у меня, а любимый сын отправится к папочке?

— Ты… обещал! — шиплю я, вцепляясь ногтями ему в руку. Рустам стряхивает ее небрежно, и перехватывает меня за запястье.

— Пока я не выясню, какого хера происходит — он не получит свободу, — хмыкает он, прожигая меня взглядом, — можешь не говорить мне «да». Верну тебя с позором обратно отцу. А твой эльф останется у меня в заложниках. Только тебе тогда, судя по всему, звездец придет, принцесска. Я угадал?

— Значит, ты хотел свадьбой всего лишь надавить на моего папу, да? — приподнимаю я брови, — ты солгал, что женишься на мне только из-за детей?

— Не солгал, — медленно отвечает Рустам, — но я ненавижу, когда меня наебывают, принцесса. Просто терпеть не могу. А ты именно этим и занималась все время.

Он сжимает руку на моем запястье. До слез. И дергает за собой, закончив разговор.

Эпизод 33

Я никогда себя не чувствовала уверенно под прицелами фотокамер. Были на это причины — меня выводили «в люди» всего два раза в жизни. Сейчас я и вовсе ощущаю себя рыбкой в аквариуме, который отключили от кислорода — все вокруг пялятся, даже не подозревая, что мне скоро конец. Барахтаюсь я забавно.

Ноги в туфлях быстро устают. Пальцы начинают ныть от высоких каблуков. Я поздно понимаю, что стоило идти в кедах и плевать на мой вид. Вся эта церемония продлится еще какое-то время, и я, похоже, успею взвыть от дискомфорта.

Брат поднимает на меня взгляд, когда мы с Рустамом заходим в зал для торжественного бракосочетания. Все вокруг начинают аплодировать, а я едва улыбаюсь Мирославу. Я не пытаюсь его ободрить, или успокоить — короткий обмен едва заметной улыбкой значит намного большее для нас двоих. Я словно говорю ему — «мы связаны. Ни один человек в мире это не разрушит. Мы выберемся».

Лицо брата бледное, и на лбу я замечаю маленькие капельки пота. Он волнуется, а значит, у него скоро может случиться приступ астмы. Я растерянно рассматриваю его одежду, надеясь увидеть где-нибудь ингалятор — в руке, в кармане, но нет… на нем футболка и достаточно тесные джинсы. Мирослав худой, любая бы вещь в кармане сразу бы была заметна. Остается надеяться, что ингалятор у этих горилл, которые трутся возле него.

Аплодисменты стихают. Повисает почти полная тишина. Только периодически кто-то покашливает. Всё. Начинается официальная часть. Последние минуты моей хотя бы формально свободной жизни. Сегодня Садаев получит меня с потрохами. По документам.

Дурацкая торжественная речь про прекрасный день, в котором соединятся на века два сердца. Про детей. Про ценность семьи. Про заботу и трепетные отношения. Глупый фарс для журналистов. Я играю свою роль до конца — стою, скромно опустив взгляд в пол. С каждым словом регистратора в груди расцветает буря.

Наверное, мне дает силы ярость — она разливается с кровью по венам. Я чувствую, как мне становится легче. Легче поднять голову, легче выпрямиться и выдохнуть горячий воздух из легких, наполняя все вокруг мыслью «я не сдамся. Никогда больше не опущу при Садаеве взгляд. Никогда не стану покорной и тихой. Мадина права — не только я сегодня потеряю свободу. Он станет моим мужем. Это меняет многое»

— Принцесска, — отрывает меня от мыслей голос и я, моргнув, кошусь на Рустама. Он кивает на регистратора. Светленькая женщина, улыбаясь, держит в руках папку и с умилением смотрит на меня.

— Невеста витает в облаках от волнения, — шутит она, — повторяю еще раз вопрос: Готовы ли вы не только создать дружную и крепкую семью, но и сберечь ее и дать достойное воспитание вашим будущим детям? Прошу ответить вас, невеста.

Горло перехватывает от волнения. Всего лишь одно слово. Отступать уже некуда. Я в белом платье, за мной наблюдают десятки журналистов. Отец стоит где-то тут. Брат смотрит. Столько людей вокруг и ни один не сможет мне помочь. Даже если я закричу, что нет, не согласна на этот брак.

Мне придется шагнуть в пропасть на потеху этой толпе.

— Да, — выдыхаю я это самое слово. Голос звучит, как шелест листвы. Тихо и едва слышно, — готова.

— Является ли ваше желание стать супругами свободным, взаимным и искренним?

— Да, — снова отвечаю я.

Всё. Словно на шее защелкнулся стальной ошейник.

— Прошу ответить вас, жених… — продолжает, улыбнувшись, регистратор, а я внезапно холодею и смотрю на Рустама.

Неожиданно мелькает мерзкая мысль — что, если он сейчас ответит «нет»? Узнав, что я не нужна отцу, что я не наследница состояния, просто отомстит мне за ложь. Разрушит репутацию моего отца — ему до конца жизни будут припоминать, что от его дочери прямо в ЗАГСе отказался жених. И отец тогда меня уничтожит. Моя жизнь превратится в нескончаемый кошмар. Даже близнецы не спасут. Даже его план убить Рустама и получить его бизнес.

Садаев словно улавливает мой страх и скользит задумчиво по мне взглядом. Кажется, я вижу в нем легкий оттенок то ли злости, то ли презрения. Будто Рустам раздумывает. И пауза затягивается.

Нет. Лучше уж я буду бороться с ним, чем с отцом. Только не возвращайте меня обратно!

— Готов. Да, — коротко отвечает Садаев, и у меня словно гора с плеч сваливается. Я выдыхаю в тот момент, когда грохают очередные аплодисменты, перебивая продолжение речи регистратора. Словно в тумане я подхожу к столу и ставлю свою подпись. Как в тумане Рустам берет мою заледеневшую от волнения руку и надевает на палец еще одно кольцо. Небрежно и несколько грубо. Хоп — и всё.

Я успеваю схватить его за руку, прежде чем он отходит. Встряхиваю волосами, чтобы прояснилось немного в голове.

— Поцелуй, — внезапно говорю я. Натыкаюсь на темный и колючий взгляд, и, поежившись, продолжаю, — регистратор сказала, что мы можем поцеловать друг друга.

— Обойдешься.

Я в шоке хмыкаю.

— Рустам! — сжимаю пальцы на его ладони, не отпуская. Несмотря на то, что он собирается уйти вместе со мной, — это необходимо. Я не хочу, чтобы потом меня полоскали в газетных статьях, и писали, что наш брак по расчету и ты ко мне даже не хочешь прикасаться.

— А это не так? — усмехается Садаев, — наш брак — чисто формальность. Я мог бы тебя нахрен сегодня послать. Но у твоего отца задница пригорает. В кайф даже смотреть было за его рожей. Мне этот цирк понравился.

— Ты меня бесишь, — признаюсь я сквозь зубы, — но это моя первая свадьба. Сделай все по-нормальному, чтобы мне не было потом стыдно и обидно.

Не хочу, чтобы даже незнакомые люди сочувственно смотрели на меня.

Рустам наклоняется ко мне, притянув за руку. Почти целует. Прикасается губами к моим губам. Едва их задевает, и со стороны мы выглядим, как настоящие жених и невеста, которые скрепляют брак поцелуем. Только Садаев смотрит куда-то в сторону, а не на меня, когда произносит тихо следующие слова: