В квартиру я захожу медленно, словно пытаясь оттянуть момент, когда мы останемся в ней с Рустамом наедине. У меня с этим местом связаны неприятные и унизительные воспоминания. Как Садаев привязывал меня к шведской стенке и изучал пальцами. Стоит мне только об этом вспомнить, как по позвоночнику скатывается странная волна, заставляя меня содрогнуться. Я тихо выдыхаю неожиданно горячий воздух и замираю недалеко от двери.

Ужасное ощущение. Боль забылась, а все остальное — не очень. И я, какого-то дьявола, зацикливаюсь на этом воспоминании, не в силах его отогнать. Не знаю, может, у людей тоже бывает что-то вроде запечатления на первом сексуальном партнере? Иначе я никак не могу объяснить, какого черта мои мозги стабильно стекают прямо в трусы, когда я пытаюсь вспомнить нашу первую ночь, или мое первое глубокое проникновение пальцами, которое я запомнила.

Вот дерьмо.

— Проваливай в душ и переодеваться, — приказывает мне Рустам, и я удивленно приподнимаю брови.

— У меня нет другой одежды.

— Закажи тогда себе шмотки или ходи голой, — бросает спокойно Садаев, и уходит, снимая с себя рубашку и отрывая присохший окровавленный рукав от кожи. Оставляет меня ненадолго одну.

Я растерянно смотрю вокруг. Даже не знаю, что мне делать теперь в роли жены Рустама. Как-то все это неожиданно.

Эпизод 36

Раньше свадьба казалась мне апогеем развития отношений между двумя влюбленными. Некой чертой, переступив которую, двое превращаются в самых родных и близких в мире людей. Их отношения наполняются теплом, бесконечной заботой, уютным ароматом утренних завтраков и прочими милыми штуками.

Похоже, что сегодня я поняла кое-что другое: штамп в паспорте ничего не меняет. Какого черта я так мечтала о свадьбе?

Я медленно иду по паркету, на секунду оглянувшись: на полу остаются маленькие смазанные капли крови. Задираю ступню, чтобы рассмотреть ее — так и есть, умудрилась содрать кожу. Мне действительно надо в душ, смыть с себя всю грязь. Насколько я помню, тут, внизу, только ванна. Но Рустам уже в который раз упоминает именно душ. Возможно, я смогу найти его на втором этаже.

Прежде чем отправиться на поиски, я захожу на кухню. Пить хочется ужасно. Я достаю, не глядя, бутылку, открываю, делаю жадно глоток и тут же выплевываю в раковину, растерянно глядя на этикетку. Это алкоголь.

Рот я полощу потом долго. Заодно и напиваюсь из-под крана.

После я некоторое время брожу, заглядывая в комнаты. На четвертый раз мне везет.

Схватившись за ручку двери, я открываю ее, вижу на полу белую плитку, и, не успев обрадоваться, что, наконец, нашла этот чертов душ, поднимаю взгляд.

Первое, что вижу — как проход загораживает обнаженный торс Рустама.

— Извини, — быстро произношу я, подняв взгляд. Хорошо, что он, хотя бы, в полотенце на бедрах. Дьявол. От него веет жаром после горячей воды, — я хотела принять душ. Не знала, что ты тут.

Под ноги падают капли с его забинтованной руки. Я осторожно смотрю на нее.

— Лучше, кстати, снять повязку. Порезы под ней намокнут и могут воспалиться.

— Снимай тогда, раз такая умная. — хмыкает Садаев и поднимает руку. Я хватаюсь за узел, чтобы занять свои глаза и мысли чем-то другим, а не рассматриванием тела этого зверя напротив. Он слишком… просто слишком. Во всем. Лучшая характеристика, которую я могу дать Рустаму. Сердце бьется где-то в горле, будто норовя выпрыгнуть с очередным «бух» наружу.

Не могу до сих пор осознать себя его женой.

Мокрая ткань бинтов падает на пол. Костяшки руки Рустама разбиты, а кисть порезана. Словно он влепил по стеклу кулаком. Вроде бы, когда маньяк меня привез, что-то было разбито в комнате. Не помню.

Края ран, которые до этого успели затянуться, кажутся отекшими после воды и грозят вот-вот снова разойтись.

— Надо перебинтовать чем-то сухим, — бормочу я, — или опять…

Сильные пальцы неожиданно смыкаются на моей челюсти, заставляя задрать голову. Рустам наклоняется, вдохнув воздух возле моих губ. От него самого пахнет гелем для душа. А с мокрых волос капает на мое лицо вода.

— Я тебе голову сверну, — произносит внезапно он, поднимая на меня темный взгляд, — за бухло.

— Я случайно. Сделала глоток и тут же выплюнула. Подумала, что в бутылке минералка, — я дую ему в лицо, доказывая, что это всего лишь остатки запаха.

Он не отпускает. Смотрит так, словно кожу на мне пытается прожечь. Мне сложно не отвести взгляд, выдержать это давление. И вот за этим человеком я теперь замужем. Он забрал мою невинность, мой первый раз. Похитил невинность и у моего паспорта. У девственно чистой странички, где не было штампа о браке. Не знаю даже, что хуже. Хорошо хоть мой первый поцелуй достался парню из института. Хоть что-то это животное не получило.

— Это все вопросы на сегодня? — интересуюсь я, дергая головой в сторону и освобождая подбородок. Ранки на ступнях от влаги начинает саднить сильнее, — если всё, то я хочу помыться.

— Мойся, — усмехается Рустам и уходит, хлопнув дверью. Прищемив подол моего платья, отчего я, разозлившись, просто отрываю его — почти прозрачную кружевную часть юбки. Потом, кое-как вывернув руки, расстегиваю молнию, сбрасываю всю одежду и залезаю в душевую кабинку.

Не знаю, как мы будем жить с ним. Между нами — монолитная стена из льда. Я не уступлю, не откину свою гордость, и он не станет со мной церемониться. Наш лед в отношениях еще заморозит все вокруг на километры.

Я поворачиваю кран и на голову обрушивается поток ледяной воды, заставив меня визжать во все горло от неожиданности. Я ошиблась. Садаев торчал в душе под такой водой. И не превратился в глыбу льда. Монстр чертов.

Когда мне удается попасть обратно рукой на кран, закрыть его, и, клацая зубами, рывком отодвинуть стенку душевой кабинки, то вываливаюсь я прямо на Рустама.

— Ты на голову трахнутая? — спокойно интересуется он, поймав меня, — какого хрена визжишь?

— Т-ты… — только и могу выдавить я. Меня колотит, — т-т-ты… холодную воду…

— Отрегулируй и все. Нашла проблему, — он тянет руку мне за спину и снова включает воду. Вместо ледяного дыхания дракона я чувствую, как спины касается теплый воздух. Меня перестает бить дрожь. Только сейчас я понимаю, что стою совершенно голая. Прижимаясь всем телом к Рустаму. Своей ледяной кожей к горячей и твердой его.

Это не самое страшное. Хуже всего, что я бедром чувствую. Огромную… палку. Дубинку, блин, полицейскую. Только вряд ли Рустам ее носит под полотенцем. И она еще продолжает увеличиваться в размерах. Реагируя, похоже, на меня.

— Можно вопрос? — вырывается у меня, — ты уверен, что мы действительно спали друг с другом? Это не могло поместиться в меня.

Кажется, у Рустама вырывается смешок. Похоже, его развеселили мои слова. Он внезапно толкает меня обратно в кабинку и заходит сам. Занимает почти все свободное место. Огромный зверюга.

— Тебе рассказать в подробностях или повторить?

— Закрыть дверь с другой стороны, для начала, — ошалело прошу я. Обхватываю себя руками, пока теплая вода омывает тело. Струйками стекает и по торсу Садаева. Десятки маленьких блестящих дорожек. Издевательство надо мной. Они бегут вниз, прямо под край полотенца. Я могу угадать, что через минуту оно намокнет и просто сползет вниз. Показав мне то, что я боюсь увидеть.

Но еще больше я боюсь вспомнить в подробностях мой первый раз. Не знаю, почему. Странное предчувствие, что мне не стоит этого делать.

Я сглатываю вязкий комок и медленно поднимаю взгляд на Рустама.

* * *

Жарко. Мне кажется, что горячий пар поднимается не с дна душевой кабины, куда стекает вода, а от Садаева, который стоит рядом. Кислорода становится невыносимо мало и я дышу этим жаром.

— Давай, мойся, — произносит Рустам, — при мне. Не хватало, чтобы ты обварила себя, повернув не тот кран опять.

Мышцы, нервы и все внутри нервно сжимаются от его голоса. Я опять теряю контроль над своими мыслями. Это, кажется, происходит каждый раз, когда мы остаемся наедине в такой неоднозначной ситуации. Словно в голове воронка, которая затягивает стремительно в темноту, и если я буду сопротивляться — то упаду в нее. В обморок.

Может, стоит вспомнить, как бы страшно не было? Лучше сейчас, чем потом. Если я снова окажусь в его постели. Может, он сделал мне больно, или был очень груб. Издевался. Может быть, я ему сказала «нет», а он взял меня силой, поэтому я все и забыла напрочь, чтобы не травмировать психику. Если я вспомню — то буду, хотя бы, знать, что ожидать от этого человека. Может, мне стоит защищаться. Спать с пистолетом под подушкой.

Мои воспоминания обрываются на том, как он стянул с меня штаны. И трогал меня…там.

Я замираю, разглядывая тату на груди, и кажется, что комната вокруг поменялась. Стало темнее. Воду, которая падает мне на плечи, я почти не чувствую.

Подняв руку, я кладу ладонь на татуировку и провожу медленно по твердой груди Рустама. Выше. Выше. Сердце бьет об ребра до боли. Каждый вздох дается с трудом. Этот зверь может посчитать, что я домогаюсь до него. Провоцирую. Но как мне иначе вспомнить? Гори синим пламенем этот чертов клуб вместе с его владельцем — Тёмой. И с тем, что там подсыпают в напитки. У меня ничего не выходит! Не получается снова представить себя там. Голова даже начинает болеть от напряжения. Дьявол, месяц мучений, и все без толку.

— Охренеть ты резкая, — слышу смешок, — у тебя не раздвоение личности случайно?

— У меня амнезия. Пытаюсь хоть что-то еще вспомнить с того дня, — устало вырывается у меня. Я убираю руку, но Рустам внезапно перехватывает за запястье, дернув меня ближе. Плечо обжигает чем-то холодным, и я подпрыгиваю, скосив глаза. Этот дьявол льет на меня гель для душа. Выдавливая, похоже, полфлакона. Хочет, видимо, отмыть до скрипа добычу.