— Эдик!..

— Ана... Настя? — поправляется он, и я фыркаю от его "Ананасти".

— Тоже в тыл решил зайти, стратег? — шепчу я, так как мы подошли уже совсем близко.

— Ага. А почему ты не стреляла?

— Кончились, — одними губами, без звука практически, говорю я, но он понимает:

— Меняемся?

— Погоди, — я обозреваю местность: две девчоночьи спины, не больше, остальные, видать, решились побегать по лесу. У меня созревает дерзкий план, и тихонько шепчу его на ухо Эдику.

Эдик послушно откатывается в сторону, отходит чуть назад и начинает палить.

Я тем временем бросаюсь вперёд и тыкаю в спину стволом маркера не успевшей среагировать девушке — сначала одной, потом другой.

— Убиты.

Они смотрят на меня, хлопая ресницами и улыбаясь. Я снимаю знамя и размахиваю им, сигналя об окончании боя. Кто-то из врагов выпускает в меня "очередь", но это уже не в счёт, поскольку игра окончена.

За сеткой я вижу Мартышкина, ожесточённо трущего рожицу: белая краска, прилетевшая "в лоб", забрызгала его сквозь дырки в маске шлема.

— Ну вот, и фасоновская спецподготовка нам не понадобилась — там в армии явно никто не служил, — говорю я, стаскивая с головы шлем.

На голове у меня, наверное, воронье гнездо, я вся раскраснелась от всей этой партизанской акробатики.

Эдик восхищённо смотрит то ли на меня, то ли на знамя в моих руках. Организаторы наливают нам шампанское — и победившим, и проигравшим. Я не очень люблю эти щекочущие пузырьки, но чокаюсь пластиковым стаканчиком и выпиваю. Ладно, пусть противник подкачал, зато все мои выступающие части тела остались целыми, чему я была несказанно рада.

— Как мы их, а? — радуется Мартышкин. — Круто поиграли. Жаль, тут в лазертаг не того...

Фасонов горестно стонет в ответ и жалуется, что потянул плечо.

— Как ты умудрился? — интересуюсь я.

— Хотел перекат сделать, молодость вспомнить...

— Да пузо подкачало — перевесило, — тут же подтрунивает над другом Мартышкин.

Мы все хохочем дружно и пытаемся решить, как скоротать вечер дальше. Пялимся на вторую "смену", играющую после нас. Парни снова рвутся в бой, сетуя на слишком короткую игру, потом мы вместе ужинаем в столовой, обсуждая, чем ещё можно заняться.

Про Макса с Тимой всё ясно: эти пойдут в местный бар, и я даже догадываюсь зачем: как раз туда мимо нас только что прошествовали те самые гламурные красотки с пейнтбола.

Я в бар не хочу, поэтому эгоистично предлагаю Эдику прогуляться со мной по сосновой роще. Не знаю, насколько он горит желанием тусить в баре, но мне почему-то не хочется сидеть в помещении в этот тёплый летний вечер.

Эдик соглашается, и глаза его блестят радостью. Значит, идти в бар он тоже не хотел. Мы подходим к соснам и смотрим на уходящую в тень дорожку. Справа виден небольшой прокат, возле которого стоят самокаты и велосипеды.

— Может, велики возьмём? — вдруг предлагает Эдик.

— Давай, — тут же соглашаюсь я.

Мы выбираем себе по велосипеду и едем по залитым уходящим солнцем дорожкам. На них лежат длинные тонкие полосы — тени от стройных сосен. Погода на удивление хорошая для нашего Трёхреченского края, но на дорожках никого, и я всё быстрее кручу педали:

— Догоняй! — оборачиваюсь через плечо.

Эдик и не думает отставать. Мы въезжаем в рощу и весело катим по узкой песчаной дорожке. Мне весело и легко. И компания Эдика очень приятная. Мне на удивление спокойно и легко, когда он рядом, я совершенно не чувствую себя начальницей, наоборот, общаюсь с ним, как со старым знакомым. И, кажется, даже немного кокетничаю.

Мне снова вспоминается его прозорливая матушка. Хотя, кто его знает, не услышь я её бредовую версию, мне бы самой такое и в голову не пришло... Как Эдик при таких-то родителях ухитрился вырасти не забитым маменькиным сынком — загадка. Мне хочется расспросить его, но я понимаю, что это будет нетактично и неуместно. Да и зачем в такой хороший вечер настроение портить...

Велосипед подпрыгивает на попавшем под колесо камешке. Тут же просыпается внутренняя свинка — после сытного ужина она счастливо дрыхнет, довольная временной победой над дашкиным террором. Сначала она возмущенно хрюкает, но заметив моего спутника, старательно крутящего педали, хитро толкает меня в бок. Я громко ойкаю.

— Ты в порядке? — тут же заботливо интересуется Эдик.

— Да что-то бок с непривычки закололо, — честно признаюсь я.

— У тебя телефон из кармана выпал, — кричит мне вслед Эдик, уже успевший подхватить мой мобильник, и снова почти нагнать меня.

— Положи пока себе, потом отдашь! — отмахиваюсь я. Ох уж эти неудобные джинсовые карманы...

Мы радостно колесим дальше. Даже внутренняя свинья, кажется, крайне довольна поездкой. Я стараюсь — кручу педали изо всех сил, наверное, подсознательно пытаюсь отработать съеденные калории. Моего спортивного запала хватает ненадолго — я совсем запыхалась и хочу остановиться, поэтому предлагаю:

— Давай передохнем?

— Давай, — кивает Эдик.

Мы останавливаемся там, где сосны расступаются и тропа проходит над берегом реки...

— Здесь так красиво! — завороженно останавливаюсь я, придерживая велик.

Солнце торжественно клонится к закату, играя золотыми и пурпурными бликами на поверхности воды. Да это же тот самый берег, что на фотографии в рамке на стене моего номера, доходит до меня. Только там оно в чёрно-белом цвете. Да разве могут какие-то жалкие оттенки серого передать красоту вот такого заката над речной гладью...

Как зачарованная, я спускаюсь ближе к воде и кладу велик в траву. Сажусь на камень у берега и несколько минут безмолвно созерцаю окружающую красоту. Сзади тихо подходит Эдик. Я оборачиваюсь, он, прищурившись против солнца, смотрит на моё лицо.

— Чудесно же покатались... — говорю я.

— Да, — искренне соглашается Эдик. — Ты очень спортивная... И на велике катаешься, и в пейнтбол играть умеешь.

— А ты первый раз, что ли, играл? — спрашиваю я.

— Да.

— Стратег! Наши-то тупо в перестрелку полезли, а ты в тыл зайти догадался.

— А может, я просто подглядел за тобой, — шутит он. На щеках его то ли румянец, то ли розоватый отблеск заката.

— Ну, так правильному примеру последовать решил, а не за Мартышкиным побежал, — продолжаю шутливый разговор я. — Ох, интересно, кто это ему так физиономию испачкал?

Мы вспоминаем перепачканное белыми брызгами лицо Мартышкина и с каким выражением он оттирал краску, огрызаясь на пошловатые шутки, и снова улыбаемся.

— И вообще, какой-то нам лёгкий противник попался, — говорю я.

— А ещё флаг у них таджикский, — кивает Эдик.

— Чей флаг?

— Таджикской ССР, — уверенно говорит Эдик. — Это у них зелёная и белая полоса. Интересно, где достали?

— Отлично, — смеюсь я. — Таджикский флаг я ещё не добывала! Жаль, забрать нельзя, я бы в офисе повесила, над ксероксом...

— Настя, а почему ксерокс — особенный? — после некоторой паузы решается Эдик.

Ох... Так сразу и не скажешь.

— Понимаешь... — медленно, облизнув губы и отведя взгляд в сторону, начинаю я. Мне как-то стыдно от моей привязанности к этому громоздкому агрегату, но Эдик, как мне кажется, из тех, кто способен такое понять. — С него, можно сказать, начался мой путь, мой бизнес. Когда я была ещё младше тебя...

Ох, неудачно я выразилась. Опять он смущается.

— Когда я в универе училась, то никто в меня толком не верил, что я это смогу. Мама — та вообще все мозги проклевала, что лучше б я об учёбе думала, и вообще, я обязательно прогорю, и ничего у меня не выйдет. Подруги тоже относились скептически, пугали трудностями... Я понимаю, из добрых побуждений. А тут этот сломанный ксерокс, я всех знакомых достала расспросами, как его чинить — оказалось, совсем просто, кстати. И то, что ксерокс так легко починился, я восприняла, как... ну словно бы, он поверил в меня. Никто не верит — а этот списанный, никому не нужный ксерокс взял и заработал. В общем... С тех пор он у меня как талисман, да.

Я заканчиваю своё сбивчивое признание и перевожу взгляд на Эдика. В его глазах нет ни тени насмешки или снисходительности. Я в нём не ошиблась. Он понимает.

Когда солнце садится, нас начинают одолевать комары, и мы отправляемся в свой корпус. Я машу рукой, прощаясь.

— До завтра!

— Пока, — он идет через холл к лифту. Я, повинуясь неведомому чувству, оборачиваюсь. Он смотрит на меня, потом заходит в подъехавший лифт и снова оборачивается. Наши взгляды встречаются.

Я устало топаю в свой номер, но мне совершенно не хочется спать. Настроение на удивление приподнятое. Неужели велопрогулка с созерцанием заката так подействовала? Внутренняя свинка вновь деловито пинает меня в бок с однозначным "ну, конечно!" на хитром рыльце. Я мысленно грожу ей кулаком — не дави, мол! Да, что уж там, она права, не отмажешься... И вообще, давно ли я вот так отдыхала, не думала ни о работе, ни о ремонте, а вот так — лежала на траве, созерцая закат?

Мотаю головой. Забудь об этом, Чугунок. Это же твой сотрудник... Пусть даже очень милый и внимательный. И общаться с ним потрясающе легко. "Так легко, что и худеть не надо!" — полным надежды голоском подпевает внутренняя свинья, она как всегда думает только о собственных свинячьих проблемах.

Я захожу в свой номер, раздеваюсь и быстренько принимаю душ. Да, тут не "Парк-отель", но тоже вполне сносно. Обычная, без изысков, кабинка, никаких излишеств вроде фена. Я достаю заныканный из того шикарного номера мини-флакончик геля для душа, благоухающий ванилью. М-м-м-м, мой любимый аромат...