Перед глазами тут же промелькнули две обнажённые Фелиции: та, что стояла в реке, в чём мать родила, и та, которая лежала в бессознательном состоянии, раздетая им. Но тогда было проще справиться с похотью. Первый раз его разделяла река, во втором случае препятствием служила беспомощность женщины. Сейчас же провокаторша была совсем рядом, изогнув тело в соблазнительной позе и в чувственном порыве, подставляя губы для ответного поцелуя. Женщина, как две капли воды похожая на его первую любовь, стояла в полушаге от него. Стоит лишь протянуть руку и можно погладить её волосы, дотронуться до лица, притянуть к себе и поцеловать. И никто не сможет помешать слиться с нею воедино. Вокруг ни души на несколько десятков километров. А глаза Фелиции подсказывали, что она не будет противиться исполнить его неудержимое желание. Уж он-то умел читать по глазам женские «да» или «нет».

Началась внутренняя борьба с похотью.

Леший стоял, не в силах сдвинуться с места, прислушиваясь к взбунтовавшейся плоти и мысленно обзывал себя разными омерзительными словами.

«Дурак! Болван! Идиот! – ругал он себя, – для чего ты пробыл в одиночестве семь лет? Чтобы вот так, за несколько минут сомнительного счастья свести на нет все усилия? Тебе удалось вытравить в себе извращённую плотскую потребность, ты избавился от неё, ты победил. Уходи отсюда немедленно! Держись от этой дьяволицы подальше! Ты отдал ей то, чего она хотела, и теперь забудь о ней, поставь на ней крест! Она послана тебе самим дьяволом!»

Шли минуты, однако самобичевание не помогало. Завораживающе-воркующий голос Фелиции и её пленительный взгляд убавляли эти силы. Страсть охватывала неумолимо, обволакивая сознание густым туманом. С каждой секундой борьба ослабевала, отдавая предпочтение похоти.

Оставаться наедине с Фелицией в таком состоянии было выше его сил. Превозмогая себя неимоверным усилием воли, Леший крутнулся на месте и скорым шагом направился в лес…

Глава 9      

… Ретировавшись после встречи с Фелицией и её спутником Виктором Громовым, Леший тогда вернулся к себе.

«Скажите, а как ваше имя? Мне как-то неловко называть вас Лешим», – ритмично звучали в голове слова журналистки, словно срывались с заезженной пластинки.

Чтобы избавиться от наваждения, он взял в руки топор и с неистовой яростью принялся тесать бревно, задавшись целью довести его до формы бруса.

Остервенело орудуя топором, ухая при каждом взмахе, он надеялся остановить тревожные мысли, которые стали появляться вслед за преследующим вопросом Фелиции.

Толстые щепки одна за другой с треском вылетали из-под топора. Леший работал в полном исступлении до тех пор, пока не занемели ладони, державшие топорище. Тем не менее, даже яростная работа не сняла внутренней напряжённости в нём. Мысли о посягательстве на таёжное одиночество крутились в голове с необычайной скоростью.

Со взмокшей от пота спиной, тяжело дыша, Леший со злостью воткнул топор в бревно и поплёлся на крыльцо передохнуть.

Он вдруг почувствовал, как в глубине сознания произошёл какой-то важный толчок, которого подсознательно ждал последние годы. Что конкретно с ним произошло – выразить словами было сложно, но смутная догадка уже витала в голове.

Появившимся домыслам ещё предстояла проверка временем, а вот причина внутренних перемен Лешему стала понятна сразу: смуту в душе посеяла журналистка, вознамерившись заглянуть в его прежнюю жизнь.

Удивляла и настораживала внешность прибывшей гостьи. Невероятно, но она была поразительно похожа на его первую любовь – Светлану. Эта иллюзорная встреча с молодостью словно взорвала его изнутри, заставив встрепенуться зачерствевшее с годами сердце.

Он воочию увидел ту незабываемую картинку прошлого, которая на протяжении многих лет так и не смогла выветриться из памяти.

      В тот момент, когда Фелиция поинтересовалась его настоящим именем, её пышные тёмно-русые волосы подхватил налетевший ветерок и взметнул вверх, оголив на миг мраморную шею.

Глядя на открывшийся островок белой и гладкой кожи, у него непроизвольно зашлось сердце.

С исключительной точностью повторился памятный эпизод его знакомства со Светланой. Будто тот, невидимый и властный, кто безгранично распоряжается судьбой человека, решил вдруг вернуть его в прошлое, чтобы издевательски пощекотать нервы.

Отчётливо вспомнился тот давний пикник на троих…

Тогда такой же шаловливый ветер, озоруя, трепал распущенные волосы красивой девушки, периодически оголяя её восхитительно белую шею. И вопрошающие слова той девушки были точно такими же, как у нынешней Фелиции: «Скажите, а как ваше имя?» И даже тембр голоса был почти один в один!

Только в тот незабываемый день он не скрывал своего имени и не убегал от прошлого. Его жизнь тогда только начиналась, прошлое было ещё настоящим и каждый день на душе был яркий праздник…

Когда это было? Давным-давно. Если брать во внимание, как медленно течёт время в одиночестве, то, можно сказать, прошла целая вечность. Эта загадочная и непознанная человеком штука – время – сотворила, словно в насмешку, воспроизведение ушедшего события.

Просидев на крыльце битых полчаса, Леший, тяжело вздохнув, поднялся и отправился на утёс. Нужно было в спокойной обстановке разобраться с обуревающими его чувствами – этого потребовала его растревоженная душа. Там, на краю отвесной скалы, была установлена скамейка. Он просиживал на ней часами, предаваясь мучительным раздумьям, а порой и просто погружался в философские размышления о судьбе и премудростях жизни.

Вглядываясь в туманную даль, он вёл мысленный разговор с самим собой, с тем молодцом-удальцом, который к сорока годам успел совершить столько неблаговидных поступков, сколько непорочный мужик не может себе даже представить.

      После встречи с журналисткой в голове сразу промелькнула тревожная мысль: тихая и умиротворённая жизнь отшельника осталась в прошлом. Он явственно ощутил в себе внутренний надлом, понять причину которого было крайне важно и необходимо.

Дошагав до излюбленного места, Леший опустился на скамейку, откинулся на спинку, устремив свой блуждающий взор на противоположный берег.

«Так что же, всё-таки, произошло, Юрий Алексеевич? – задался вопросом он, привычно обратившись к себе, как стороннему собеседнику. – Встретилась тебе женщина, очень похожая на Светлану, и что из этого? Почему ты прекратил общение и поспешил убраться бегством? Какая причина заставила так поступить?»

Леший перевёл взгляд левее, остановив его на удалённой синей палатке. Там, внутри неё, по всей вероятности, находилась Фелиция. По крайней мере, ему так думалось, поскольку нигде поблизости он её не увидел.

Смотрел пристально и долго, словно немое жилище журналистки могло его в чём-нибудь надоумить.

Затем, встрепенувшись, вышел из ступора, и устремил свой взор в противоположном направлении.

Тревожные размышления вновь охватили его. Они переплетались с многочисленными вопросами, которые сыпались, словно горох из прохудившегося мешка.

«Испугался попасть под влияние её чар и стать одержимым этой роковой красоткой? Решил поскорее ретироваться, чтобы не наступить повторно на те же грабли? – продолжил он забрасывать себя вопросами. – Но это нелепо! Сейчас не может такого произойти, потому что у тебя за плечами огромный опыт общения с женщинами. Ты повелевал ими, как хотел. Даже известный Казанова мог бы позавидовать твоим успехам, – при мысли об историческом кумире женщин Леший криво ухмыльнулся. – Причём, ни одна из них не смогла по-настоящему захватить тебя, на какие бы ухищрения не пускалась. И самонадеянная журналистка не сможет, потому что являет собой негативный образ Светланы. Кто теперь для тебя та далёкая Светлана? Никто. Пустой звук. Ты расстался с ней двадцать семь лет назад и возненавидел после предательства навсегда».

Как только в голове мелькнуло имя Светланы, перед глазами тут же всплыли картины свиданий с ней. Это были небольшие фрагменты ярких встреч с поцелуями и ночных прогулок в обнимку. Видения появлялись в сером цвете и были размытыми, как в некачественном документальном кино. Длились не больше секунды и пропадали, растворяясь в пелене ватного тумана. Лицо Светланы было матовым, без чётких очертаний, будто смотрела она на него из старого мутного зеркала. И только чувственные переживания были настоящими – сердце защемило и забилось учащённо.

«Да-а, была неуёмная страсть, ты души не чаял в своей возлюбленной. Ни секунды не сомневался, что она ниспослана тебе по решению Небес – единственна и неповторимая. Ты был безмерно счастлив с ней, и это правда. Но, увы! Твоя девица-красавица очень быстро предала тебя. Хрупкое счастье разлетелось в пух и прах! Пока ты восхищался её красотой – она лгала тебе. А потом с лёгкостью переметнулась к другому парню, цинично заявив, что не любила тебя никогда, – кадык Лешего дёрнулся несколько раз – он судорожно сглотнул накатившуюся горькую слюну. – Сегодня этот факт всплыл в твоей памяти, когда ты уличил журналистку во лжи. Она солгала, выдав себя за знатока французских вин, и ты сразу поставил её рядом с обманщицей Светланой. Хм-м, не по этой ли причине ты поспешил убраться восвояси? Не хотелось ворошить в памяти неприятные факты прошлого, которое давно уже не жжёт тебя изнутри? Возможно. Всё давно перегорело, истлело и улетучилось. Семь лет отшельничества надёжно вылечили твою искалеченную душу. Кто для тебя заезжая журналистка? Случайный прохожий, не более того. У неё своя жизнь, в огнях и развлечениях, у тебя – своя, затворническая. Увезёт её егерь обратно, и твоя жизнь снова войдёт в привычное русло. Чего вдруг ты разволновался, а, Юрий Алексеевич? Не потому ли, что тебя сразил пронзительный взгляд колдовских глаз – зелёных, горящих и вызывающих, как у Светланы? Признайся честно: они сразу обожгли тебя, как в молодости? Заглянув в их бездну, ты испугался, что стрела проказника Амура может пронзить твоё сердце? Разве не так? Боишься, что после семилетнего монашеского обитания изменится привычный образ жизни? Нарушится её строгость и начнёт мучить бессонница? Да? Опасаешься, что после общения с Фелицией укрощённый тобою блуд вспыхнет с новой силой, а затем столкнёт на прежнюю дорогу разврата? Ты этого боишься, Юрий Алексеевич?»