У меня от одних только разговоров попа начинает болеть.

Гектор пытается встать, болезненно морщится и сдавленно шипит сквозь зубы.

— Тебе больно? — выдаю и чувствую, как краснею, ляпнув глупость. Конечно, ему больно! У него же кровь! Боже!

— Переживу, — говорит он, усаживаясь и прикрывая глаза. Потом хватает меня за шею, притягивает к себе и шепчет в губы, не скрывая ярости: — Какого хрена тебя туда понесло? Я же предупреждал, что опасно.

Цепляюсь ладонями за его руку, но он лишь усиливает хватку, не душит, но сдавливает весьма чувствительно.

— Хотела сделать селфи, — бормочу.

— Что продала мозги богу Инстаргама? — ехидно шипит он. — Считал тебя умнее. Жаль, опять ошибся.

— Гектор, я сделала глупость. Я сожалею.

— Поздно, Алла, поздно. О глупости надо сожалеть до того, как её совершаешь, а не после. По себе знаю.

И снова порывисто прижимает к себе.

— Дура… идиотка… любимая…

Обнимаю в ответ крепко-крепко, шепчу:

— Ты ведь погибнуть мог.

— Мог, — подтверждает он, целуя мои глаза, лоб, щёки, — но в приоритете была ты.


Кто ещё будет любить тебя так же — перечёркивая себя?


— Надо выбираться. Держись за меня и слушайся беспрекословно. Понятно?

— Да.

— Тогда идём.

Он сжимает мою ладонь едва ли не до хруста и тянет вверх за собой, по краю каких-то строений. Стараюсь идти след в след. Боюсь вновь оступиться и рухнуть вниз.

Наконец, мы попадаем в полосу света, где уже можно рассмотреть всё подробно. И я вижу, что костюм Гектора изодран и по серебристо-серой ткани расползается тёмное пятно. На лбу блестят бисеринки пота. Дыханье тяжелое и рваное.

Мне страшно за него, чувство острой вины и стыда просто ломают меня изнутри.

Кое-как мы добираемся до машины, — Гектор ещё и калитку умудряется запереть, перед тем, как мы покидаем объект, — он садится за руль, складывает руки на баранку и опускает на них голову.

— Бери мой телефон, — кивает на аппарат, который, к счастью, оставил во внедорожнике, — звони Завадскому.

— Может, в скорую?

— Алла, не беси! — рыкает он, поворачиваясь ко мне и прожигая злым взглядом. — Какая, на хер, скорая?! Мне завтра на работу. Да и пока их скорая приедет — сдохнуть можно.

Киваю, дрожащими руками набираю нужный номер. Завадский принимает вызов, не задавая вопросов.

— Бригада уже выезжает, — коротко отвечает он и отбивает звонок.

— Говори со мной, — требует Гектор. — Нельзя отключаться, пока приедут.

— О чём?

— О чём хочешь.

— Хорошо, — сглатываю я, мнусь несколько секунд, потом решаюсь: — Когда мы жили вместе, я считала, что ты — робот.

Хмыкает:

— Мило.

— Да, потому что ты всегда работаешь. Не знаю, когда спишь и спишь ли вообще.

— День на день не приходится, — отвечает он. — Обычно сплю три-четыре часа. Бывает, не сплю по три ночи подряд. Но я точно не робот, к сожалению.

— Почему так мало?

— Не выношу даже временное бездействие. Сон меня, так сказать, угнетает. Если бы можно было совсем не спать — не спал бы.

— Как тебе удаётся оставаться бодрым, подтянутым, собранным? Я если не высплюсь — как варёная амёба.

Он снова смеётся, в этот раз уже добрее, без ехидства.

— Человек многое может, Алла. Если хочет. Если правильно с себя требует. У нас больше внутреннего ресурса, чем мы хотим показать. Но лень и жалость к себе часто одерживают верх.

Смотрю на него с восхищением. Какой же ты, ммм! Невольно тянусь, прохожусь рукой по жёсткому шелку волос, целую в щёку, веду по ней носом…

Гектор негрубо отталкивает меня:

— Алла, к чему эта благотворительность? — с какой-то странной горечью произносит он. — Ты мне прямым текстом сказала, что я тебе не нужен. Разорвала наши отношения. Теперь мы только друзья. И отматывать назад я не намерен. Я уже был твоим мужем — тебе не понравилось.

Не упрекает, не жалуется — констатирует факты.

Закусываю губу, чтобы не разреветься. Ведь сейчас он очертил чёткие границы наших отношений. И переступать их не собирается.

Что ж, пусть так…

Мои мысли прерывают ребята из клиники Завадского. Пока они чинят Гектора, я брожу вокруг, пытаюсь унять дрожь и понять, что мне нужно. Чего я хочу?

Наверное, хочу реально вышибить клин клином — начать полноценные отношения с другим мужчиной. Чтобы забыть о том, как Гектор целует, как ощущаются его пальцы на моей обнажённой коже. Вытравить его из себя. Вывести, как токсин.

Решаю, что завтра же пойду на свидание с Данилом и доведу всё до конца.

Гектор успевает вызывать одного из своих водителей, и меня отвозят домой.

Укладываясь спать, я ещё раз прорабатываю план назавтра и засыпаю, почти довольная им.

3(7)

Утром меня будит курьер.

Он передаёт мне коробочку, я расписываюсь и бегу в спальню — мне не терпится перерезать строгую синюю ленту и заглянуть, что внутри. А там оказывается новенький смартфон и записка — серебряной гелевой ручкой на плотном чёрном картоне: «Твой аппарат ремонту не подлежит. Контакты удалось перенести. Пользуйся. Г.А.»

И эта забота…неприятно царапает. Потому что на её фоне моё желание переспать с Данилом кажется почти… подлым, что ли. Но в тоже время Гектор сам вчера ясно дал понять — между нами никакие другие отношения больше невозможны.

Я уже был твоим мужем — тебе не понравилось.

И что мне теперь — хоронить себя в двадцать два года в угоду бывшему? У него там в гениальной голове тараканы канкан пляшут, а я должна расхлёбывать?

Нет, следует признаться себе, что вчера я была в шаге от того, чтобы всё простить и дать нам второй шанс, как он и просил меня. Но Гектор перечеркнул всё одной фразой: «К чему твоя благотворительность?» Он никогда не воспринимал мои чувства всерьёз. Конечно, у меня же — беллетристская розовая муть, а у него — возвышенная и недоступная простым смертным Любовь. Именно такая — пафосная и с большой буквы.

Только вот никто меня не спросил — готова ли я к такой?

Сейчас-то, познав её, могу смело сказать — не готова. Может быть, не доросла, не созрела, не поняла. Может…

Попробую другую — более понятную мне.

Вооружаюсь новым гаджетом и отправляю Данилу голосовое на WhatsApp. Приглашаю на свиданье, шалея от собственной смелости. И представляя высказывания кое-кого по поводу женской инициативы и того, какая категория женщин ведёт себя подобным образом.

Мысленно показываю ему язык и начинаю собираться на работу.

Ответ от Данила застаёт меня уже на полпути к музею — соня проснулся и соизволил появиться в сети: «ОК, котёнок. Говори где?» Обещаю сообщить место ближе к обеду и с улыбкой взбегаю по ступеням музея.

Помню, когда сообщила Гектору, что собираюсь выйти на работу — он лишь пожал плечами.

— Если ты хочешь. Но я бы предпочёл, чтобы ты уделяла больше времени семье.

Семье, которой не было…

И да, когда жила с ним, работала, конечно, только ради интереса. Чтобы быть в обществе, в коллективе. Найти себе друзей и единомышленников, а не медленно умирать в роскошных хоромах. СПА-салоны и тусовки не интересовали меня. Как и бьюти-блогерство. А чём ещё занимаются жёны богатых — я не знаю. Работать в музее мне нравилось. Не скажу, что я нашла себя в этой специальности, но определённую доли приятности доставляла. Зарплата, правда, была смешная, но, живя с Гектором, я не думала о деньгах. Сейчас, наверное, придётся призадуматься. Но и эту мысль я откладываю, вливаясь в рабочий процесс.

Четверг у нас — насыщенный день: мероприятия для школьников, экскурсии для санаториев (у нас — курортный городок). В общем, в череде дел я едва успеваю отправить Данилу место — у нас на городском озере, что лежит круглым зеркалом прямо в центре, недавно открылось милое кафе-бар. Вот туда-то и зазываю нового знакомца на свидание.

Сослуживцы подкаливают меня моим хорошим настроением, хвалят новый гаджет и советуют водить за нос обоих мужиков, не давая никому.

Выбегаю на крыльцо — погода радует. Дожди, наконец, угомонились и началась настоящая южная весна.

У крыльца замечаю вишнёвый джип.

Ржавый? Что ему нужно?

Руслан открывает заднюю дверь и приглашает:

— Садись скорее — новость есть!

Я прыгаю в машину рядом с ним, позволяю расцеловать себя в обе щеки.

Руслан привычно выдвигает перегородку между нами и водительским креслом. Он с некоторых пор не делится личным с подчинёнными, а разговор, чую, будет очень личным. И не ошибаюсь.

— Милана беременна, и мы женимся! — произносит он, держа меня за руки. И сияет при этом так, что ослепнуть можно.

Рус уламывал Милу замуж едва ли не с первого дня их знакомства — они с Гектором в некотором роде старомодные собственники. Но Мила оказалась свободолюбивой птичкой, порхавшей с гастролей на гастроли. Ей не до семейной жизни. И консервативного Руслана такое положение вещей очень удручало. И вот свершилось: прямо два в одном — и ребёнок, и согласие на брак.

То-то Рус сияет.

Я рада за друзей, очень рада. До слёз. Они заслужили своё счастье.

Руслан со всей торжественностью, на которую способен, протягивает мне пригласительный.

— Роспись у нас через месяц. Явка обязательна! — балагурит Ржавый. — Причиной неявки может быть только смерть.