И поначалу я оглядывалась и вздрагивала, боясь, что бывший вот-вот появится и предъявит счёт, начнёт мстить за разбитое сердце (так обычно случалось в романах, которые я читала). Но этого не случилось не через месяц, не через год, и тогда я поняла — Гектор окончательно отпустил меня. Только вот деньги, зачем-то, по-прежнему переводил на карточку.

Из-за этой карточки у нас и случилась накануне первая крупная ссора с медвежонком.


Завтракаем гренками и кофе, когда пиликает SMS от мобильного банка. Хоть у нас и семья, но Коля никогда не лезет в мой телефон. А я — в его. Но я всё равно раньше удаляла эти сообщения — мало ли чего? А тут не успеваю. Коля хватает гаджет — кстати, я купила новый, ещё когда уезжала. Тот, со следилками бывшего, вышвырнула к чертям — и таращится на экран.

— Аленький, — он называет меня так же, как отец, — объяснишь, что это?

– Пополнение карты, разве не видишь? — пожимаю плечами.

– Вижу, а ещё тут высветилась сумма на счёте, — он «делает бровками».

– Да, и что?

– Она превышает сумму нашей ипотеки! Вот что! Я вынужден горбатиться в ларьке, в любую погоду, между прочим, чтобы платить вовремя этот грёбанный кредит, а у тебя на счёте — куча денег, и ты молчишь!

Ёрзаю на табурете.

– Медведя, милый, пойми — мы не можем брать эти деньги. Это — от моего бывшего.

– От бывшего? — Коля знает, что я была замужем, хотя о подробностях семейной жизни я не распространялась никогда. — Почему он так солидно платит тебе? У вас до сих пор отношения?

– Какие отношения, Коля?! Мы живём почти за шесть тысяч километров друг от друга. Ты дома каждый день, я тоже. Вечера и ночи мы проводим вместе, и ещё… я…

Нет, эта новость пока подождёт. Я хочу сообщить её не так, а в особенной обстановке. К тому, когда я положила перед мужем тест с двумя заветными полосками, он даже не понял, что это такое. Вот и собираюсь обрадовать, устроив романтический ужин.

Да, возможно, нам всё-таки придётся залезть на карточку — расходы предстоят нешуточные. К тому же, работать мне осталось не так много, и придётся идти в декрет. Коля просил меня повременить с ребёнком, но я больше не хочу временить, не хочу инъекций, хочу маленького медвежонка с серыми глазёнками и курносым носом, как у папы. Замираю от счастья, представляя нас втроём.

И вот сейчас наш папа злится, встаёт, мечется по крохотной кухне.

– Алла! Ты хоть понимаешь, что это ненормально! Он таким образом вмешивается в нашу жизнь!

Киваю — мой Медведя прав.

– Хочешь, прямо сегодня переведу всё до копеечки ему назад?

Он мотает головой:

– Не надо, пусть будет энзэ на чёрный день, раз уж он у тебя такой щедрый. Только поклянись мне, — говорит, а у самого дрожит нижняя губа и часто-часто трепещут короткие ресницы, — что я — не рогоносец?!

– Медведя! Ну, ты чего?! — встаю со стула, обнимаю его, упираясь в выступающий живот, про себя улыбаюсь — скоро будем мереться животами. Я хоть человеком стану, а то всё ещё доска-доской, хоть и научилась печь. Но, видимо, не в коня корм.

— Ладно-ладно, — быстро смиряется он, тоже обнимает меня, смачно целует в губы. У Коли поцелуи мягкие, и если бы я не любила его, что сочла бы их слюнявыми и неприятными. Но я слишком хорошо выучила, что к жёстким поцелуям прилагается и не менее жёсткий характер.

Я провожаю Колю на работу, быстро мою посуду, ставлю в холодильник остатки завтрака и решаю совершить набег на супермаркет.

Хорошо, что по понедельникам у меня выходной — смогу подготовить для Коленьки особенный вечер. Вечер, когда я сообщу ему главную новость!

Магазин от нас в двух кварталах, вроде бы недалеко, но я так затариваюсь — потому что внезапно вспоминаю, как всего много надо домой — что еле-еле тащу два огромных пакета. Останавливаюсь, перевожу дыхание, снова берусь за свою ношу.

Мама любит приговаривать: «Своя семеряжка не важка». А ещё — мама не любит Колю. Она так его не приняла. Каждый раз, когда звонит по видеосвязи, первое, что спрашивает: «Этот твой дома?..» Меня обижает такое отношение мамы к мужу, но я ничего поделать не могу. У мамы один любимый зять и больше никого в этой роли она видеть не желает. Хорошо, что хоть меня не пилит на эту тему. Я сделала свой выбор — ей пришлось его принять.

Погружённая в мысли и гружённая пакетами, не сразу обращаю внимание на джип представительного класса. Конечно, в наш двор такие авто заруливают редко, но мало ли — может к кому-то в гости приехали. Я лишь краем глаза цепляю, что при моём появлении дверь со стороны водителя открывается, и человек выходит и шагает ко мне.

— Ну, здравствуй, моя сладкая, — говорит он, загораживая мне дорогу, и только теперь я вскидываю на него глаза, ахаю, прикрывая рот рукой. Пакеты выпадают из рук, продукты разлетаются…

А я начинаю оседать на асфальтную дорожку…

4(1)

У него, как и прежде, отменная реакция — он мгновенно кидается ко мне и подхватывает, не позволяя мне упасть. Он никогда не позволял мне упасть.

Однажды я спросила Колю:

— Скажи, если бы я падала в глубокую яму, ты бы прыгнул за мной?

Муж обнял и чмокнул в висок:

— Эх, Аленький, я ж не супермен какой-то.

— Речь не о суперменстве, а о том, что когда ты прыгаешь за другим, ты можешь изменить траекторию его полёта и позволить ему упасть на тебя.

Колю передёрнуло:

— То есть — самому погибнуть?

— Да, смог бы ты погибнуть, но спасти меня?

— Эх, зай, наверное, я тебя разочарую, но не смог бы. Честно. Я слишком эгоист…

А он — мог, потому что у него в приоритете всегда была я.

И вот теперь я цепляюсь за его плечи и тону в ледяной мяте взгляда. За эти годы я и забыла, как он умопомрачительно красив. Сейчас — ещё лучше: этакая выверенная, настоянная, достигшая совершенства красота. Я забыла, как здорово всегда от него пахнет — ментольно-цитрусовым парфюмом в сочетании с дорогим табаком (должно быть, нервничал, когда ехал сюда, и курил). Дурманящий запах. Чистый секс и соблазн.

Но мне — нельзя, я замужем и жду ребёнка. Поэтому выныриваю на поверхность из этого мятного безумия, мягко отталкиваю его и шепчу:

— Гектор, пожалуйста…

Он бережно ставит меня, на краткий миг обрисовывая ладонями мою фигуру, и отступает. Отходит почти на метр, чуть склоняет голову и говорит:

— Зачем ты продукты раскидываешь, глупенькая.

Я и забыла, какой он высокий, и теперь мне приходится закидывать голову, чтобы смотреть на него.

Я вижу, как тает лёд в его глазах, и они наполняются сияющим солнцем чистой любви. Спешу прервать этот опасный зрительный контакт. Наклоняюсь, собираю продукты в пакет. Ручки, увы, порвались. Поэтому один приходится обнять. Он такой тяжёлый, что меня почти выгибает назад. Но я нахожу в себе силы грозно произнести, испепеляя взглядом незваного гостя:

— Зачем ты приехал?

— Тебя повидать, — просто отвечает он.

— За шесть тысяч километров?

— Не обольщайся, — чуть ехидно хмыкает он, — за триста пятьдесят. — И тут же отвечает на моё недоумение в обращённом на него взгляде: — У вас в области проходит экономический форум. Наша компания в числе приглашённых. Сегодня более-менее лёгкий день, вот я и решил заехать повидаться. А то никогда бы себе не простил: быть рядом — и не заглянуть к тебе.

Рядом? Триста пятьдесят километров для него — рядом? Мчатся чёрте куда ради короткой встречи!

Господи, ну почему ты такой?! Зачем ты выбиваешь меня из колеи? Из привычного существования добропорядочной жены среднестатистического обывателя?! Ведь простые обыватели не срываются с утра пораньше и не мчатся за сотни километров к женщине, которая бросила их три года назад.

— И что — вот так заглянул и поедешь назад? — я не верю, всё жду и пытаюсь найти подвох. Разве он не хочет отомстить? Превратить мою жизнь в ад? В последнюю нашу встречу он стоял передо мной на коленях и целовал мне руки, умоляя не уезжать. Но я уехала. И…мне страшно представить, что он чувствовал, через что прошёл? Я трезво осознаю, что причинила ему колоссальную боль. Ему есть, за что злиться на меня. За что ненавидеть.

Но он следит взглядом, как я примащиваю тяжеленный пакет на бетонный парапет ограждения палисадника — потому что держать уже нет сил — и в этом взгляде я не чувствую злости.

И это сбивает, дезориентирует, заставляет не бояться. А мне нельзя, я ведь могу поверить, расслабиться, и тогда он нанесёт удар по самому больному. Не надо забывать, кто он на самом деле — беспощадный монстр, которого не трогают женские слёзы и мольбы.

— Поеду, — говорит он, буквально впитывая меня взглядом и не двигаясь в мою сторону. — Посмотрю ещё немного. — И добавляет сбивчиво: — Ты изменилась.

Это почти пугает: наверное, сейчас в его глазах я выгляжу убогой в простенькой чёрной курточке с воротником-стоечкой и в узеньких тёмных брючках. Растрёпанная, ненакрашенная. Поздно вспоминаю, что маникюр облупился, да и руки красные — у меня здесь, на севере, всё время мёрзнут руки.

Я судорожно заправляю локон за ухо и думаю: хорошо тебе, ты по-прежнему безупречный, элегантный, безумно привлекательный. Хоть сейчас на обложку дорогого мужского журнала. Сегодня на Гекторе, кроме стильного серого костюма, ещё длинное чёрное пальто. Ветер сейчас развивает его, как плащ повелителя тьмы.

Грустно улыбаюсь:

— Подурнела?

— Напротив, — говорит он, и у меня внутри всё вибрирует от полузабытых низких чуть рокочущих нот в его голосе, — похорошела. Так, что глаз не оторвать. — Он скользит по моей фигуре, и мне бы расслабиться, потому что понять главное ещё невозможно, но Гектор умудряется выдать невероятное: — Ты ждёшь ребёнка?