Вера и Марина Воробей - АББА или Чай с молоком

— Ви-а-та-а-а…

— Ну как? — спросила Юля, когда, покачиваясь из стороны в сторону, они шли по улице, натыкаясь на прохожих.

— Голова кружится, — сказала Марина.

— У меня тоже кружится. Я вообще спрашиваю как?

— Хорошо, — улыбнулась Марина. — Хочется петь и танцевать. Но ноги не держат.

— Я же говорила: адреналин!.

В метро они ехали молча ехали — и улыбались. «Витамин! — хотела сказать Марина: — Он был там!» А может, ей показалось?

Коля Ежов уже давно стал для Марины родным человеком. С утра до вечера она слушала рассказы о Коле. Благодаря этому она смотрела на Колю глазами подруги. Старая вражда была забыта, и теперь Коля предстал. перед ней героем. Коля пригласил Юлю в кафе. Коля вернул велосипед. Наконец, Коля любил Юлю — и только за это Марина была готова простить ему все.

Думая о Коле, Марина снова вспомнила Юрия Петровича, и ей стало грустно. Он никогда не сможет ее полюбить. Потому что он женат. Потому что ей четырнадцать, а ему — тридцать пять. Потому что она — Муся, а он — Петрович.

— Знаешь, — сказала Марина, когда они перешли на другую сторону улицы и повернули в арку, я тебе завидую.

Но ей никто не ответил.

— Юля?

И снова молчание.

— Юля!

Было уже одиннадцать — и Марина в третий раз позвонила Юле. Но Юля домой не пришла. Она не пришла вечером и не пришла утром — она вообще не пришла. Юля исчезла.

Александр Иванович метался по квартире, курил и пил холодную воду. Он ходил из угла в угол, он еще тешил себя надеждой. И наконец не выдержал: упал на кровать и, закрыв лицо руками, заплакал.

— Почему? — тихо сказал он. — Почему? Что-то случилось с телефоном:

— Але, это суд?

— Нет, это квартира.

И снова звонок:

— Але, это паспортный стол? И так целый день.

Он провел в милиции шесть часов. Его подозревали, ему задавали вопросы. Его мучили. И теперь сломался телефон. Он так ждал звонка. Он думал: она позвонит. Он еще надеялся. Он ждал.

И снова раздался звонок. И снова он бросился к телефону.

— Але, это магазин?

Утром пришел следователь. Посреди кухни стояла табуретка. На табуретке сидела Марина.

— Ты говоришь правду?

— Честное слово, мы шли и разговаривали. А потом она исчезла.

— И ты не заметила ничего подозрительного?

— Ничего — вы уже спрашивали.

— Ты должна вспомнить. Подумай.

— Как вы не понимаете: мы шли и разговаривали!

— Я понял. Ты можешь идти.

Марина вернулась в свою комнату. Она стояла и смотрела в окно, а потом устала стоять и села. Уже два раза звонил Евгений Николаевич, и два раза Марина отказалась с ним говорить, уже бабушка накрыла на стол и мама позвала ее ужинать, а она все сидела на полу, обхватив колени руками, и молчала.

— Марина, — на пороге стояла мама. — Я понимаю, тебе трудно, нам всем трудно. Но, пожалуйста…

«Коля! — вспомнила Марина. — Коля! Ежов!»

— Я не хочу есть, хорошо? Я скоро приду.

— Марина!

От заката крыши домов были розовыми. Во дворе играли дети. И воробьи чирикали на ветках. За это время ничего не изменилось: дома, деревья. и даже лица — Марина видела их раньше. Все было так же. А Юля? Как же Юля?

Но никто не заметил ее исчезновения. Город жил своей обычной жизнью. Во дворе бегали дети. Усталые мамы и папы возвращались с работы. Им было все равно.

Марина не могла вспомнить номер квартиры и набрала наудачу: сорок один. И угадала.

— Кто там?

— Это Марина.

Щелкнул замок, и Марина вошла в подъезд. «Третий этаж», — вспомнила она. Та женщина во дворе так говорила. Теперь казалось, это было не с ней: та женщина, и велосипед, и Юля.

Коля стоял на лестничной площадке и курил, аккуратно стряхивая пепел в пустой спичечный коробок. Он исподлобья посмотрел на Марину и ничего не сказал. И взгляд исподлобья, и эта его, аккуратность, и сигарета — все это, означало одно: он знает.

— Разве ты куришь?

— Иногда.

— Ты знаешь? — спросила Марина, чтобы как-то начать разговор.

— Знаю.

— И знаешь почему? Коля, где она?

— Не знаю.

Он потушил сигарету и, положив окурок в спичечный коробок, сунул его в карман.

— Это из-за денег? Коля, не молчи!

Они вошли на кухню. Коля сел на табуретку и закрыл лицо руками.

— Наверное, из-за денег. Я не знаю.

— Почему ты молчал? Почему?! Почему ты раньше не сказал?

— Когда раньше?

— Когда велосипед забрал. Вчера. Раньше. Не знаю когда.

Ему было нечего возразить — и он молчал.

— Ты знаешь, где это? Пожалуйста, мы должны туда пойти. Сейчас.

— Сядь.

Марина села.

— Ты уверена, что это сделали они?

Она не видела и поэтому не могла сказать наверняка. Но Марина была уверена: это они.

— А если нет?

Этот вопрос застал ее врасплох. Как это — не они?

— Нет, — сказала она шепотом и замотала головой. — Они, Коля. Они!

Какая ерунда. Юля, конечно, там… А если нет? Марина не хотела об этом думать. Ей было страшно.

— Коля, мы не можем сидеть сложа руки. Нужно что-то делать… — Марина достала из кармана помятый конверт. — Вот деньги. Ты не можешь отказаться, потому что речь не о тебе. Не о тебе, понимаешь?

— Я понимаю: Я пойду.

Коля взял со стола конверт и положил в карман.

— Вот и хорошо, — обрадовалась Марина. — Ты иди, Коля, иди. А я тебя тут подожду, хорошо? Нет, тут я не могу. Я на лавочке подожду, во дворе.

— Во дворе не надо. Домой иди. И жди — я позвоню.

— Только ты сразу позвони, хорошо? — сказала Марина, когда они были уже во дворе.

Коля кивнул.

— Коля! Телефон!

Он долго шарил в карманах, но ни ручки, ни огрызка карандаша у него не оказалось.

— Тридцать пять — шестьдесят один. Ты запомнишь?

— Тридцать пять — шестьдесят один.

И Коля ушел. А Марина осталась, и еще долго стояла у его подъезда. Она ни о чем не думала просто стояла и смотрела на детей, которые играли во дворе, на дома и деревья. Ей было страшно.

Коля не позвонил. Марина всю ночь ждала его звонка и не могла заснуть. Он позвонил уже утром это был странный звонок.

— Я не могу говорить, — сказал Коля.

— Коля, где ты? Что случилось? Где Юля?

— Юли у них нет, — сказал Коля и повесил трубку.

— Коля!

— Кто это? — на пороге стояла Елена Викторовна.

Елена Викторовна взяла неделю за свой счет Марина этого боялась.

«Она просто с ума сойдет, — думала Марина. Просто сойдет с ума».

— Ну что? — спросила бабушка, выглянув из кухни. — Что-нибудь известно?

Елена Викторовна только что вернулась от Александра Ивановича.

— Ничего. У него следователь. Они разговаривают. Измученная его вопросами, измученная жалостью и страхом, Елена Викторовна опустилась на стул.

— Почему? — сказала она. — Почему они это сделали?

Марина вернулась в свою комнату. Она ходила из угла в угол и думала, думала. Но мысли разбегались. Если Юли у них нет, выходит… Но зачем?

«Я должна понять, — сказала себе Марина. — Во-первых, Коля. Почему он не мог говорить? Где он?» Как бы далеко ни уносило ее воображение, он мог быть где угодно.

«А что, если… — подумала Марина. — Что, если Юля у них? И Коля тоже. Вот именно, он у них, и поэтому он не мог говорить… Но Юли у них нет — так он сказал. И какой смысл? Зачем им это? Не понимаю. Но если это сделали не они, то — кто? Не понимаю».

В половине первого снова раздался звонок. Марина бросилась к телефону, но Елена Викторовна ее опередила.

— Але, Саша? Ну что? Как позвонили? Не может быть… это хорошо, Саша, это хорошо… Ты должен ему сказать, слышишь? Але… ты слышишь?

— Ну что? — Марина выбежала из комнаты и, пока Елена Викторовна разговаривала, стояла рядом и ловила каждое слово. — Мама, что?!

Елена Викторовна положила трубку и молчала.

— Мама!

— Кто это? — из кухни выбежала Генриетта Амаровна. — Это Саша?

— Они звонили, — сказала Елена Викторовна. Им нужны деньги.

— Значит, она жива? Она у них?

— Мама! — всплеснула руками Елена Викторовна. — Ты же знаешь, как это бывает!

— Но она у них?

— Наверное, у них. Им нужны деньги. Полторы тысячи.

— Полторы тысячи рублей? — спросила Генриетта Амаровна.

— Долларов, мама, долларов!

— Это большие деньги, — сказала Генриетта Амаровна, подсчитав в уме, сколько раз на эти деньги можно сходить в магазин.

Вышло — полгода. Полгода на эти деньги можно ходить в магазин — каждый день.

«Деньги, — думала Марина. — Коля, деньги… — Витамин! О Боже! Витамин!»

Их было двое на кухне: он и следователь. Александр Иванович стоял у окна, заложив руки за спину, и, покачиваясь на носках, смотрел на дома и деревья, на детей, которые играли во дворе. Он не знал, как ему жить. Он не хотел жить.

— Марина напугана. Это ее лучшая подруга.

— Я понимаю. И все-таки вы с ней поговорите: вам она больше скажет. — Он жадно затянулся и потушил сигарету. — И звоните. У нас страшный переполох: не каждый день такое случается. Но вы не волнуйтесь: мы делаем все, что в наших силах. — Он встал. — Человек — не иголка. Звоните.

В это время в дверь позвонили. — Извините…

— Я вспомнила! Александр Иванович, я вспомнила!

И, едва не сбив его с ног, Марина бросилась на кухню.

— Он там?

Александр Иванович развел руками: там, а что случилось?

— Витамин!

Он стоял спиной к двери, так же, как Александр Иванович, заложив руки за спину, и смотрел в окно.