— Негодяйка! — закричала Юля и бросилась в комнату. — Негодяйка, ты остаешься!


Елена Викторовна испекла пирог с капустой первый раз в жизни, потому что это всегда делала Генриетта Амаровна. Юля резала салаты. Марина накрыла на стол. Александр Иванович хочет спать, но через час встал и опять пошел в магазин: он забыл купить хлеб.

Когда в дверь позвонили, от волнения Юля чуть не потеряла сознание.

— Марина, я одеваюсь!

— Юля, — сказал папа, — это я!

Первой пришла Лиза. С ней был Максим. Юля как раз хотела закрыть дверь, когда в проем просунулась его голова. Он виновато смотрел на нее поверх очков и улыбался.

— Поздравляем! — Он протянул Юле три чудесных лиловых ириса.

— Какие красивые!

Едва они вошли в комнату, как снова раздался звонок.

— Это Коля, — объяснила Юля. — Коля открываю!

Юля открыла — на пороге стоял Евгений Николаевич.

— Я зашел домой, а Генриетта Амаровна сказала Марина у тебя. Вот — это конфеты. Поздравляю. Три высокие розы, как три журавля, описали круг в воздухе и, совершив короткий перелет, застыли у Юлиного лица….

— Это вам.

Из комнаты выглянула Марина:

— Дядя Юра!

— Это Юрий Петрович, — объяснил Евгений Николаевич.

«Вот и он, — подумала Юля. — А он симпатичный. Немного лысый. И староват. Но какие розы! А улыбка!»

— Спасибо. Как пахнут! — сказала Юля. — Проходите.

— Что ты, — смутился Евгений Николаевич, мы просто хотели поздравить.

Наверное, он пришел домой за вещами, но один идти боялся, поэтому взял друга. А когда узнал, что Марины нет, расстроился и пришел, чтобы ее увидеть.

— Ну уж нет, — вмешался Александр Иванович. Проходи. И ты, Петрович. Что вы на пороге стоите? Как в гостях; честное слово. Он закрыл за ними дверь — и снова раздался звонок.

— Я открою, — сказала Юля. На этот раз пришел Коля.

«Как хорошо, — подумала Юля. — Коля и Петрович. Стыдно быть счастливой, когда лучшей подруге плохо».

— Постой! — вспомнила Марина. — Подарок! Она выбежала на лестницу и через десять минут вернулась.

— Вот, — сказала Марина, — это тебе.

Это был не велосипед, потому что велосипед у Юли уже есть, и не пушистый котенок, потому что у нее есть Негодяйка, — это были ролики, самые настоящие ролики — новые и очень красивые.

— Марина, это стоит целое состояние!

— Понимаешь, — объяснила Марина. — Это дедушка подарил, то есть оставил, а Коля… и милиция… Неважно. Это тебе.

— Марина, ты сошла с ума!

Александр Иванович открыл шампанское. Теперь все были в сборе.

25

— Я бы хотела умереть, — сказала Туся. — От меня одни неприятности. Нет, действительно, зачем я живу?

Мама ушла к подруге, и Туся осталась одна. Она ходила из угла в угол, металась по темным комнатам — упивалась своим одиночеством, наслаждалась своей болью.

— Нет, действительно, зачем?

Ей бы хотелось влюбиться — но она не могла любить. Ей бы хотелось написать стихотворение но она не умеет! Она бы хотела броситься Лизе на шею и просить прощения, но она ей не нужна!

Наверное, она этого заслуживает. Она одна во всем виновата — но почему, почему так больно?

— Я себя ненавижу, — сказала Туся.

И почему человек никогда не знает, как он выглядит со стороны? Когда крутишься перед зеркалом это одно. А потом идешь по улице и случайно видишь в витрине свое отражение. Вот тогда ты понимаешь кто ты на самом деле: пустышка, дура, никто.

Туся вошла в ванную и остановилась: из зеркала на нее смотрело бледное, заплаканное лицо — красивое лицо. У нее такие умные, такие внимательные глаза — серые глаза. А волосы? Длинные каштановые волосы. У нее правильные черты лица. И хорошая фигура. «Ты такая красавица», — любила говорить Лиза. Но разве в этом дело?

— Почему, почему я так себя ненавижу?

Туся вернулась в комнату. Все в этом доме вызывало у нее отвращение: и китайский фарфор, и иконы в золотых окладах, и хрустальная люстра, черт бы ее побрал. Зачем, зачем жить? Чтобы бить китайский фарфор и покупать новый? Чтобы каждое утро вытирать пыль с хрустальной люстры? Зачем?

В половине восьмого позвонила Юля.

— Туся, ты где?

— Я иду, — сказала Туся.

Она вернулась в комнату, села на ковер, на котором нет и никогда не будет ни одной пылинки, и долго сидела неподвижно — так долго, что ей стало казаться: она умерла.

Ей даже подумать было страшно, что она может туда пойти. Они — веселые и беззаботные. Они добрые. А она? Она — другая, и все это видят. Она никому не нужна. У Юли есть Марина, у Лизы Максим. Она им не нужна. И пускай.

— Я это сделаю, — сказала Туся. — Что бы ни случилось, я это сделаю, и никто не сможет меня остановить. Я это сделаю, клянусь.

Вероятно. Но это будет потом.

Жизнь только начинается. Она многое поймет. И начнется еще одна история. И завяжется еще один роман.

— Я это сделаю, — сказала Туся, — вот увидите.

Не сейчас — потом.

Она хотела, чтобы это навсегда врезалось им в память. Она будет являться им по ночам. Она никогда им не простит. Никогда.

Но это уже другая история.