— Я же говорю, ты — другая, — мягко повторила мисс Кэмпбелл, глядя на Мари берущим за душу, глубоким проникновенным взором. — Стервы — те ничуть не лучше домохозяек: такие же примитивные, но, в отличие от домохозяек, полностью зацикленные на себе. Их ничего не интересует, они не умеют по-настоящему влюбляться. Они просто гребут всё под себя, — на губах художницы появилась презрительная усмешка, которая тут же сменилась милой, романтичной улыбкой, стоило ей заговорить о третьей категории женщин.

— Однако наш мир был бы слишком скучен и сер, если бы он ограничился домохозяйками и стервами. Но, слава богу, есть нормальные женщины. Они живут ради настоящей любви, настоящей женской дружбы, ради жизни, в которой есть место искусству, любви к природе, к прекрасному, а не ради кухни, как домохозяйки, или ради себя, как стервы! — заключила Джессика и вновь наполнила бокалы.

Но в Мари вино уже просто не лезло. Она встала и вновь подошла к заинтересовавшей её незавершённой картине. Это полотно не на шутку взволновало миссис Брукс своими очень сильными эмоциями, которые мисс Кэмпбелл удалось передать настолько реалистично, что у Мари душа болела при мысли, сумели ли спастись изображённые на холсте женщины, попавшие в мощный шторм. Обернувшись к Джессике, она спросила:

— Наверное, эта история действительно имела место в реальной жизни, Джесс? Женщина за штурвалом — ты, это понятно. Но как сложилась судьба Греты? Она не погибла в шторме?

Лицо мисс Кэмпбелл внезапно помрачнело. Она поднялась с кресла и с двумя бокалами в руках подошла к Розмари, потом глухо сказала:

— Пожалуйста, выпьем, Мари? Мне нужно успокоиться.

Женщины молча выпили, не отрывая глаз от картины. Взглянув с грустью на Мари, мисс Кэмпбелл спросила:

— Почему ты решила, дорогая, что Грета погибла?

— Я заметила, Джесс, как меняются твой голос, выражение лица, едва речь заходит о Грете, — призналась Розмари.

— Как всем, тонко чувствующим натурам, тебе свойственна наблюдательность, — отметила художница. — Грета и вправду погибла, но не во время шторма, а после. Бедняжка простыла и заболела пневмонией. Два дня нас заливало холодной водой, два дня мы не спали, и это сказалось. Как только мы оказались на берегу, я сразу повезла Грету в больницу. Но было уже поздно, — хриплым голосом сказала Джессика и грустно усмехнулась:

— Получилось до обидного глупо: мы спаслись в сильный шторм, находясь на небольшой яхте в открытом океане, а смерть всё равно забрала к себе Грету. В память о моей девочке я теперь хочу написать картину. В принципе, она почти готова, остались кое-какие детали.

Испытав к Джессике искреннее сочувствие, Розмари порывисто её обняла со словами:

— Как я тебя понимаю, дорогая!

Смахнув с ресниц слёзы, мисс Кэмпбелл спросила:

— Правда, Мари, ты всё понимаешь?

— Конечно! — не задумываясь, ответила миссис Брукс и поцеловала Джесс в щёчку.

— Пойдём, моя маленькая девочка, я покажу тебе свою спальню? — вдруг предложила мисс Кэмпбелл и, не дожидаясь ответа, взяла Мари за руку и решительно повела за собой.

За всеми сегодняшними яркими впечатлениями Розмари совершенно забыла, что, попав в мастерскую, она очень захотела посмотреть, как выглядит спальня художницы, которую отделяли от остальной части студии стильные бледно-розовые шторы, сшитые в виде узких полос, с тёмно-розовым арочным ламбрекеном. Но тогда Мари решила, что это неудобно. А теперь мисс Кэмпбелл, как будто угадав её тайное желание, продиктованное женским любопытством, сама предложила показать спальню. Миссис Брукс почему-то была уверена в том, что спальня художницы должна отличаться от спальных комнат других людей.

В общем-то, Розмари оказалась права. Большую часть спальни занимала кровать. Однако это была не обычная кровать, а подвешенная в четырёх местах цепями к вбитым в потолок крючьям лодка с плоским дном и настоящими парусами, которые выполняли роль ширмы. У Розмари дух захватило от восхищения. Какая же мисс Кэмпбелл оригинальная женщина!

В такой кровати, наверное, приятно спать, чувствуя, как она легонько покачивается. К тому же напротив кровати на стене висела картина, на которой был изображён океан, но не тот внушающий страх открытый океан, переживающий сильный шторм, как на незавершённой работе Джессики «Женская дружба», а тихий спокойный океан, над которым светит солнце и летают чайки, и где-то вдалеке можно различить смутный силуэт корабля под парусами. Красиво! Да и на душе от лицезрения такой картины сразу становится спокойно. Но самое главное — конечно, кровать, которая напоминает лодку, колыбель и гамак одновременно.

Розмари с улыбкой обернулась к Джессике.

— Думаю, в такой шикарной постели, которая укачивает не хуже колыбели, ты, Джесс, не испытываешь проблем с бессонницей?

Мисс Кэмпбелл живо откликнулась на шутку, предложив со своей стороны:

— Хочешь, Мари, испытать действие кровати на себе?

27. Я сошла с ума…


Миссис Брукс подхватила идею и даже занесла одну ногу над двухступенчатой лесенкой, которая вела к необычной кровати, но потом вдруг засомневалась и отступила в сторонку. Но Джессика легонько подтолкнула её обратно. Розмари поднялась, отвела руками ширму, сшитую в виде парусов, и восхитилась ещё больше, ведь убранство постели выглядело по-королевски! Пышная белоснежная перина, пышные подушки, шёлковые белые простыни, и всё это щедро украшено по краям дорогими кружевами. Миссис Брукс вынуждена была себе признаться, что её собственная спальня в сравнении с уютным уголком мисс Кэмпбелл смотрится намного бледнее. Бельё-то у неё тоже белого цвета, но — хлопчатобумажное и без кружев, а матрас — самый обычный. По-хорошему, Мари пора обновить свою спальню.

А ведь она так гордилась их мебелью, которая прямо дышала стариной, навевая Розмари приятные мысли, будто их семья проживает в замке! Хотя если бы Мари проявила немного фантазии и обустроила спальню поинтереснее, сделав акцент на деталях, возможно, и их интимная жизнь с Бенджамином не была такой пресной.

Видя, что её гостья не решается прилечь в кровать, заправленную ослепительно-белым, хрустящим бельём, мисс Кэмпбелл ступила внутрь кровати-лодки первой и с ободряющей улыбкой втянула туда же миссис Брукс. Кровать, подвешенная на цепях, покачнулась. Мари испуганно присела, а Джессика как ни в чём не бывало улеглась, подложив руки под голову, и позвала подругу:

— Ложись, моя девочка? Я хочу, чтобы ты сама убедилась, как тут хорошо.

Смущаясь и краснея, Розмари легла рядом с Джессикой. Кровать-лодка оказалась весьма просторной. Женщины разместились свободно и между ними даже осталось ещё немного места. Заметив это, Джессика пододвинулась поближе к Розмари, а её рука легла на грудь миссис Брукс. Мари вздрогнула. После слов мисс Кэмпбелл, будто она занимается любовью с куклой по имени Грета, у миссис Брукс появилось подозрение, что её новая знакомая в любви предпочитает женщин, но потом она выбросила эту мысль из головы, посчитав, что со стороны Джесс это была просто шутка. Ведь всем известно, что творческие люди нередко отличаются неординарными взглядами и поведением. Наверное, Джессика, зная об этом, захотела ради шутки поддержать репутацию художников, решила Мари. Однако на всякий случай она попыталась отодвинуться подальше, но хозяйка необычной спальни не дала ей это сделать, а уверенным и быстрым движением расстегнула голубую блузку своей гостьи.

Розмари как будто парализовало. Она не только не могла пошевелить рукой или хотя бы пальцами, но у неё внезапно пропал голос. В свою очередь, мисс Кэмпбелл приняла такое поведение миссис Брукс, как знак согласия и поощрения на дальнейшие действия. Кровать-лодка закачалась, как во время неистового шторма на море. Мисс Кэмпбелл желала любви немедленно и бросилась на свою нечаянную жертву, обрушив на неё всю нерастраченную ею энергию. Ведь все художники, под которыми в данном случае подразумеваются люди творческих профессий, направляют энергию либо в творчество, либо — в секс.

Мари даже опомниться не успела, как оказалась топлесс в постели, а в следующий миг Джессика оказалась на ней сверху, покрывая пылающее от стыда лицо Розмари нежными поцелуями и одновременно лаская подушечками пальцев её поневоле напрягшиеся соски.

Вдруг в памяти Мари всплыла Нирвана освобождения в доме её первой любви Альфреда Рассела. Иногда Альфред трахал её на деревянном, грубо сколоченном столе, над которым висел, устрашающе покачиваясь, осиновый кол. Вся обстановка в той комнате напоминала о средневековье. Но Фреда такие вещи очень заводили.

А иногда Рассел заводил Мари в грот. Там было ещё страшнее и темнее, ведь в комнате имелось пусть маленькое, но оконце, да и свеч было больше. В гроте, как правило, горели один или два огарка. Но Фреду очень нравилось пугать свою юную любовницу. Нравилось видеть, как она дрожит от холода и страха, когда он привязывал голую Розмари верёвками к столбу, но опоясывал при этом только талию, потому что руки и ноги Рассел обязательно заковывал в стальные кандалы. Розмари тогда тоже не имела возможности пошевелиться.

Альфред, пользуясь этим, доводил её до неистовства своими то нежными, то сильными прикосновениями к самым потаённым местам женского тела, когда Розмари готова была лезть на стенку, так ей хотелось немедленного удовлетворения. Голодным взглядом Мари смотрела на вздыбленный, неимоверно притягательный пенис, представляя, как он входит в неё мощными ударами. Но Рассел не спешил ввести свой член, наслаждаясь состоянием любовницы, которая тянулась, насколько ей позволяли это кандалы, к его самому главному оружию, способному дать ей подлинное освобождение от всех несущественных моментов, отягощающих по иронии судьбы жизнь всех простых смертных, не умеющих в полной мере наслаждаться сексом, а значит, и самой жизнью. Впервые после расставания с Альфредом Розмари до боли в сведённых намертво скулах захотелось его фирменного грубого секса.