К пяти Алекс уже покинул штаб и отправился на квартиру, велел камердинеру, которого делил еще с четверыми офицерами, отутюжить и почистить его мундир до хруста, а также отполировать сапоги. Времени на то, чтобы принять горячую ванну, не оставалось, поэтому он стянул китель с рейтузами и ополоснулся по пояс ледяной водой из таза для умывания, затем побрызгал на себя розовой водой и надел освеженный мундир. Ему очень хотелось прийти с цветами, но в середине зимы, на севере Нью-Джерси, цветы были не более чем отдаленным воспоминанием. Но, выходя из комнаты, полковник заметил на столе небольшую миску с апельсинами. В сумрачной комнате они сияли, как маленькие солнца, и он не мог представить, каким чудом их доставили с тропической родины. В доме помимо него было еще семь офицеров, и он понимал, что апельсины предназначены для них всех, но также знал, что свежие фрукты в феврале будут встречены намного восторженнее, чем три дюжины красных роз. Он схватил мешок, сгреб в него фрукты и поспешно вышел в сумерки.

В главной гостиной дома, занятого Кокранами, горели лампы, и по плотным занавесям, задернутым, чтобы защититься от сквозняков, то и дело скользили тени. Алекс позвонил в колокольчик, и Улисс распахнул перед ним дверь. Затем принял пальто и шляпу гостя и предложил ему пройти в гостиную.

Комната была жарко натоплена. Все три сестры Скайлер присутствовали здесь: Анжелика и Элиза сидели на диване, а Пегги – в кресле неподалеку, в то время как Стивен ван Ренсселер и невысокий, полный мужчина лет тридцати расположились в плетеных креслах в другой стороне комнаты. Ван Ренсселера не было слышно, но, глядя на него, несложно было вообразить звучание его нудного голоса. Черч безучастно смотрел на него, сжимая свой бокал так крепко, словно лишь это помогало ему не выбежать прочь из комнаты.

Алекс попытался поймать взгляд Элизы, но тут из высокого кресла, в котором однажды во время его визита сидела девушка, поднялась тетушка Гертруда и закрыла собой объект его интереса.

– Полковник Гамильтон! Как хорошо, что вы нашли время почтить нас своим присутствием, несмотря на то что не были предупреждены заранее. – Она бросила взгляд на мешок в его руках. – И, похоже, захватили с собой стирку!

Алекс рассмеялся над ее шуткой.

– На самом деле, – сказал он, развязывая горловину мешка, – это…

– Апельсины! – практически взвизгнула тетушка Гертруда. – О, благословенная картина. Мы доели последние мягкие яблоки с чердака сразу после Сретения и с тех пор не видели ни кусочка фруктов. О, я просто чувствую, как мое здоровье улучшается от одного взгляда на них. Целых восемь! Великий Боже, они, должно быть, стоят, как хороший мул! – Она наклонилась поближе, и до Алекса долетел ощутимый запах грушевого сидра – тетушка Гертруда, похоже, была навеселе. – Доктор Кокран в отъезде до понедельника. Мы с вами поделим его апельсин, и это станет нашим маленьким секретом.

– Договорились, – поддержал Алекс.

Он передал ей мешок и повернулся к Элизе, но миссис Кокран тут же подхватила его свободной рукой и подтолкнула к ван Ренсселеру и Черчу.

– Нас слишком мало, чтобы расходиться по отдельным гостиным, – сказала она, провожая его к мужчинам, – и обогрев второй комнаты обойдется недешево, поэтому просто представьте, что вы, джентльмены, в своей комнате, а мы, леди, в своей. Мистер Ренсселер, полагаю, вы знакомы с полковником Гамильтоном. Полковник Гамильтон, это мистер Джон Баркер Черч, и, боюсь, он англичанин, – лукаво прищурилась пожилая дама, – но при этом поддерживает нашу сторону, не без риска лично для себя. Ужин будет готов примерно через полчаса, – добавила она, прежде чем вернуться в другую часть гостиной.

Алекс пожал руки мужчинам и занял еще одно плетеное кресло. Оно стояло спинкой к дамам, и гость счел невежливым разворачивать его, поэтому пришлось устроиться слегка наискосок, чтобы иметь возможность хоть краем глаза наблюдать за Элизой. По крайней мере, ее диван был развернут к его стороне комнаты, и время от времени им удавалось ненадолго встретиться взглядами.

– Полковник Гамильтон, – обратился к нему Джон Черч, – ваше присутствие – честь для нас! Замечательно, что среди нас есть хотя бы один солдат.

– Я вступлю в армию в следующем году, как только мне исполнится семнадцать. Хотел вступить в этом, – объяснил Стивен, – но папа не позволил.

– Уверен, вы станете отличным солдатом, – заверил его Алекс. – И вам тоже еще не поздно вступить в наши ряды, мистер Черч.

Британец выпрямился в своем кресле.

– Думаю, вы согласитесь, что я и без того немало сделал для американцев, полковник Гамильтон. Каждая четвертая пуля, вылетающая из американского ружья, доставлена мной. И все же я остаюсь англичанином и не хочу предавать собственную страну.

– Но пули, которыми мы стреляем, летят в британских солдат, – возразил Алекс. – Это вас не беспокоит?

– Конечно, беспокоит, – заверил Черч. – Так же, как беспокоит вас и любого другого неравнодушного человека. Меня печалит то, что мои соотечественники умирают, вставая на защиту несправедливости, но все же я никоим образом не могу заставить себя поддерживать колониальный строй. Война – самое отвратительное дело. Слава Господу, она приносит прибыль, иначе смысла в ней не было бы вовсе.

Алекс рассмеялся вслед за Черчем и Стивеном, не зная, должен ли чувствовать себя оскорбленным. Кавалер Анжелики оказался либо очень проницательным человеком, либо шутом, трудно было сказать.

– В этой дрянной ситуации есть определенная выгода, – продолжил Черч, – но я с нетерпением жду, когда же война, наконец, закончится, и я смогу вернуться в Англию. Надеюсь, мы сможем привезти американскую демократию и на нашу сторону пруда.

– А как же Анжелика? – спросил Алекс. – Захочет ли она везти американскую демократию на вашу сторону пруда?

– Это мое самое заветное желание, – заявил Черч, глядя поверх плеча собеседника. Алекс обернулся и встретился взглядом с Элизой. Впервые за вечер она смогла улыбнуться именно ему. Молодой офицер ощутил внезапную потребность расстегнуть пуговицы мундира, поскольку сердце в его груди было готово разорваться от радости.

Открылась дверь, вошел Улисс в сопровождении Лоу, юного лакея, и они, после краткого обмена репликами с миссис Кокран, вытащили стоявший у стены стол в центр гостиной. Луиза и еще одна горничная внесли фарфор, блюда, скатерти, скоро накрыли на стол, и мужчинам пришлось подняться, чтобы их кресла придвинули к столу так же, как и кресла с женской половины гостиной. Высокий стул миссис Кокран поставили во главе стола, и вскоре все уже сидели перед тарелками с дымящимся рагу.

К вящему огорчению Алекса, он сидел прямо напротив Пегги, в то время как Анжелика сидела в середине, а Элиза в другом конце стола. Черч сидел рядом с ним, а Стивен – напротив Элизы.

– Полковник Гамильтон, – обратилась к нему Анжелика почти сразу после того, как они сели за стол, – мы довольно часто видим вас в последнее время. Или мне следует сказать, что моя сестра часто видит вас в последнее время.

Алекс почувствовал, как потеплели щеки.

– Вовсе не так часто, как мне бы хотелось, – сказал он спокойно, окуная ложку в рагу.

– Вот как? Тогда должны ли мы предположить, что у вас серьезные намерения в отношении нашей сестры?

Алекс судорожно пытался поднести ложку ко рту как можно ровнее. Он медленно прожевал и проглотил то, что положил в рот, надеясь, что кто-нибудь заговорит, но за столом царила тишина, не считая периодического стука металла о фарфор.

– Я бы не хотел обсуждать свои чувства к мисс Скайлер на публике, если вы не возражаете.

– Боже мой, Элиза, – обратилась Анжелика к сестре, – надеюсь, на поле боя он проявляет больше решительности, чем в делах сердечных, иначе мы обречены на поражение.

Элиза не взглянула ни на сестру, ни на Алекса, но Анжелика продолжила:

– Как я уже говорила, надеюсь, полковник Гамильтон на поле боя решительнее, чем в ухаживаниях, ведь тут он даже не может публично заявить о своих чувствах. Я вот при первой же встрече объявила мистеру Черчу, что он слишком стар и низок ростом, но он не прекращал говорить, что все равно женится на мне!

– Кажется, вы заявили, что я еще и слишком толстый, – со смехом добавил Черч, потирая живот.

– В последнее время мне весьма по вкусу ваша мягкость, – кокетливо заметила Анжелика, – но позаботьтесь, чтобы она не стала рыхлостью и не начала обвисать. Мне, определенно, не понравится быть рядом с человеком, который… обрюзг.

– О, Анжелика, какая дерзость! – вмешалась тетушка Гертруда, хоть было неясно, сказано это с осуждением или одобрением. – Ты бы так не разговаривала, если бы доктор Кокран был здесь.

– А что она такого дерзкого сказала? – спросил Стивен. – Просто мисс Скайлер не хочет быть рядом с человеком, который… – Тут он прижал ладонь ко рту, наконец-то сообразив, о чем речь.

– Не знаю, – снова заговорил Алекс. – Я не думаю, что для мужчины многое допустимо. И предложение – это не залп из всех орудий. Это, скорее, дипломатические переговоры.

Элиза улыбнулась, услышав его слова, но Алекс смотрел на Анжелику. На ее лице появилось странное выражение – смесь решимости и печали. Было похоже, что она решительно настроена поставить его на место, но ее это вовсе не радует.

«На нее кто-то давит, –  сказал Алекс самому себе. – И я могу только надеяться, что она будет сопротивляться этому давлению более успешно, чем до сих пор».

Увы, после минутной заминки Анжелика сделала глубокий вдох, словно готовясь дать второй залп.

– Самым важным является отсутствие на сегодняшнем вечере наших родителей, которые, хоть и знакомы с полковником Гамильтоном – вы помните, именно он пытался отправить папу в тюрьму в прошлом году, – все же не слишком много о нем знают и не могут судить, достоин ли этот джентльмен одной из их дочерей.

– Анжелика, пожалуйста, – вмешалась Элиза, – ты переходишь все границы.