— Всегда бывает первый раз, — бросила девушка. — Дай пройти.

— Ну, ты-то все про первый раз знаешь, — хмыкнул блондин и покачал головой. — И кто это был? Неужели Крымов? Странно, что он этим со мной не поделился… — Морозов цокнул языком.

— Это был не он, — рявкнула Аня. — Пропусти, иначе я…

— Ага! Я так и знал, — Кирилл щелкнул пальцами в воздухе. — Значит, Фалеев должен мне косарь. Представляешь, какой наивный — думал, что у тебя был всего один парень. Я-то сразу тебя раскусил, детка. Ну, и сколько же у тебя было «единственных»?

— Поменьше, чем у тебя, — съязвила девушка.

— А вот с этим еще можно поспорить, — блондин покачал головой, ухмыляясь. — Давай, назови число, а я назову тебе свое.

— Семь. Да, семь. Столько раз ты будешь гореть в Аду, прежде чем твоя жалкая душа отправится, наконец, туда, куда ты заслуживаешь. И я надеюсь, Морозов, перед тем как навсегда закрыть глаза, твоя порочная жизнь пронесется у тебя перед глазами, и ты пожалеешь об этом разговоре и обо всех гадостях, что ты сделал людям. И вот тогда, детка, смеяться буду я.

Почему-то этот разговор детально всплыл в памяти Ани, когда она, казалось, начала засыпать. Но отвращение к блондину перекрыло все прочие чувства и заставило невольно поморщиться, не говоря уже о том, что всю сонливость как рукой сняло. Девушка так и провалялась в постели до утра, не сомкнув глаз. Лишь под утро, минут за двадцать до будильника, брюнетке удалось на время уйти в мир грез, но этого явно было недостаточно. Проснувшись совершенно разбитой, Аня подумала, что может обойтись сегодня и без завтрака, и осталась в постели, наблюдая, как собираются соседки.

— Я хотела спросить. Вы ничего странного в поведении Игоря не замечали в последнее время? — поинтересовалась Софи, застегивая молнию на школьной юбке.

— Да нет, вроде бы, — нахмурившись, ответила Света. Девушка стояла возле зеркала и расчесывала волосы, намереваясь собрать их в хвост. — А что случилось?

— Он ведет себя… не как Игорь. Постоянно сбегает то в библиотеку, то в спортивный зал, то еще куда-то. Будто намеренно избегает нас. Или меня.

— Милая, перестань! Это точно не из-за тебя, — Света ободряюще улыбнулась и поправила фенечки на руке. — Может, у него что-то не в порядке с учебой?

— Когда его интересовала учеба? — фыркнула Софи. — Нет, тут что-то другое. Что-то случилось, о чем он не хочет мне говорить. Но я все равно узнаю. Ань, может, ты в курсе? Он ничего тебе не говорил? — староста повернулась к подруге, которая буквально молилась, чтобы ей не задали этот вопрос. Брюнетка сглотнула и пробормотала, стараясь не смотреть на Софи:

— Нет, ничего. Мы с ним не особо близки.

«Как бы не так, Аня», — мысленно чертыхнулась девушка, уже ненавидя себя за ложь. Конечно, она заметила странное поведение Игоря. И даже знала причины, точнее, догадывалась о них, хотя всем сердцем желала, чтобы это не оказалось правдой.

Когда друг рассказал ей о своей болезни тогда, еще до Нового года, девушка пристально следила за ним, ожидая проявления признаков смертельного заболевания. Но ничего не было. Игорь вел себя как обычно: по-прежнему чудил в компании Леши, по-прежнему наплевательски относился к учебе и с остервенением занимался своей газетой, будто это было его единственным предназначением. Единственное, что он в себе изменил — бросил курить, что, в общем-то, было продиктовано банальными мерами предосторожности. Было еще кое-что: после того их ночного разговора, когда открылась страшная правда, Игорь все-таки прислушался к словам Ани по поводу Софи. Видимо, перспектива провести последние (возможно) месяцы с любимой радовала его куда больше, чем коротание ночей в постелях «случайных» девушек.

Но в последнее время с его здоровьем происходили явные перемены. Аня не знала наверняка, но ей казалось, что у Игоря начался рецидив. Он кашлял все чаще и тяжелее, отнекиваясь простудой, иногда ни с того ни с сего мог выйти из класса посередине урока, даже не спросив разрешения. Пару раз брюнетка слышала, как они ругаются с Софи из-за каких-то пустяков. Парень практически перестал вести активную социальную жизнь, все больше находясь в одиночестве. Аня знала, что это такое — когда не с кем поговорить, а потому старалась как-то скрасить трудный для Игоря период своей поддержкой. Но парень просто не принимал ее. Более того, он словно избегал Аню, как будто тот факт, что девушка единственная знала о его состоянии, заставлял его чувствовать себя виноватым перед ней. Аня тоже чувствовала себя неловко, особенно в такие моменты, как сейчас — когда приходилось врать о тех вещах, лгать о которых было равносильно греху. Но она ничего не могла поделать с той клятвой, которую дала Игорю, хотя видеть Софи в таком вот состоянии было выше ее сил. А потому Аня ненавидела себя, ненавидела его упертость, ненавидела судьбу за то, что у парня фактически отбирали жизнь, а ему ничего не оставалось, кроме как наблюдать за этим со стороны, в то же время переживая все те ужасы, о которых здоровым людям даже не снилось.

Зная способность старосты читать эмоции по глазам, Аня поспешила отвернуться. Ведь если Софи начнет задавать наводящие вопросы, девушка сорвется и точно все ей расскажет, а этого допустить было нельзя — ничего хорошего эта правда не принесет.

Пока девушка мысленно укоряла себя за то, что невольно снова влезла не в свое дело, ее соседки уже собрались и готовыми стояли у входа.

— Ладно, мы пошли. Точно не присоединишься? — Софи все еще пыталась сподвигнуть подругу на манную кашу с утра пораньше.

— Нет, кусок в горло не лезет. Идите, — улыбнулась через силу Аня.

— Как хочешь, — староста пожала плечами и открыла дверь. — Только не думай снова завалиться спать, — пригрозила девушка. — Аня, ты слышала? Даже не думай.

— Скучные вы, — хмыкнула брюнетка, демонстративно отворачиваясь к стене. Света звонко рассмеялась, Софи удрученно покачала головой, и девушки покинули спальню.

***

На урок Аня, конечно, опоздала. Бессонная ночь дала о себе знать: стоило только прикрыть глаза, как изможденный отсутствием отдыха и пищи организм тут же провалился в незабытье. Очнулась девушка минут за пять до звонка, а нужно было еще привести себя в божеский вид. Круги под глазами побили все рекорды этого года, и Аня даже не стала тратить время на то, чтобы хоть как-то их замаскировать. Цвет лица плавно переходил из серого в желтый, но умывание ледяной водой помогло придать ему благоприятный вид. Нацепив слегка помятую форму (надо бы научиться вешать ее на вешалку), Аня выбежала из комнаты, когда от урока прошло уже добрых десять минут. Слава Богу, первым был немецкий, и девушка надеялась, что Шварц не будет назначать ей отработку, как это сделал бы Каменев или Обухова.

Минусы опозданий заключались не только в риске получить хорошую взбучку от учителя, но еще и в отсутствии мест. Когда девушка, наконец, добралась до класса, свободным оставалось только одно — на последней парте рядом с Димой. Так как выбора не было, пришлось согласиться на такой вариант. Парень сопроводил ее действия внимательным взглядом. Аня уже пожалела, что проснулась так рано, и теперь ей весь урок придется мучить и себя, и его. В принципе, задача стояла весьма посильная: нужно было всего лишь продержаться сорок пять минут, напустив на себя вид полного безразличия, а еще лучше — раздражения. Это мы можем.

Аня прилежно записывала в тетрадь правила склонения прилагательных. Тема была дурацкой ровно настолько, насколько важной, а потому приходилось концентрировать все свое внимание на доске и словах немца. Это было и к лучшему — не оставалось времени на посторонние мысли относительно соседа по парте, который, судя по сосредоточенному виду, тоже пытался вникнуть в азы немецкой грамматики. Когда подошло время упражнений, у признанного «знатока» немецкого Пети Синицына снова возникли вопросы. Шварц, не дожидаясь, пока их станет еще больше, сразу подошел к ученику и принялся что-то ему втолковывать. Аня положила ручку на парту и размяла затекшие пальцы — лекция предстояла долгой, так что можно было отдохнуть.

— Ты не хочешь поговорить? — Дима тоже смекнул, что вопросы Синицына могут поставить в ступор кого угодно, даже такого высококвалифицированного и спокойного человека, как Герман Шварц, а потому повернулся лицом к девушке с вопросом.

— Нет, — отрезала Аня, скрещивая на груди руки. — Странно, что за последние несколько дней ты этого не понял.

— Окей, можешь молчать, говорить я буду, — Дима прокашлялся. — Я поговорил со Светой. И, ты знаешь, охуел, — Аня недобро посмотрела на соседа, а тот продолжал: — Я не знаю, с чего ты вбила себе в голову эту херню и кто тебе ее рассказал, зато я точно знаю одно: ты идиотка.

— Наконец-то ты сказал то, что действительно обо мне думаешь, — процедила Аня, не поворачивая головы, хотя Дима уже давно сверлил ее взглядом.

— Другого вывода я просто не мог сделать. Я думал, ты обижаешься на то, что я в принципе общаюсь с Кириллом. Он ведь тебе не нравится, так? Хотя я и абсолютно не понимаю почему, но не суть. А ты выдумала какую-то чепуху, сама же в нее поверила, так еще и меня делаешь крайним. Очень разумно с твоей стороны, Вольф.

— Выдумала? — Аня лишилась дара речи. — Ты в своем уме?

— А ты? — спросил Дима в ответ более громко, чем того предполагали правила приличия, но Шварц настолько увлекся Синицыным, что не обратил ни малейшего внимания. — Да как ты вообще могла подумать, что я стал бы… — парень выругался. — Знаешь, из этого я могу сделать вывод, что скорее ты меня обсуждаешь со своими подругами, раз подозреваешь меня в подобном. Хотя мне похер, если честно. Но постарайся меня услышать: ни одно слово из того, в чем ты меня обвиняешь, не является правдой. Так что выкинь все это из головы и не смей обижаться на меня за то, что я бы и не подумал делать.