Кэти Хикман - Алмаз

В углу салона один из гостей устроил импровизированный кукольный театр за желто-красной ширмой. Аннетта уселась поудобнее и приготовилась смотреть спектакль…

…Но увидела его — и сердце ушло в пятки. Да, вне всяких сомнений, он сидел за сценой. Карие глаза, угрюмый взгляд, каштановые локоны до плеч — можно узнать из тысячи. Пояс мужчины украшала внушительная коллекция кухонных ножей. Вот что сверкнуло на солнце, едва не ослепив ее! Словно завороженная, монахиня наблюдала, как он быстро взглянул на зрителей, убедился, что в его сторону не смотрят, и проскользнул в монастырский сад через вход для послушниц.

Монахини были заняты гостями, в зале шел спектакль, поэтому никто не заметил, как Аннетта вышла вслед за неизвестным.

Решетка не дала Аннетте воспользоваться той же дверью, что и нарушитель спокойствия, поэтому девушка, совершенно не думая о том, что будет делать, если попадется, направилась через трапезную, кухню, буфеты и склады в монастырский огород.

Пришлось бежать, и она уже задыхалась. На кухне Толстуха Анна, глухонемая слабоумная посудомойка, которой не понять даже кукольный спектакль, сидела на ступеньках и чистила морковь. На заднем дворе возле кухни Аннетта остановилась отдышаться, прислонившись к баку с водой.

Любопытная суора давно не была в этой части монастыря, но, осмотревшись, поняла, что здесь ничего не изменилось. Стая белых гусей тихо зашипела ей вслед. На стене из красного кирпича черная кошка грелась на солнышке и вылизывала шерстку. Странно: в бытность конверсой Аннетта жила на кухонной половине, как простая служанка, а теперь, благодаря внушительному приданому, должна принять постриг. Как все изменилось: она стала почти ровней высокомерным «графиням».

Аннетта осторожно огляделась, вышла из внутреннего дворика в огород и на секунду остановилась, чтобы собраться с мыслями. Уже минул полдень. В саду было жарко и тихо, даже кипарисы вокруг монастыря не отбрасывали тени. Немного в стороне от главного корпуса она разглядела вход в фармацию, обрамленный аккуратно подстриженными живыми изгородями, за которыми виднелись замысловатые симметричные клумбы с чудодейственными лекарственными травами. Там ее легко могли заметить, поэтому девушка пошла в розарий: красные, белые, розовые цветы сияли в серебристой дымке, — потом в глубь сада по аллее лимонных деревьев с причудливо изогнутыми ветвями. Едва слышное жужжание напомнило, что близко пасека. Монахиня повернула обратно, прячась за изгородью. Суора Виргиния, из старших сестер, прохаживалась между ульев, нагибаясь то к одному, то к другому; ее лицо скрывала огромная сетка. Девушка решила, что не стоит попадаться ей на глаза, и осторожно двинулась дальше.

И о чем незнакомец вообще думал? Аннетта вспомнила его лицо, угрюмое и надменное, его фигуру. Затеял проникнуть к монахиням, чтобы потом похваляться перед друзьями? Иногда ей даже хотелось вернуться туда, где из года в год мужчины вообще не появлялись в поле зрения, если не считать тех, без coglioni[9], евнухов, хотя некоторые сестры влюблялись и в них.

Разгоряченная Аннетта ускорила шаг. Локоны выбились из-под монашеского покрывала, сорочка прилипла к спине. Рядом, похоже, не было никого, кроме сестры Виргинии в шляпе с сеткой. В дальнем конце сада, недалеко от внешних стен, она вышла на узкую тропинку, с обеих сторон окруженную плотной живой изгородью. Пройдя до конца, увидела крохотную заросшую беседку с каменной скамьей. Боясь упасть в обморок на удушающей жаре, с облегчением присела отдохнуть в тени деревьев. Даже сквозь многослойные юбки девушка чувствовала холод камня. С другой стороны изгороди слышался звук падающей воды. Фонтан или источник, из беседки его не видно. Потом донеслись голоса, тихий смех мужчины и женщины.

Аннетта вскочила и бросилась бежать, приподняв юбки. Обогнула изгородь и оказалась в круглом гроте. В центре пещеры стояла статуя, из которой била тонкая струйка влаги.

И — никого вокруг. «Должно быть, послышалось», — подумала монашка.

И тут что-то цветное мелькнуло перед входом. Девушка выскочила наружу. Сначала побежала обратно по тропинке, но потом передумала и понеслась в другую сторону, в обход изгороди. Удивилась, когда вновь увидела беседку, но так никого и не обнаружила.

Аннетта присела на каменную скамью, совершенно обессилев. Внезапно кто-то схватил ее за горло и грубо зажал рот. Девушка попыталась вскочить на ноги, но держали очень крепко. Хотела повернуть голову, чтобы увидеть пленителя, — ничего не вышло. Чем больше она сопротивлялась, тем крепче становилась хватка. «Неужели это он?»

Суора поняла, что обернуться не получится, и решила рискнуть: изо всех сил пнула правой ногой стоявшего сзади человека. Тот вскрикнул и сразу же отпустил ее. Аннетта, спотыкаясь, бросилась бежать.

— Сестра! — послышался голос позади.

— Что?..

— Это я!

Аннетта обернулась. Никакого мужчины и в помине не было — только суора Урсия согнулась пополам от хохота.

— Урсия! Во имя всех святых, какой бес тебя надоумил? — задыхаясь от гнева, спросила жертва.

— Ну конечно же, это шутка! — Суора хохотала от души. — Ты бы видела свое лицо!

Вытирая глаза, Урсия вылезла из-за каменной скамьи. К ее платью пристали листья и паутина.

— И что тут смешного? — спросила Аннетта, нервно щупая горло. — Ты меня до смерти напугала!

Она присела на землю в тени изгороди и сняла с головы покрывало.

— Прости, я не хотела. — Урсия подошла к Аннетте и села рядом. — Ты так раскраснелась! Все в порядке?

— Да, только надо успокоиться. — Аннетта провела рукой по волосам. Ветерок приятно ласкал лицо и шею.

— Ах, Урсия! Я и не подозревала, какая ты сильная!

— А ты сопротивлялась, как тонущая кошка!

— Я думала…

— Что ты думала?

— Что это тот мужчина…

— Какой мужчина?

— Ну, которого я видела в гондоле. У него еще подзорная труба была, точно такая же, как у Старой Фурии.

— Решила, что он здесь?

— Он проник в сад через вход для послушниц. Я пошла следом.

— Видела его в саду?

— Нет, но слышала разговор мужчины и женщины в маленьком гроте рядом с фонтаном. — Аннетта махнула рукой на изгородь. — Ты ведь тоже здесь была, неужели не слышала их?

— Нет, я искала тебя, — пожала плечами Урсия. — Наверно, из-за жары голоса почудились. — Она погладила Аннетту по руке и протянула ей покрывало. — Вот, держи. Лучше надень, и пойдем. Уже давно звонили к молебну, Старая Фурия взбеленится, если опоздаем.

Аннетта хорошо знала суору Пурификасьон, поэтому не удивилась, когда через некоторое время младшая аббатиса вызвала ее к себе.

— Знаешь, зачем ты здесь?

— Нет, суора.

— Нет, преподобная суора…

— Нет, суора Пурификасьон…

Девушка не сводила глаз с маленького распятия, висящего справа на стене позади монахини.

— Простите, сестра, но я всегда думала, что мы должны обращаться «преподобная» только к аббатисе. Меня ввели в заблуждение? — немного помолчав, почтительно спросила Аннетта. — Если так, то прошу извинить.

Младшая аббатиса несколько минут молчала. Непокорная клирошанка слышала тихий свист, будто та вдыхала через зубы. «Если те еще остались в ее благородном рту», — злорадно подумала девушка. Подняв глаза, она увидела, что губы собеседницы беззвучно шевелятся. Никакие молитвы, поклялась себе Аннетта, не помогут Старой Фурии провести ее.

Суора Пурификасьон продолжала размышлять. Через некоторое время она с напыщенным видом прошла мимо монахини и встала у нее за спиной. Тишину нарушало лишь нетерпеливое постукивание трости с серебряным наконечником по полу.

Когда младшая аббатиса наконец заговорила, Аннетта едва не подпрыгнула от неожиданности.

— Похоже, сегодня у нас были незваные гости.

— Незваные гости?

— В саду.

— В саду?

— Ты, сестра, ничего не знаешь об этом возмутительном происшествии?

Аннетта молчала.

— В саду побывал монаркино, — продолжила суора Старая Фурия. — Растоптал клумбу сестры Аннунчиаты, сломал несколько веток ее любимой груши, перелезая через стену. И оставил на память вот это.

На каменный пол у ног бывшей карие приземлилась мужская кожаная сандалия.

— Монаркино?

— Да. Уверена, ты не раз слышала это слово, сестра. Мужчина, который склоняет монахинь к плотской связи.

— К плотской связи?

— Ты шокирована? Конечно нет, суора. Только не ты. — Губы Пурификасьон вытянулись в некое подобие улыбки.

Возле ног что-то зашуршало. Аннетта опустила глаза: младшая аббатиса поддела наконечником трости подол ее платья и немного приподняла. Показался край запретных вышитых туфелек. На мгновение воцарилась тишина. С той стороны лагуны доносился колокольный звон. Пробили час.

Суора Пурификасьон обошла послушницу и снова встала перед ней. Монашеское покрывало обрамляло идеальный овал лица, кожа, несмотря на возраст, белоснежная, почти лишенная морщин. «Когда-то и она была красавицей», — с удивлением подумала Аннетта. Черные глаза испанки были прикрыты бледными набухшими веками, такими тяжелыми, что казалось, ей стоит огромных усилий смотреть на мир.

— Появление… монаркино, как вы его называете, никак не связано со мной, — наконец произнесла девушка.

— Тебя видели.

— Где?

— В саду.

— Я хожу туда размышлять и молиться, как все, — сверкнула глазами Аннетта. — Незнакомца там я не встречала. А если кто-то осмеливается утверждать обратное — это ложь.

Суора Пурификасьон долго молчала.

— Знаешь, я на это не соглашалась, — наконец сказала она.

— Не понимаю, о чем вы. — Бывшая служанка валиде решила не поддаваться на провокацию. По крайней мере, пока.