– Педру, а вы, похоже, со всем этим знакомы не понаслышке? – чуть съязвил Олег.

– Признаюсь, некоторыми знаниями я все же обременен. Прежде чем попасть в колониальную армию, я успел получить университетское образование: мой покойный отец владел неплохим туристическим бизнесом и сдавал в аренду несколько отелей в районе лиссабонских курортных пригородов Кашкайш и Эшторил. А университет, как я уже теперь хорошо понимаю, в любой стране – это неизбежное увлечение левыми идеями. Я состоял в подпольной ячейке молодежного отделения португальской компартии. И если бы не ваше вторжение в Чехословакию в шестьдесят восьмом, если бы не ваши танки на улицах Праги, я бы сегодня был совсем в другом месте… – Он потянулся в карман за очередной сигаретой.

Олег вдруг вспомнил, как Саныч, доктор в его авиаотряде, в серьезном подпитии, рассказывал ему, как был тогда командирован в Прагу и как стрелял из «Макарова» в человека, бросившего в него булыжник, выковырянный из мостовой на Вацлавской площади: «Парень, тут или ты его, или он тебя. Третьего не дано. А вина, угрызения совести, осмысление – это все приходит потом. Когда по ночам кричишь и бродишь по дому как привидение…».

Наступила затяжная пауза, столь неожиданная для только что оживленного разговора. Янек и Христо воспользовались моментом, чтобы поменять застывшие в легком оцепенении позы.

– Война в колониях, а я до Анголы какое-то время прослужил и в Мозамбике, – дело, конечно, грязное, неблагодарное, но в какой-то степени и забавное, особенно, когда ты ничем не обременен, и тебе двадцать пять лет. – Взгляд португальца как будто даже несколько просветлел. – МПЛА, тогда еще не партия, а освободительное движение, поддерживалось из Конго. Кубинцы там крутились уже с середины шестидесятых, кстати, во главе с Че Геварой. – Услышав имя своего кумира, Олег моментально встрепенулся:

– Сам Че там был?!

– Да. Он руководил группой, которая обучала местные племена, жившие одновременно и на территории Конго, и на севере соседней Анголы, всяким премудростям ведения партизанской войны. И, надо сказать, неплохо обучал. В шестьдесят девятом наш отряд карателей как раз был брошен против них. Днем это была обычная деревня, хижины из соломы и всякого подручного дерьма, дети чумазые, жены варят какую-то еду. А как солнце зайдет, они, видите ли, уже «ночные жандармы». Взрывают блокпосты, минируют дороги, нападают на наши казармы. Ну мы им и давали жару, чтоб отбить желание партизанить. Шли цепью и пуляли короткими очередями во все, что движется и шевелится. Бросишь в их соломенную хибару пару гранат, отскочишь за угол и смотришь, как оттуда людишки вперемешку с кусами мяса вылетают. Весело!.. – Португалец неожиданно хлопнул себя ладонью по щеке и отлепил от нее увесистого, напившегося кровью комара. – Если бы не кубинцы и не ваше оружие, в семьдесят пятом Нето и его МПЛА ни за что бы не получили власть. Да, кроме этого, надо признать, что и наши военные «революционеры», скинувшие диктатуру, тоже к этому руку приложили.

– В намекаете на Движение вооруженных сил, на тех самых «апрельских капитанов»? Чем же вам не угодили эти бессребреники, эти романтики революции?

– А тем, что после того, как на волне госпереворота двадцать пятого апреля в Алворе[25] было подписано соглашение о мирной передаче власти трем боровшимся за независимость движениям, о нейтралитете Португалии и о выводе колониальных войск, эти самые капитаны успешно закрывали глаза на то, что Нето в это время стремительно вооружался. Они явно симпатизировали ему потому что и сами, по сути, были леваками-марксистами. Тогда же и агенты ПИДЕ[26] под носом у временной администрации заправляли поставками оружия для движения УНИТА. Кстати, УНИТА среди остальных движений национально-освободительных движений была в тот короткий период между апрелем семьдесят четвертого и началом, даже серединой семьдесят пятого, я бы сказал, самой незлобивой, вполне себе мирной организацией. В отличие от ФНЛА[27] или все того же МПЛА: эти марксистские шакалы были самыми воинственными и на заседаниях тогдашней комиссии по обороне вели себя, прямо сказать, совсем не цивилизованно, могли угрожать своим политическим соперникам оружием. Люди Нето да и он сам не брезговали самыми подлыми провокациями. Например, уже после Алвора и за несколько месяцев до независимости они обвинили ФНЛА в том, что с севера Анголы или из соседнего Заира те привезли в Луанду каннибализм. У сторонников Холдена Роберто в столице были так называемые «Народные дома», их штабы, где те проводили собрания, встречи, агитацию и так далее. Ведь дело шло ко всеобщим и, главное, к равным парламентским выборам. Так люди Нето совершили налет на университетский госпиталь Амéрику Боавида в Луанде, откуда из их анатомического отделения выкрали человеческие внутренние органы в формалине – там их использовали, понятное дело, в учебных целях – и разбросали все это по «Народным домам» ФНЛА. Мол, они и до сих пор не прочь полакомиться человечинкой. А потом все это, вместе с фотографиями крупным планом, появилось в партийной газете МПЛА: вот, дескать, посмотрите на ваших будущих парламентариев. Они до сих пор от этих бредовых обвинений не могут отмыться. А уже столько лет прошло! – Педру, несмотря на недавний кашель, снова потянулся в карман за сигаретой. – Беспринципные, безыдейные мерзавцы! И существовали они всегда, повторю, за счет поставок оружия и техники из Москвы, через соседнее Конго, где еще в семьдесят четвертом для этого обосновались ваши, русские, и кубинцы. Югославы тоже к этому приложили руку.

– Не пойму, зачем вашей политической полиции было вооружать унитовцев? – решив сменить опасную для него тему, недоуменно спросил Олег.

– А все затем, что в какой-то безумной голове ее руководства возникла притягательная по своей недальновидности и, что уж там говорить, тупости мысль – нейтрализовать МПЛА и ФНЛА, дав их соперникам в руки оружие. Мол, так Лиссабону будет легче ими всеми управлять и тем самым сохранять свое прежнее влияние в бывшей колонии. Как видите, у каждого в той ситуации были свои до примитивного простые интересы. Ну а потом, говоря уже совсем просто, старик Нето кинул их, бывших союзников-землячков, размахивая со своими молодчиками на улицах красными флагами и крича на каждом углу про марксизм-ленинизм да пролетарский, будь он неладен, интернационализм. Кинул, в первую очередь, Савимби: а собирались ведь все вместе править страной после независимости. А закончилось все обыкновенной гражданской войной, которую мы с вами сегодня имеем неудовольствие наблюдать. И одному лишь Богу известно, сколько лет она еще продлится.

– Про каких таких «молодчиков» вы говорите?

– Про отряды так называемых «пионеров», пацанов лет четырнадцати-пятнадцати, сторонников МПЛА, вооруженных пистолетами и АК-47. Их науськивали на организацию регулярных уличных беспорядков, makas, со стрельбой и часто с ранеными и убитыми. А потом их мудрые взрослые наставники грели на этом руки, зарабатывая политический капитал и реальные места в будущем правительстве.

– «Гитлерюгенд» какой-то! – вырвалось у Олега.

– Не очень понимаю, о чем вы, – Педру заинтересованно посмотрел на Олега и продолжил. – В Луанде в семьдесят пятом ночью вполне реально было встретить грузовик, наполненный под завязку окровавленными трупами. А застрелить человека на улице могли просто за слишком дерзкий взгляд, слово или «неправильный» цвет кожи.

– А что вы лично делали после одиннадцатого ноября? Насколько я знаю, португальцы отсюда стали массово возвращаться на родину? Почему вы тоже не уехали?

Педру в голос рассмеялся, бросил на пол окурок и придавил его ботинком:

– Дорогой Олег, вы только прислушайтесь к самому себе: «… стали массово возвращаться на родину». Звучит так, будто после пятисот лет – назовите это как угодно: «колонизации», «жизни в своей собственной стране», где выросли несколько поколений, – португальцы, а на самом деле такие же ангольцы, как и черные, мулаты, как альбиносы, как, наконец, львы и слоны в саванне и обезьяны на баобабах – вдруг раз! – и решили: не хотим тут больше жить, поедем-ка мы к себе в Европу. Где у нас у многих, кстати, и родных-то не осталось! Побросаем-ка мы к чертовой матери свои дома, фабрики, плодородные фазенды, автомобили, связи, планы, школы, где учатся младшие дети, университет, куда дочь собиралась поступать. Конечно же, ведь в бедной, изнасилованной полувековой диктатурой, нищей и полуграмотной девятимиллионной Португалии нас, почти трехсоттысячную ораву – только белых ангольцев, не говоря о других заморских территориях! – ждут не дождутся! – Португалец достал очередную сигарету, чиркнул спичкой, выдохнул дым и, чуть успокоившись, продолжил: – Запомните себе раз и навсегда: белые уезжали из Анголы от страха за свою жизнь, от безысходности, от отсутствия выбора; и потому что новая власть сказала им: мы вас здесь не хотим, уносите ноги. Пока целы. Нам бы между собой разобраться.

Олег снова сделал небольшую паузу, понимая, что собеседнику нужно успокоиться:

– А вы сами почему не уехали? Это ведь тоже выбор и, судя по тому, что вы сказали, даже еще более смелый и осознанный? – Переводчик украдкой посмотрел на геодезистов, Христо и Янека, которые до сих пор не проронили ни слова и никак не пытались участвовать в разговоре. Хотя он был им явно интересен.

– Да не-ку-да уже было! – почти по слогам произнес Педру с интонацией учителя, который уже в пятый раз объясняет нерадивому ученику элементарное правило грамматики. – Португалию буквально наводнили retornados, «возвращенцы» из всех ее бывших африканских колоний, в течение года получивших независимость. Отец не смог приспособиться к резкой перемене рынка, и весь его туристический бизнес развалился. Мать моя к тому времени уже умерла, а семья «солдату удачи» ни к чему, одна обуза. Поначалу с такими же недобитками, как и я сам, немного мародерствовал, занимался грабежами. Потом какое-то время служил в охране. У одного ангольского генерала, он по совместительству еще владел алмазным прииском в Лунда-Норте. В Минобороны Анголы у некоторых генералов был свой алмазный бизнес. Иногда выполнял его отдельные «деликатные» поручения: это когда надо кого-то из тех, кто ему по жизни мешает, небольно «обезвредить». Ну и так, по мелочи, пока, наконец, не устроился в службе безопасности компании «Диаманг».