— Ну что, идём?

— Я уже заждалась… чем мне заниматься, пока не идут уроки борьбы?

— Да чем хочешь, гуляй, читай в библиотеке, с ребятами общайся, с мальчишками Заринэ играй.

— Я всё время боюсь нарушить какое-нибудь правило, — идя по тропинке к залу, призналась я.

— Тут всё не так уж строго. Да, нельзя ругаться, да, нельзя сквернословить, нельзя врать и держать в голове плохие мысли, но, в конце концов, в твою голову никто не залезет, и кроме тебя самой тебе судей нет. Не думаешь же ты, например, что от того, что Мингю замолчал, он перестал грезить девчонками?

— Чонгук запретил парням меня касаться вне тренировочной площадки. Я себя немного больной чумкой чувствую.

— Такое правило действительно есть. Когда мы узнали, кто такая Рэй много лет назад, мы боялись её и пальцем коснуться, чтоб нас не выгнали отсюда. До первого кыпа нельзя разговаривать с девушками, так что с младшими можешь и не пытаться. Как прошло первое занятие?

— Да вроде ничего. Меня поставили в пару с парнем по имени Рен, и он навалял мне с десяток раз.

— Обидно?

— Не, зае… — Чимин накрыл мне рот ладонью, не дав произнести слово до конца. Сурово посмотрел и погрозил указательным пальцем другой руки.

— Нельзя, Чонён, это святое место. — Он убрал ладонь.

— Извини, я же говорила, что буду косячить.

— Ничего страшного, привыкнешь. — Чимин отодвинул дверь, мы вошли, и он задвинул её обратно, развернувшись лицом к залу. Вдохнув воздух поглубже в лёгкие, он поставил руки в боки и произнёс: — Ну, здравствуй, ностальгия!

— Ты тут тренировал Рэй?

— Тут.

— Что ж, она стала, как ты говоришь, очень продвинутым бойцом, лучше многих мужчин. Так что, надеюсь, мне ты тоже откроешь двери в большое будущее. Давай начнём?

Полдень 1-го августа

К полудню разогрело неплохо, а в зале и вовсе сделалось душно, поэтому за время тренировки я вспотела, как раб на каменоломне. Закончив, мы с Чимином вышли из помещения, пропитанного духом многочисленных поколений воинов, учителей и учеников, и я увидела напротив те самые душевые кабины, от которых веяло влагой. На грубых деревянных столбах, с небольшими бочками сверху, между собой разделённые дощатыми перегородками.

— Я бы сейчас ополоснулась, — влюбленно посмотрела я на них.

— Вроде все ушли в поля, можешь воспользоваться, — разрешил Чимин.

— А вдруг кто-нибудь задержался или остался? — Я подняла голову вверх, прищурившись, но не нашла силуэта привратника. — Или кто-то просто Мингю.

— Ну… я могу проверить общагу, чтоб тебе было спокойнее.

— Лучше найди какую-нибудь большую тряпку, натянуть как шторку.

— Сейчас что-нибудь сообразим, — улыбнулся молодой человек и пошёл к соседнему зданию.

Я подошла к вожделенным душевым и стала искать, в какой наверху осталось вода. Обнаружив такую, я радостно приготовилась морально к купанию. Вскоре вернулся Чимин с простынкой, которую стал пытаться закрепить, но ни сучков, ни чего похожего на крючки не было.

— Если ты подождёшь ещё немного, я схожу за молотком и гвоздями, — предложил он, после чего окрасился своей коронной кошачьей ухмылкой, — или я могу постоять и подержать, если ты мне доверяешь.

— Конечно доверяю, — хмыкнула я, — святое место, где никто не посмеет нахальничать, и ты же не хочешь получить по яйцам, верно?

— Какая добрая девочка, — посерьёзнел Чимин и поднял руки с простынкой перед собой, закрыв меня в кабинке. — Не волнуйся, я воспитанный, я хулиганить не буду.

— В любом случае, ты меня знаешь, — стала раздеваться я, на самом деле рассчитывая на его благоразумие, — мне будет стыдно не очень, а тебе будет вполне так больно.

— Поднять руку на мастера — какое неуважение!

— Зачем руку? Колено, — посмеялась я, сложив тобок и нижнее бельё, и потихоньку стала поливать себя тёплой, прогревшейся с утра на солнце водой, дёргая за шнурок, приоткрывающий отверстие в днище бочки. Закрыв глаза, я погрузилась в приятные ощущения избавления от жары, пыли, пота. И воспоминаний. Мне хотелось этого, но вышло наоборот, в голову полезла та ночь в квартире Чжунэ, когда я вошла к нему в ванную, не зная, решусь на важный шаг, выйдя из неё, или не решусь. Я писала сообщения Чимину, пытаясь разобраться в себе. Тряхнув намокнувшими волосами, я распахнула веки. Долой Чжунэ из памяти! Он — пройденный этап, исчезнувшее прошлое. Я посмотрела на закрывавшую меня простынку, она не была прозрачной, но контур Чимина обозначался, особенно его руки, прижимавшие ткань к деревянным косякам. Я тоже просматривалась тенью? Вряд ли, ведь я стояла под крышей, и свет как раз падал с той стороны. Быстро потерев себя, ещё раз облившись водичкой, я перехватила края простынки у Чимина, и потянула: — Я про полотенце забыла, дай-ка я в неё и завернусь.

Он отпустил имитацию шторки, и я ловко, как гусеница в кокон, обмоталась в чистую материю, как это делают в банях, стянув на груди, пропущенную подмышками. Правда, к мокрому телу она прилипла только так. Чимин отступил, не скрывая, что оглядывает меня.

— Не пялься, — попросила я, приседая, чтобы взять свои вещи, и забирая волосы, с которых текло, за уши, — это монастырь, помнишь, да?

— Я без плохих мыслей, — убрав из взгляда иронию до последней капли, Чимин спросил: — Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя очень красивая фигура?

— Да, Наён, моя одноклассница. Когда заманивала в команду черлидерш.

— И всё?

— Чжихё и Сынён, они всегда говорили, что я зря не ношу платья и короткие юбки.

— Нет, я не о том. А парни?

— Никогда, — пожала я плечами.

— И Чжунэ? — не верил своим ушам Чимин.

— Он не спец в комплиментах. — Я шла босиком, и ступни наслаждались ощущением земли и чистых, обтесанных за века до гладкости каменных ступенек, превратившихся почти в изумительную пляжную гальку. Жаль, что это не женский монастырь, мне дико захотелось скинуть простынку и завалиться на травку, чтобы позагорать. Это так здорово, что можно пройтись без формы, не соблюдать никаких манер, не спешить, глядя на часы, на дополнительные или автобус. Вокруг горы, спокойствие, ветерок, солнце ласкает плечи. Зачем мне снова напоминают о Чжунэ? Я и сама с трудом о нём перестаю думать. Проведя по влажной на боках простынке ладонью, я тихо заметила: — Ярче слов говорили его руки, лапать-то он был не дурак.

— Кто бы на его месте интересно был дурак?

— Ты тут это… помнишь про Намджуна, да?

— Знаешь такое выражение: «Платон мне друг, но истина дороже»?

— Слышала, а что?

— Рэпмон мне друг, но… — расплывшись, развёл руками Чимин, — фигура у тебя потрясающая.

— Всё, не смущай меня и успокойся.

— Я абсолютно спокоен.

— А я теперь нет, — пригвоздила я сердитым взглядом Чимина к месту и, притопив, вприпрыжку поднялась до самого верха. Сидевший на ступеньке своей сторожки Мингю, увидев меня в том виде, в каком я была, плавно поднялся, возвысившись тёмной громадой у калитки. Его почти чёрные глаза в прорези, открывающей их, заблестели азартными искрами. — Даже не смотри на меня! — погрозила я ему пальцем и вредным, сжатым в сухофрукт лицом, и, прибавляя скорость, понеслась мимо в комнату.


Джоанна была там, лежала на кровати с какой-то книжкой. Если она любит читать, ей не придётся скучать в бездействии так, как мне, я-то читать не любила совсем.

— Как позанималась? — спросила я.

— Да вроде нормально, — высунулась она из-за обложки. — Я самая старшая там была, в младшей группе учатся до четырнадцати, а мне пятнадцать. Но только это мне пока и по силам. А у тебя как дела?

— Неплохо, буду надеяться, что до конца августа перекину через плечо большинство из старших адептов, — разматываясь и натягивая чистые трусы, делилась я своей политической программой, — да, я самоуверенная, но иначе в спорте и не победишь.

— О, ты была в душе?

— Да, слила чью-то воду, пока все ушли трудиться на тростниковых плантациях, — пошутила я, — если хочешь, я тебя попозже где-нибудь покараулю, тоже помоешься.

— Да, если не трудно.

— Никаких проблем. Ты не стесняйся, проси, если что-то надо. — Надев свой, домашний тобок, я опять взяла стопку одежды, с которой пришла, и отправилась в сторону прачечной, чтобы сполоснуть её. Я не зануда по части чистоты, но привыкла после каждой тренировки мыться и обстирываться, а если тут двадцать четыре часа в сутки только и занимаются, то я им все колодцы вычерпаю.

Мингю уже не вставал, когда я шла обратно. Чимина нигде не было видно. Я ещё с первых дней знакомства в Сеуле знала, что он бабник, и Чонгук не скрывал этого в своих намёках, но не думала, что он станет проявлять интерес ко мне. Впрочем, он не позволил себе ничего, кроме слов, шуток. Разве коснулся меня без разрешения хотя бы пальцем? Нет. Может, это его обычная манера общения с девушками, которые становятся ему подругами? Идя вниз, я почувствовала, как начинают ныть мышцы ног. Вверх-вниз, вверх-вниз, эти лестницы заставляют качаться и тренироваться даже тогда, когда этого не замечаешь. Вся жизнь в Логе — сплошная закалка.

Преодолев несколько пролётов, я была близка к своей цели, когда увидела возвращающихся парней. Не знаю почему, но мне не захотелось попадаться им на вид, и уже в который за день раз терпеть на себе любопытные, внимательные, мужские взгляды. Откуда мне знать, о чём они думают? И если в обычной жизни, в Сеуле, от чьих-нибудь похотливых гляделок можно было уйти, то тут некуда, целый месяц придётся свыкаться с тем, что и им некуда переключить свои симпатии. На Заринэ? Никто не рискнёт зариться на жену учителя. На Джоанну? Она слишком мала. Разве что Элия. Надо будет спросить у неё, не оказывает ли ей кто знаков внимания? Решаются ли на это адепты вопреки правилам, или держатся в ежовых рукавицах? Я свернула к столовой и скрылась в ней, пока не пройдут молодые люди к общежитию. На кухне трудились как раз Заринэ и Эя, а под столами и между скамьями бегали Хо и Шер. Стуки ножей, нарезающих овощи и ударяющихся лезвиями о доски, шипение пара, вырывающегося из котлов, треск огня, аромат еды — я окунулась в мир кулинарии, и подошла к девушкам.