— То есть, ждать от золотых реализации Камасутры не приходится?

— Ты с какой целью интересуешься? — приблизился ко мне молодой человек, и явно в зоне дальше двадцати сантиметров. Но я почувствовала! Вот чудеса! Но почему? Потому, что от темы разговора во мне заиграло возбуждение? Это и есть один из способов обострения чувствительности? По всей логике — да.

— Просто так… ну да ладно… вернёмся к этим… эрогенным. Когда их в себе отыщешь, что делать — выставлять локатором?

— Учитывая, что самая чувствительная часть тела мужчины — половые органы, все золотые, по-твоему, должны на заданиях ходить с вынутым по ветру членом? — Я засмеялась, представив эту картину.

— Нет, конечно… извини… боже, это ржачно, — не в силах успокоиться, гоготала я, закрываясь ладонью, зная, что в монастырской тишине мой хохот способен разбудить и отдалённые жилища. — Сейчас-сейчас, я успокоюсь, подожди.

— Я не тороплюсь.

— М-да, — вытирая слёзы от смеха, вздыхала я, — это был бы, кстати, неплохой тактический ход по обезвреживанию противника, как в «Храбром сердце», где они голые жопы врагу показали… А если ещё будет и женский отряд, то можно сиськи обнажить.

— Ага, и своих же отключить, — усмехнулся Чимин. — Золотые более падки на женщин, к твоему сведению, нежели их соперники, те, в основном, грезят деньгами и властью, и прекрасная женская грудь на пути к цели их не отвлечет.

— Чонгука не отвлечёт тоже, — снова зачем-то упомянула я его, сразу же пожалев об этом.

— Ну, Чонгук — это Чонгук, его и пуля во лбу не остановит, если он вознамерится кого-то прикончить. А я парень слабый, я ж засмотрюсь и — пиши пропало.

— Будет тебе прибедняться-то.

— Нет, я серьёзно. Я считаю, что всё делается ради женщин. Настоящий мужчина должен делать всё только ради женщин, а не своего честолюбия или тщеславия. Что такое слава, успешность, богатство? Меня давно это не волнует, когда-то может и волновало — сейчас нет. А вот вызвать улыбку на лице девушки, дать ей почувствовать защищённость, надежду, избавить её от одиночества. В конце концов, даровать ей любым способом счастье — разве это не достойная цель для мужчины? По-моему, единственно достойная.

— Но каждая девушка, мне кажется, хочет одного идеального принца, чтобы он всегда был с ней, а ты… разве ты такой? — прямо спросила я, догадываясь, какой Чимин ходок по девчонкам в Сеуле. — Чонгук, выходит, поступает честнее, стараясь держаться подальше от женщин?

— Не знаю, может быть. Но своей отстранённостью он сохраняет их неудовлетворенность, интерес к себе. Девчонки мечтают о нём, сохнут по нему, а он всё так же недостижим, весь в своих мыслях и принципах. А я действую приземлённее, если я кому-то нравлюсь, я отдаюсь в добрые руки. — Я не видела улыбки Чимина, но легко могла её представить, беспечную, сладострастную и честную. — При ближайшем рассмотрении я оказываюсь не идеальным, доступным и простым парнем, и не заставляю страдать ни чьи сердца. У меня были постоянные… не буду лицемерить и называть их девушками — любовницы. Пока они не охладели ко мне, я их не бросал, со всеми разошёлся мирно и по-дружески. Но пока во мне нуждаются — я всегда буду рядом.

Я замолчала, понимая, что он не хвастает и не преувеличивает, а так и есть. Меняя тему, Чимин сказал:

— К тому же, разве только через постель и отношения возможно дать девушке счастье?

— А как ещё? — ограниченно удивилась я.

— Предположим, ты имела мечту, стремление заниматься чем-то, но не могла найти возможности или смелости для того, чтобы выбрать свой путь. Что-то или кто-то мешал, или не хватало уверенности в себе. Если же ты получишь доступ к желаемому и свободу действий, разве не станешь счастливее?

— Да… разумеется. То есть… ты был инициатором того, чтобы я оказалась здесь?

— Это был экспромт, — слукавил Чимин.

— Слушай, импровизатор, тут врать нельзя, — напомнила я.

— На мне висят убийства людей, ты думаешь, я провалюсь на этаж ниже в аду от беззлобной иронии?

— Ты атеист, и не веришь в ад, — не дала я себя сбить с толку.

— Вот именно! — сказал он таким тоном, что насчёт обмана всё стало ясно до безнадёжности — придётся держать с ним ухо востро. — Идём спать, на сегодня хватит занятий.

Когда он это произнёс, я поняла, что действительно устала. Джоанна-то подремала после обеда, а я не удосужилась, поэтому теперь не отказалась поспешить к подушке. Чимин проводил меня до верхнего уровня Лога и ушёл обратно. Я умылась, разделась, и забралась на кровать. Когда пришла моя соседка я не знаю, потому что меня вырубило сразу же, а утро, показалось, наступило через секунду, оглашенное бодрым голосом Элии:

— Просыпайтесь! Доброго дня! Увидимся на завтраке. — И тут же выбежала прочь.

Выбираясь из постелей, мы с Джоанной принялись за обычные процедуры приведения себя в порядок. Вот и второй день в Тигрином логе. Первый был насыщенным, и я успела со многими познакомиться, кое-что узнать. Но учитывая, что осталось меньше месяца моего тут присутствия, надо сделать упор на занятия и тренировки. Fight on[53]!

2-ое августа

— Боюсь, что никогда не добьюсь и близко того, чего добился мой папа, или хотя бы мой брат, — призналась Джоанна.

Мы сидели после завтрака и утренних занятий в беседке, пока все юноши ушли работать в полях и садах монастыря. За завтраком, как и обещала, я присела за столик Сону и Даниэля, поймав на себе взгляд Чимина, который предугадывала, говорящий, что одной ногой я уже из кухни в коридоре.

— Не думай об этом, просто занимайся, не подгоняя себя, иначе, в этих сравнениях, станешь переживать, нервничать и сбиваться, — посоветовала я.

— Это уже, мне кажется, происходит.

— К сожалению, с этим ничего не поделать, да, твой отец был наставником, а брат уже в совершенстве владеет техникой тени, но и они пришли к этому не в один день, когда-то и они сомневались, разочаровывались, обижались на себя, что чего-то не могут. В этом главная проблема боя, да и, пожалуй, самосовершенствования в любом деле — неудачи и не получающееся что-либо. Но это естественные препятствия, необходимые.

Джоанна вздохнула, соглашаясь. Мне было её жалко, на неё давил авторитет покойного Хана, положительные и хвалебные отзывы о Джонхане. Мать у неё была уважаемой госпожой, чьей стойкостью восторгались зрелые выпускники в Сеуле. А девчонка пока была никем, и стыдилась своей никчёмности на фоне даровитой семьи. На ней будто бы лежала двойная ответственность не пасть лицом в грязь, иначе это ущемит память отца, статус брата, надежды матери. Я сталкивалась с таким, с ощущением себя не такой, нелепой, хотя бы на той светской вечеринке, рядом с Чжунэ, когда чувствуешь себя побирушкой и нищенкой, ничего не значащей мелочью среди миллионеров, даже в отношениях с одним из них. Все ждут, что ты будешь представлять собой нечто большее, что на твоём месте должна находиться сияющая звезда, а это всего-навсего обыкновенная ты. И нет никакой уверенности, что когда-либо ты заслужишь одобрение, когда-либо тебя примут на равных.

— Если я не буду делать успехов, я не стану продолжать учиться, — расстроено говорила Джоанна. Не сумев победить ни одного мальчишку четырнадцати лет, хотя ей было пятнадцать, она впала в уныние после тренировки. Это я тоже проходила, когда руки опускались, и весь свет был не мил. Потому я и сказала мастеру Ли, что не люблю проигрывать: ощущение при этом сквернейшее.

— А чем бы ты тогда стала заниматься? — спросила Джоанну я. Да, ей ещё маловато лет для того, чтобы строить глобальные планы на будущее, но какие-то же интересы и увлечения есть?

— Не знаю, — растерялась она.

— Ну, что ты любишь делать? Что хочешь делать? — Джоанна неопределенно пожала плечами, раздумывая. Я решила подсказать: — Ты говорила, что хотела танцевать, как Сана, помнишь? Тебе нравятся танцы?

— Нет, — удивила она меня отрицанием. Поняв по моему лицу, что ввела меня в недоумение, девчонка снизила тон: — Ты никому не расскажешь, если я скажу?

— Обещаю! — подняла я ладонь.

— Я бы хотела нравиться противоположному полу.

— То есть… кому именно? Этим, местным мальчишкам? — указала я на гору, куда они ушли.

— Нет, ну… вообще. Любым.

— Всем подряд? — стала догадываться я.

— Да! Как Сана… её все парни обожают!

— Не преувеличивай, не все, — отмахнулась я, благословляя Шугу и Ви за то, что могу с чистой совестью утверждать это. Я стала понимать, как повезло в этой жизни Джинни. Моей Чжихё тоже, наверное, но Намджун был пьян, и ему, в принципе, всё нравилось, что ему показывали на мальчишнике.

Я хотела напомнить Джоанне о её годах, что мала она ещё, о парнях думать, но не стала. Она замкнётся и больше не будет со мной делиться личным. Лучше не отчитывать и ругать, а пытаться плавно изменить направление мыслей. У кого это я набралась такой педагогической сноровки? Не у Чимина ли, который, благодаря терпеливому отношению к моему общению с Чжунэ, знал всё вперёд всех и был в курсе всего?

— Зачем тебе все? — постаралась зайти издалека я. — А как же найти одного единственного? У тебя такой замечательный пример родителей, почему не хочешь встретить и свою настоящую любовь?

— Хочу, но… Ты точно не проболтаешься, о чём я тебе говорю?

— Я могила, — приложила руку к сердцу я, — мне даже друзья говорили, что я не болтлива, как истинный мужик.

— Хорошо. В общем… Я безответно влюблена в одного из мастеров. — «Чонгук!» — сразу же подумала я. — Он, конечно, очень для меня взрослый, и я понимаю, что ничего не светит… поэтому лучше буду нравиться всем, это как-то облегчает неразделённую любовь.

— Когда ты только успела в него влюбиться?