— Будильник! — выкрикнул Вернон. — Это не петух, а дикий койот, он кукарекает каждое утро в жестокую рань! Я каждый день уговариваю себя не пробраться into the chicken coop… как это? Курятник! И не пустить его на бульон.

— И всё же, — тихо посмеявшись вместе со всеми, продолжил мастер Ли, — петух оповещает о новом дне, он пробуждает, он никогда не поднимет шум до того, как взойдёт солнце, то есть до того, как наступит подходящий момент. Поэтому можно сказать, что желания — это то, что пробуждает нас к жизни, а не портит её, и это то, что не должно приходить до назначенного времени…

Вдруг по классу разлетелось тихое посвистывание-посапывание, на которое все стали оборачиваться, отвлекаясь от учителя. Он и сам приподнялся, услышав это, и ища источник звука. Я тоже вытянула шею, и увидела, как заваливаясь на подставку для писания, дремлет на ней Даниэль. Но в тот момент, когда весь класс, сдерживая смех, сосредоточил на нём внимание, Даниэль завалился набок и, напугав сам себя неожиданным столкновением с полом, проснулся, дёрнувшись. Адепты дружно загоготали над ним, в том числе и мы с Джоанной. Не понимая, что произошло, и потирая сонно глаза, парень пытался вспомнить, как очутился тут. Когда сознание стало возвращаться, он, извиняясь, пробормотал:

— Простите, я увлёкся ночными тренировками и лёг под утро…

— Кажется, темой следующего урока нужно будет сделать «как бороться с непредвиденным сном»? — улыбнулся ему мастер Ли.


Я вышла из зала в приподнятом настроении, ничуть не жалея о том, что вместо дополнительного часа практики, нас обучают ещё и уму-разуму. Мастер Ли говорит простые и правильные вещи, и мне хотелось их реализовывать, и всё-таки я понимала, что сказать проще, чем сделать. Меня снова догнал на лестнице Вернон. Через полчаса им нужно было идти работать в поля, и пока что они могли праздно пошататься по Логу.

— Чонён, слушай, я хотел с тобой поговорить кое о чём. Только не воспринимай как намёк или подкат, хорошо? Просто мне действительно тут больше не с кем об этом поговорить.

— Валяй, — остановилась я.

— Давай отойдём в беседку? А то пойдёт кто-нибудь, и собьёт с мысли.

Мы ушли в наше привычное затенённое местечко для дискуссий, пока на открытых площадках усиливался солнцепёк. Здесь же пахло влажной зеленью, смолянистой древесиной и прохладой. Когда воздух в горах не накалялся, его будто даже язык на вкус пробовал, такой чистый, скользящий и свежий.

— Когда ты спросила о желаниях, — сел американец, соблюдая теперь уже добровольно дистанцию между нами. После моего прямого вопроса и его открытого ответа, не осталось недоговорённости, позволявшей ему осуществлять якобы незаметные знаки внимания. — Что имела в виду?

— Да много чего… Желание славы, признания, интересной жизни, уважения, геройских подвигов.

— Вот оно что… А я, буду честным, с трудом не думаю тут, в стенах монастыря о… ну… ну ты поняла?

— О сексе? — смелее сказала я.

— Да, — неловко кивнул он. — Проблема в том, что я единственный с нашей компании, из того тесного круга, которым мы дружим, кто успел это попробовать до восхождения на Каясан. У Ямады была любовь, но до секса не дошло, так что им как-то проще, они не знают толком, без чего тут сидят. А я ж чем дольше тут сижу, тем больше об этом думаю.

— Надеюсь, ты не считаешь, что я могу чем-то помочь? — предостерегающе подняла я бровь.

— Нет, что ты! Я же сразу сказал, не восприми, как… ну вот так, короче. И не делай так бровью, меня это заводит.

— Извини, — покраснела я, попытавшись сделать максимально строгое и неподвижное лицо.

— Я просто подумал, может, раз ты спросила такое, тебя тоже это мучает, и ты знаешь, как перебороть вездесущие похотливые мыслишки? Спору нет, вне стен они были бы кстати, но тут вообще ни к чему.

— Говоря откровенно, я тоже не успела ничего попробовать, Вернон, — честно призналась я. Он посмотрел на меня с некоторой грустью, будто его бросили одного в беде. — Но я тебя понимаю. У меня был парень… Мне очень хотелось попробовать всё это, но не сложилось.

— Почему? Если не секрет.

— Оказалось, что он меня обманывал. У него была невеста, — тихо, опустив взгляд нам под ноги, сказала я.

— Вот… asshole! Да такому… tear off genitals…

— Эй-эй, Будда, может, и не знал английского, но я-то тебя понимаю. Это святое место, забыл?

— Прости, меня сейчас укусила змея гнева, — улыбнулся Вернон, успокаиваясь. — Но вот откуда берутся такие уроды, tell me? В такие моменты я не знаю, как буду бороться с подобным, когда выйду отсюда? Ведь за измены не убивают, а перевоспитать — как? Вот я сам не могу избавиться от мыслей о сексе, а если такие типы не могут избавиться от желания сразу нескольких девчонок? Наказывать за это? Или как?

Предо мной так и стоял образ «урода» о котором мы говорили, и он был дьявольски красив. Наказать его ужасно хотелось и самой, но стоило представить, как Чжунэ причинят физическую боль, как меня передёрнуло. Неужели я ещё буду жалеть его, несмотря на то, как он поступил, несмотря на то, что он заслужил множества плохих вещей? Если он такой всегда, то испортит жизнь и своей невесте, бедная девушка настрадается и намучается с ним.

— Не знаю, Вернон, я только пришла сюда, и сама ещё толком ни в чём не разобралась.

— Я тут уже не первый год, и всё равно ещё дурак дураком, — просиял он доброжелательно. — Хорошо, что есть наставники. Очень хочется всё делать по-хорошему и достойно, но столько сомнений одолевает! Если бы я не столкнулся с золотыми, если бы они не привезли меня сюда, я бы запутался в этой жизни. Это так легко!

— Согласна. Я тоже почувствовала спокойствие, когда поняла, что есть кому доверить принятие решений, а для этого нужно принять только одно своё — довериться золотым. Впрочем, я до сих пор ещё не очень осознаю, во что ввязалась, и как так вышло. У меня был зять, Намджун, простой такой парень, бизнесмен, он стал частью нашей семьи, и вдруг он вводит меня в какое-то тайное общество, которое открывает мне чуть ли не существование нового мира! Чудно.

— Представляю, — посмеявшись, мотнул головой Вернон, — наверное, я испытывал что-то подобное попав сюда, только подзабыл. Живёшь себе, видя реальность с одного ракурса, а оказывается, что существует нечто параллельное, скрытое, о чём никогда не узнаешь, если не являешься причастным. — Он замолк и, подумав о чём-то, посмотрел на меня. — Я скажу тебе кое-что, только не обижайся, хорошо?

— Да какие обиды? Мы же братья, — хохотнула я.

— Когда ты рассказала нам, что посылала всех друзей, пытавшихся с тобой флиртовать, я подумал, что тебя мужчины вообще не интересуют…

— А интересуют девочки?

— Да.

— Многие воспринимают меня именно так. Иногда это ограждает от ненужного внимания, иногда бесит. Но на тебя я не обижаюсь, потому что ты был вправе сделать такой вывод.

— Но услышав о твоей ситуации с парнем я обрадовался, — расплылся Вернон, — хоть мне и не перепадёт, но ощущать рядом нормальную женщину всё же приятнее.

— Ох, Вернон! — смеясь, спрыгнула я со скамейки. — Иди уже в поля, отстанешь.

— Иду, куда денусь, — слез он следом за мной, и мы пошли в разные стороны, выходя из беседки, при этом улыбаясь друг другу и, отворачиваясь, своим мыслям.


Пошагав наверх, я ненадолго затормозила, встретив Элию, сказавшую мне, что после ужина будет наш, девичий банный день. Как обычно, она бегала по Логу с хозяйственными делами, успевала всё тут и там. Не зная, чем занять себя, если не встречу Чимина и не пойду с ним дополнительно заниматься, я разглядывала всё вокруг, и подумала было заскочить в библиотеку, куда никто ходить не запрещал, но куда меня саму не тянуло в силу отсутствия любви к чтению. Но при подъёме я встретила спускающихся мне навстречу мастеров — Эна и Хонбина. Их мужественный выдержанный хохот, обличающий товарищескую беседу, донёсся до моих ушей, и я замерла, видя, как они приближаются ко мне, высокие, смуглые, широкоплечие и со светлыми улыбками, сияющими на их загорелых лицах. У меня было ощущение верующего паломника, которому явились с небес апостолы. Когда мужчины заметили меня, я сложилась пополам в поклоне, согнув поясницу.

— Добрый день, — не разрешила я разогнуться себе, даже когда они подошли.

— Это что за царские почести двум простым смертным? — посмеялся Эн. Вдруг мне на плечо легла его рука. Если бы я была незрячей, глухой или немой, уверена, что прозрела бы, обрела слух или заговорила. Но пока происходило что-то обратное. — Выпрямись, не заставляй меня чувствовать себя стариком, мне ещё рано в пепел и под ступы.

Я встала по струнке, стараясь приобрести естественность позы, но не очень получалось.

— Чонён, мы не твои учителя, — улыбнулся Бродяга, и на его щеках нарисовались милые ямочки, как у совсем молодого парня. Я заметила, насколько он внешне интересный, хоть и намного старше меня. Тяжёлые условия, в которых они обитают годами, закалили их, но не состарили, напротив, мастера сохранили какую-то здоровую юность, гибкость, даже задор. Густые тёмные волосы ниспадали на лоб, отросшие во время путешествий. По парикмахерам им, ясное дело, ходить было некогда.

— Да, но вы… знаменитые воины.

— Знаменитые? — усмехнулся Эн. — Я надеялся, что мне удаётся оставаться незамеченным…

— Я неправильно выразилась, конечно, ваши подвиги не освещаются в газетах, но…

— Остановись, остановись, — со своим вечным загадочным выражением лица, сочетающим в себе насмешку, презрение, призыв к сообщничеству и высокомерие, выставил ладонь Эн, — мы просто парни, которых научили хорошо драться, им это понравилось, и они не могут прекратить это делать. Как продвигаются твои успехи в занятиях?

— Эн, рано ещё спрашивать, она тут меньше недели, — заметил ему Хонбин.