Эдмон сдержал вздох облегчения. Интуиция подсказала ему, что их подопечная в опасности, и он радовался тому, что отыскал ее.

– Я отпущу вас после того, как вы меня выслушаете. Нет никакой клетки, Амелия. Однако я очень хорошо понимаю, как вы тоскуете, находясь рядом с этими чужими людьми, в этой стране, где образ жизни так не похож на образ жизни в Австрии, а особенно при императорском дворе. Но является ли эта причина достаточно веской для того, чтобы хотеть умереть, обрекая крошечное невинное существо на то, чтобы и его постигла та же судьба?

Молодой женщине стало не по себе от прикосновения пальцев маркиза к ее оголенной коже. Амелия высвободилась.

– Почему вы решили, что я хочу умереть?

– «Пруд с карпами» – вы прошептали эти слова. Он достаточно глубокий, лет десять назад там утонула девочка.

Шокированная, Амелия отшатнулась.

– Думаю, я не пошла бы на это, – призналась она. – Я не впервые борюсь с желанием покончить со всем. Мне всего лишь двадцать, и я произведу на свет ребенка, который никогда не узнает своего отца. Эта мысль не дает мне покоя. Будущее кажется мне печальным, беспросветным! Я никогда не смогу больше ни полюбить, ни выйти замуж… А теперь я попрошу вас оставить меня, я хотела бы вернуться в свою комнату, не привлекая внимания.

– Для того чтобы выброситься из окна и причинить нам невероятную боль и серьезные неприятности? – бросил Эдмон. – Амелия, давайте поговорим, как хорошие друзья. Идемте…

Она проследовала за ним до каменной скамьи, укрывшейся в обвитой жимолостью беседке. Отсюда оркестр был слышен лучше, а меж листвой танцевали вспышки света. Так, летняя ночь наполнялась гармоничными аккордами, которым вторило монотонное пение сверчков.

– Я была бы спокойна, если бы мы были друзьями, маркиз, – призналась Амелия. – Увы, этим вечером ваша супруга произнесла очень неприятные слова, которые заставили меня усомниться в том, что я должна оставаться в вашем поместье.

– О каких же словах идет речь? Софи способна как на хорошие, так и на плохие поступки.

– Ваша супруга заявила, что я вам очень нравлюсь, что вы – мой «пылкий защитник». Мне стало стыдно, и я подумала, что должна покинуть вас, но на всем белом свете нет ни единого места, где я могла бы укрыться. И вы упомянули об этом крохотном невинном существе… Что с ним станет, когда он родится? Этот ребенок будет незаконнорожденным и не сможет носить фамилию отца.

Раздираемый внутренней борьбой, Эдмон де Латур хранил молчание. Он не решался так сразу раскрыть Амелии планы, которые строили они с супругой, будучи уверенными в том, что императрица их одобрит.

– Государыня решила помочь вам, Амелия. Я уверен в том, что она подумала и о судьбе вашего ребенка. Она – мать, женщина с золотым сердцем, которая страдала от того, что не имела возможности заботиться о своих детях. Я узнал об этом от поверенного моего отца. Весной и осенью он отправлялся в Вену. А слуги везде болтливы, что во Франции, что в Австрии. Наш поверенный много чего слышал. Рассказ о несчастьях императрицы тронул меня. Я был всего лишь десятилетним мальчиком, однако мог представить, как суровая эрцгерцогиня София лишает прекрасную молодую женщину радостей материнства.

Теплые, нежные интонации низкого и глубокого голоса маркиза убаюкивали Амелию. Взволнованная, она склонила голову набок.

– К счастью, ее величество смогла сама воспитывать Марию Валерию, – тихо сказала она. – Я благодарю вас за слова утешения, месье, но как быть с тем, что сказала ваша супруга? Она говорила мне о бадинаж, и я не поняла, что она имела в виду.

Эдмон собирался ответить, однако его прервали проходившие невдалеке две юные девушки; что-то напевая, они углубились в полумрак парка. Их светлые платья напоминали причудливые цветы, словно по волшебству возникшие под кронами деревьев. Внезапно они, резко развернувшись, направились назад, туда, где веселились гости.

– Боже мой, эти барышни, должно быть, увидели нас! – разволновалась Амелия. – Мы повели себя непристойно, уединившись здесь вдвоем.

– Мне плевать на мнение других людей, если моя совесть чиста, – ответил маркиз. – Бадинаж, моя милая, – то же, что и шутка, то есть когда о чем-то говорят несерьезно, не придавая этому особого значения. Французы этим пользуются и даже злоупотребляют. Прошу вас, не бойтесь, не плачьте тайком, закрывшись в вашей комнате. Да, как хозяин поместья, я ваш защитник. И я лицемерил бы, если бы утверждал, что вы, такая красавица, мне не нравитесь. Знаете ли, шампанское мне тоже нравится, и белые розы, и породистые лошади…

Из груди смущенной Амелии вырвался слабый звук, то ли смех, то ли всхлип.

– Это снова бадинаж? – поинтересовалась она.

– Именно так. И вот вам мой совет: несмотря на траур, на то, что вы здесь в изгнании, нужно быть счастливой, по крайней мере пытаться. Тем самым вы почтите память вашего жениха, научитесь любить жизнь, в конце концов. Испытания, которые вам выпали, не должны вас сломать. Вы напоминаете мне раненую птичку, обезумевшую от того, что ее подобрали и хотят вылечить. У меня есть лишь одно желание: видеть вас исцеленной и готовой снова порхать.

С красавицей баронессой де Файрлик редко говорили в таком духе. Растроганная, Амелия вынула из своей сумочки, сделанной из серебряных колечек, пахнущий фиалками носовой платок и промокнула им глаза.

– Благодарю вас, – со вздохом сказала она. – Я постараюсь следовать вашим советам.

– Я очень рад, Амелия. А теперь поступайте, как вам хочется. Можете отправиться в вашу комнату или же полюбоваться танцующими.

– А как поступите вы?

– Общество моих лошадей мне приятнее общества наших гостей. Я пройдусь по конюшням. И не забывайте, Амелия: нет причины стыдиться рождения ребенка, невзирая на обстоятельства… Наша эпоха позиционирует себя как эпоха морали, и общество сковано ее принципами. Если бы ваш жених был жив, никто бы не осудил вас. Вы – просто-напросто жертва жестоких обстоятельств. Я верю в судьбу. Возможно, ваша не настолько печальна, как вам кажется. Поэтому боритесь, верьте в будущее.

Молодая женщина покачала головой. Даже если она разделяла эту точку зрения, в глубине ее души все еще царили печаль и сомнение.

– Судьба! – вздохнула она. – В Австрии покоряются Божьей воле. «Бог дал, Бог взял». Отец Карла поразил меня, произнеся эти слова спустя час после его смерти.

Они шли по направлению к особняку, где празднования были в самом разгаре. Взошедшая луна бросала на землю свои серебристые лучи. Эдмон любовался изящным профилем Амелии. Он догадался о том, что она погрузилась в болезненные воспоминания о своем прошлом, поэтому не нарушал тишины. Внезапно она обернулась к нему:

– Если вы верите в судьбу, должно ли это значить, к примеру, что мое пребывание в вашем доме связано не только с желанием императрицы мне помочь? Что я должна узнать вашу страну, вашу семью?

– Так оно и есть, однако я не смог бы вам это объяснить! Я понял это, когда впервые вас увидел. Амелия, наше отсутствие, должно быть, начинает возбуждать любопытство, давайте разойдемся. Завтра мы побеседуем втроем: Софи, вы и я. Надеюсь, после нашего разговора вы окончательно успокоитесь. И не избегайте меня: у меня по отношению к вам нет никаких непристойных намерений.

Он попрощался с ней и направился к гостям, позаботившись о том, чтобы скрыться в темноте еловой рощи. Растерянная Амелия в свою очередь сделала большой крюк, чтобы добраться до каменной лестницы незамеченной. Оркестр играл заводную мелодию, возвещавшую о начале кадрили. До молодой женщины донеслись взрывы хохота, перекрываемые пронзительным смехом маркизы.

6

Золотая западня

Едва оказавшись в своей комнате, Амелия легла на кровать и закрыла глаза.

«Не похоже, чтобы Софи беспокоилась обо мне или о своем супруге, – подумала она. – Боже мой, я была такого плохого мнения об Эдмоне де Латуре! Этим вечером он показался мне сострадающим, преданным другом… да, он показался мне человеком чести».

Молодая женщина пообещала себе отныне не относиться с таким недоверием к маркизу и наслаждаться крохотными ежедневными радостями в приятной, похожей на маленький рай обстановке.

Она была бы очень удивлена и разочарована, если бы ей представилась возможность подслушать бурный разговор хозяев.

* * *

Эдмон де Латур не замешкался в конюшнях. Он только что нашел свою супругу: она была немного навеселе и самозабвенно танцевала. Сразу же оставив своего партнера, Софи устремила на мужа суровый взгляд.

– Где вы были? – спросила она, когда он увлекал ее в сторону. – Кем вы меня выставили? Мадам де Сент-Эдм ненароком обратила мое внимание на то, что баронесса де Файрлик исчезла одновременно с вами.

– Да, я отправился на поиски Амелии, как только заметил, что ее нет за столом. Софи, если бы я не послушался своей интуиции, то, думаю, наша драгоценная подопечная лежала бы сейчас на дне пруда с карпами. Она направлялась именно туда. Я подошел к ней, когда она собиралась открыть дверь в стене, выходящую на луг.

– Что?! Что вы такое говорите?

Маркиза в ужасе схватила супруга за руку, чтобы увести его еще дальше от гостей.

– Нам следовало бы быть более осторожными, рана на ее сердце все еще кровоточит. Я предупреждал вас: Амелия скрывает свою печаль, не показывает, что ей стыдно, и, если бы не строгое воспитание, которое она получила в Австрии, ей бы не удалось ввести нас в заблуждение.

– Нет, я вам не верю, у нас Амелии не так уж и плохо. Я провожу с ней гораздо больше времени, чем вы, Эдмон.

– И все же этим вечером она хотела умереть, Софи! Невзирая на то, что ждет ребенка, того самого ребенка, который столь много для вас значит!

– И для вас, бедный мой друг, потому что я не смогла подарить вам наследника. Господи, какую ужасающую трагедию нам пришлось бы пережить, если бы Амелия покончила с собой! Возможно, она не передумала и еще предпримет попытку свести счеты с жизнью. Что делать, Эдмон? Мы не можем следить за ней круглосуточно. Нужно, чтобы она пообещала нам, что не станет больше пытаться наложить на себя руки.