– Добрый день, представьтесь, пожалуйста, – осторожно начинаю я, тщательно маскируя глубокое внутреннее напряжение.

– Добрый день, – робко отвечает мне девушка, – меня зовут Эмили Макроуз.

– Хорошо Эмили Макроуз, меня зовут Дэвид Шоу, я клинический психолог, кандидат психологических наук, и нахожусь здесь с одной целью – помогать людям. Скажите, вы уже ранее обращались за психологической помощью? – произношу я вслух, а внутри надоедливые мысли на репите: неужели ты не узнаешь меня?

– Можно просто, Эми, – смущаясь, говорит она, и спокойно переводит взгляд в пустующий угол комнаты, – нет, это первый раз.

Я специалист со стажем понимаю, что правила профессиональной этики не позволят мне консультировать ее, без риска терапевтического фиаско. Да, связь с ней была давно, и так скоротечна, что по идее, не должна оставить памятной отметины на сердце. Во всяком случае, для меня это уже давно забытая история, но что если для неё нет? Ах, кого я обманываю, она меня не помнит, а значит, я имею право проводить терапию без особого риска потери объективности с моей стороны. Что же, рационализация всегда была моей самой сильной, из оборонительных сторон.

– Ваше лицо кажется мне знакомым, – неожиданно оборвала она мой бурный внутренний монолог с самим собой, попытку логически обосновать заранее недостоверную информацию.

– Правда? И где бы мы могли встретиться, по Вашему мнению? – невозмутимо и максимально бесстрастно отвечаю я, словно не своим голосом.

– Я не уверенна, – прищуривая левый глаз, Эмили смотрела на меня как на незаметно поставленное пятно, портящее её идеально белую блузку, словно через невидимую лупу, пыталась определить источник загрязнения, попутно продумывая способ его скорейшей ликвидации. Настолько изучающим и холодным был ее взгляд, – просто захотелось это сказать.

– Типаж такой, наверное, – почти непринужденно слетает с моих уст, пока я удивленно пожимаю плечами и внутренне чувствую одновременно успокоение и разочарование.

Успокоение, потому что по всем правилам я могу проводить терапию, ведь мы не знакомые, а случайный секс семилетней давности, о котором она даже не помнит, навряд ли играет тут какую-то роль. Во всяком случае, на тот момент, я успешно убедил себя в этом, старательно и бестактно заглушая жутчайше трезвый внутренний голос, своего супервизора, отчетливо вдалбливающий в мою шокированную голову: «Клиент есть клиент! Никаких личных отношений Дэвид!».

Разочарование, хм, она дала пощечину по моей гордости, не уж то, я был так плох, что даже не запомнился ей? Стоп, останавливаю сам себя, сначала работа, потом сомнения. Проведу одну консультацию, а там посмотрим. Удивительно, мужчина готов поступиться всем ради женщины: гордостью, профессией, принципами, и ради чего? Чтобы просто быть рядом? А ведь именно здесь, дорога жизни, выбор эго, завел меня в сторону глухой тупости, но об этом позже.

– Итак, Эмили…

– Можно просто, Эми, – с сухой доброжелательностью ответила клиентка.

– Хорошо, Эми, предлагаю не тратить драгоценное время терапии и перестать гадать о том, где именно вы бы могли меня видеть, а перейти непосредственно к консультационному процессу, – она согласно кивает. – Смотрите, наша консультация, эта и если будут другие, продлится ровно 50 минут. Хочу предупредить Вас о том, что первые встречи зачастую носят диагностический характер, но естественно подобные нюансы во многом зависят от запроса клиента, по исходу первой встречи вы сами решите: требуется ли Вам длительная терапия или достаточно одной, двух встреч. Моя работа заключается в том, чтобы помочь Вам справится с трудной жизненной ситуацией, помочь, а не решать ее за Вас. Есть ли у Вас какие-либо вопросы ко мне, на этом этапе? – в ответ послышалось молчание. – Хорошо, тогда если здесь все понятно, прежде чем мы приступим, я дам Вам заполнить несколько бланков, это поможет мне определить уровень Вашего эмоционального состояния, – минут пять она тратит на прохождение шкалы депрессии А.Бека и столько же на шкалу тревоги. Я сразу же отмечаю её показатели в своем блокноте, 18 баллов по первой шкале свидетельствуют о легком депрессивном расстройстве, 22 балла, по второй, отражают среднюю выраженность тревоги, что же, не критично. – Отлично, чтобы более не возвращаться к этому вопросу, должен осведомить Вас о необходимости данной процедуры. Прохождение клинических шкал перед каждым консультированием позволит отслеживать динамику Вашего эмоционального состояния, что в свою очередь будет содействовать росту продуктивности нашей работы. Теперь, можем продолжить. Расскажите, с чем вы пришли?

– Хм, – испытывающе смотря на меня и нервно прикусывая губу, отвечает она, -дело такое, я даже не знаю с чего начать.

– А вы начните с чего хотите, это Ваша консультация и Ваше время, – она, молча, уставилась на меня, не произнося и слова, минут через 5 молчание стало походить на вечность. – Эми, – не выдержал я, – сколько Вам лет?

–Мне 30.

Фуууух, мысленно выдыхаю, она была совершеннолетней, и тут же убираю воображаемую тюремную решетку, что уже нарисовал мой пытливый разум, заменив ее, на пышные фейерверки благодарности судьбе, за столь чудесное разрешение моего тюремного вопроса.

– Хорошо, с чем вы пришли? – продолжаю я, по-прежнему проявляя, пускай не абсолютную чуткость, но определенно успешную, аккуратную настойчивость.

– Мне кажется, что у меня проблемы.

– Что вы имеете в виду, говоря о проблемах?

– Я не контролирую себя, – затихает, в кабинете тишина, я смотрю на неё испытывающим взглядом, смиренно ожидая пока она продолжит. Постепенно прятать глаза ей становится неудобно, это заметно, разрушает тишину. – Я не контролирую себя в вопросах еды.

– Что вы имеете в виду?

– Не могу остановиться, если съем что-нибудь запрещённое.

– Что-нибудь запрещённое, это сладкое? – она утвердительно кивает, и я задаю второй вопрос. – На основании чего вы считаете обоснованным ставить себе запреты на определенные продукты? У вас аллергия на сладкое, но вы не можете себе в этом отказать?

– Нет, никакой аллергии нет.

– Тогда зачем?

В ответ повисла тишина, Эми стала взглядом сверлить стену, а я продолжал сохранять полную невозмутимость.

– Эмили, с какой целью вы ставите себе запреты?

В ответ тишина, прямо таки саундтрек нашей встречи.

– Эми, вы приняли ответственное и мудрое решение – обратиться за помощью, это очень смело и требует храбрости. Так же, вы наверняка потратили время на поиски специалиста, приехали сюда, такая долгая цепочка из последовательных событий привела Вас именно в эту минуту, так как именно вы хотите потратить ее? Еще 40 секунд молчания, – перевожу взгляд на свои часы, – и вы потеряете еще одну минуту.

– Это странно…

– А мне нравятся странности! В конечном счете, главное, чтобы я смог помочь, а если это не в моих силах, то перенаправить Вас к подходящему специалисту, – я наклоняю корпус своего тела чуть ближе, сокращая расстояние между нами буквально на пару миллиметров, выражая открытость и возможность установления доверительных отношений, через мое искреннее принятие ее личности, – позвольте мне выполнять свою работу, позвольте снять с Вас груз проблем, позвольте помочь Вам.

Видимо, не лишенная чувств, профессиональная речь и искреннее желание помочь взяло верх над ее каменной скорлупой, поскольку, через минуту, она, остерегаясь, но все же, позволила мне стать чуть ближе.

– Я хочу быть более худой? – вопросительно поинтересовалась она, прищуривая свой правый глаз, пожимая при этом плечами.

Внимательным, но скользящим, еле заметным взглядом, я пробегаюсь по ее телу, словно просматриваю редкую книгу, особо концентрируясь на достаточном качестве хрупких страниц. Взгляд с ее выпирающих скул, не таких крутых, как у Малефисенты, но тоже нездоровых, сползает ниже, изящно выпирающая ключица, с острыми плечами, элегантно оголяемыми особым покроем блузки и костлявые, острые коленки, вид, скажем прямо, так себе, даже объём брюк палаццо не скрывает болезненную худобу, а скорее наоборот, подчеркивает.

– Это вы мне скажите.

– Наверное, да, – заметно преодолевая внутреннее сопротивление, продолжает она, – я хочу быть худой и понимаю что это нездорово.

– Что именно нездорово? Желание быть худой? Следуя за вашей логикой можно предположить, что большая часть населения нашей чудесной планеты нездоровы.

– Почему? – недоуменно отвечает она вопросом.

–«Я хочу быть худой и понимаю что это нездорово», Эми эта фраза, которую вы произнесли секунду назад, помните? – я намеренно демонстрирую клиентке ошибочность данного высказывания, его излишнюю глобализацию, ведь само по себе желание похудеть не свидетельствует о патологии, нужно капать глубже.

– Я не это имела в виду.

–Если вы считаете, что желание быть худой делает Вас нездоровой, то именно это вы и имеете в виду. Или здесь есть что-то ещё? – нарочно цепляясь за форму изложения мыслей Эмили, я пытаюсь спровоцировать ее на более откровенный диалог, но не силком втаскивая в обрыв, а лишь мягко подталкивая. Ладно! Может и не мягко, но такой директивный подход, пожалуй, один из излюбленных мною методов. Во всяком случае, он обеспечивает инсайт вначале терапии, почти на 100%.

– Я, да, – ошеломленно отвечает она, – вы правы.

– Мне и дальше тащить все из Вас клещами или вы завершите начатую мысль до конца самостоятельно?

Видимо удивленная от такого напора, она явно смутилась, глаза Эми стали влажными, словно склера, стойко сдерживающая эмоциональную бурю, скопившуюся в её сердце, дала трещину и жидкость, вырабатываемая слезными железами, уже была готова прорваться через истончившийся, последний барьер.

Здесь важно отметить, я нарочно не начал осаждать ее фразами: «Вы видели себя в зеркало!», « Вы и так тощая!». Почему, спросите вы? Это категорически запрещено в случаях смешанного расстройства пищевого поведения. Подчеркнуть со стороны, что она и так худая, это все равно, что дать сахар диабетику, подобное лишь подкрепит ее желание быть худой, вероятно, возникшего, из-за потребности в социальном одобрении, принятии. К тому же, не профессионально даровать клиенту оценочные суждения, это могут делать друзья и родные, но только не психолог, так как другие, даже не подозревают, о том, что именно эти высказывания и толкают психически нездорового человека к самому краю. Бесполезно убеждать клиента страдающего РПП в том, что он тощий, до тех пор, пока, не будет прослеживаться внутренняя готовность к принятию этой информации без риска обострения патологии. А сейчас, Эми не готова, она скорее воспримет эти сведения как что-то из разряда: «Я должна соответствовать мнению окружающих, должна продолжать оставаться такой», естественно, искаженно воспринимая данные своего тела, так что, взывать к разуму на начальных этапах терапии, без удаления внутреннего кривого зеркала, по меньшей мере – бесполезная трата времени. Поэтому, я продолжаю спокойно смотреть на неё, ожидая развития хода мысли. В ответ, уже знакомое молчание. Пытаюсь ее расшевелить: