– С ума сошел? Сегодня 30 декабря, мы обязаны поздравить коллег с наступающим новым годом.

– Твою мать, и правда!

Под грузом душевной боли все дни в календаре буквально перемешались, видимо придется идти. И я, силком втаскиваю свое уставшее тело под душ, прохладные капли, стекающие вниз, забирают с собой запах пота, пива и сигарет. Не в силах стоять ровно, изнемогая, роняю колени на чугунный пол ванны, что мгновенно отдается резкой болью в коленных чашечках, по голове продолжает барабанить жидкость из водосточной трубы, чувствую зыбкую дремоту, необходимо вставать. Говорят, вода способна смыть, не только грязь, но и все плохое, скопившееся за день, видимо духовно я представляю собой решето, жидкий жизненный эликсир смыл скверну, алгия (греч. algos – боль) осталась. Через четверть часа, надеваю свой лучший рабочий костюм, и старательно облачаюсь в улыбчивую маску хорошего начальника с зияющей дырой внутри, никому не заметной, сам на деле, абсолютно пустой. Через четверть часа мы с Брэдом пересеклись в кофейне, желая утолить голод после вчерашнего веселья и отчаянно стараясь привести себя в чувства.

– Что-то случилось? Вид у тебя довольно хмурной, – не откладывая в долгий ящик, решил выразить беспокойство Брэд.

– Она ушла, друг, оказывается она меня помнит, но… все же ушла.

– Жизнь та еще сука Дэвид, – с определенной суровостью подметил Брэд, намазывая на свой тост щедрый слой арахисовой пасты, – если тебе станет легче, а легче точно не станет, знай, мне жаль.

Подобно хорошему другу, он с аккуратной точностью хирурга, стал вдаваться в подробности гнетущей реальности, избавив их обоих от пустых разглагольствований.

– Что ты намерен делать дальше?

– А что я могу? Сегодня мы поздравим коллег, а завтра…

– Новый год ведь, приходи ко мне, там будет Ава, я тебе не говорил, но кажется, ты ей приглянулся,– ехидно улыбаясь, Брэд всячески пытался ободрить раненного товарища.

– Я не…

– Не говори, нет, пообещай хотя бы подумать, до завтра еще есть время. К тому же, думаю, мы с Авой лучшая компания, если выбирать между нами и пустой квартирой.

– Пустая квартира… – задумался он, – как думаешь, я всегда буду одинок?

– Нет, конечно, нет, но не забывай, если бы она не ушла сама, ты бы все равно не смог быть с ней, ближайшие лет сколько, пять?

– Да, правила профессиональной этики запрещают нам романы с клиентами, должно пройти, как минимум пять лет, еще лучше, вечность…

– Никогда – это идеальный вариант, потому что клиент – есть клиент, никаких личных отношений.

– Ты прямо-таки цитируешь моего супервизора, спасибо, я помню об этом. Ах, черт, от чего я так глуп?! – кляня себя, не сбавлял самоуничижающие обороты Дэвид, заливая в себя горячий лунго, старательно пытаясь перебить отвратный эмоциональный фон, горьковато жженым привкусом кофе.

– Разве ты рискнул бы карьерой ради девушки?

– Думаю, да.

Правда в том, что реально, ответ на этот вопрос, невзначай брошенный в суровую реальность, заставил содрогнуться и Дэвида, ощущающего живую готовность и правда перевернуть всю жизнь ради той, что ушла, женщины, не выходящей из его головы многие годы.

– Это говорит твоя боль, ты не бросил бы всех своих клиентов ради женщины которую знал семь лет назад, уверен, не бросил бы. Это гребаный гештальт, будь он неладен. И хватит уже пить кофе, поешь! А то сидишь тут как…

– Кто?

– Дэв, прости, мне правда очень жаль, что с тобой случилась эта неприятная история… – в легком раздражении, явно уже теряя терпение, ответил Брэд, которому с трудом удавалось переносить чужие душевные драмы.

– Любовь, называй вещи своими именами.

– Нет, друг, это именно неприятная история, тебя ударили в больное место, а любовь никогда не бьет, всегда бьет человек.


Последняя фраза, словно ржавый гвоздь по стеклу, обида, правды слышать не желает, внутри Дэвид понимал разумность доводов друга, но так ли легко перестать жалеть себя, покуда рана свежа?

Пока он мучился неумолимой болью, зарывая её в притворной улыбке жизнерадостного начальника, пока он с остервенением поздравлял коллег, и часов в уходящем дне становилось все меньше, Эмили пыталась продолжать жизнь, расставляя впечатляющие планы на будущий год, ведь именно этим она так любила заниматься накануне новогодней ночи.


Снег не торопился осчастливить людей города в преддверии праздничного боя курантов, лишь потоки сильного ветра позволяли ощущать пронизывающий до костей, суровый зимний холод. В такое время явно не хватает волшебства. На самом же деле, его не хватает всегда, всегда, когда человек ощущает эту отчетливую потребность в чуде, чуде, чтобы излечиться от недугов, чуде чтобы продолжать жить с болезненными воспоминаниями, отравляющими каждый день, чуде, необходимом для того, чтобы видеть свет, даже, если вокруг тьма. Пожалуй, это то, что необходимо каждому человеку, каждый день, представляете, как было бы сказочно, если бы у каждого из нас присутствовала возможность получать чудо каждый день, что-то вроде витаминов для души, а что? Жизнь стала бы более сносной. Собственно говоря, глубоко внутри, именно на это чудо и рассчитывал сейчас Дэвид, проваливаясь в омут воспоминаний о своем беззаботном детстве, где по обыкновению, как раз в этот временной период, ночь с 30 на 31 декабря, он с традиционной простотой легковерного ребенка, ожидал новогоднее волшебство, с легким трепетом предвкушая грядущие радости, и еще понятия не имел, об израненном сердце, внутренних конфликтах, колющем изнутри одиночестве. Отпуская уходящий день, под грузом давящей черноты ночи, Дэвид решил написать терапевтическое письмо, зная, что никогда не сможет его отправить.


«2655 дней, именно столько времени прошло с нашей первой встречи. И не было дня, в котором бы ты не была со мной, пускай и мысленно. Как дурак, я старался не забывать мелкие детали, каждый день, на протяжении всех семи лет, крепко держась за теплое сердцу видение, память. Шли года, стирая за собой воспоминания, в конечном счете, оставив лишь мелодию твоего мягкого голоса отчетливо звучащую во мне и сегодня, да белесый лик длинных волос, подобных зимнему серебру. Это все, что мне осталось от той ночи. 7 лет назад я потерял тебя, и вот, спустя столько времени, снова нашел.

Знаешь, в тот день, когда ты появилась в моем кабинете, я словно ожил, впервые ощутив жизнь через твой голос, взгляд, через каждое твое движение во мне бил живой пульс, словно внутренняя картина внезапно ожила, утратив свою блеклую плоскость. Сегодня, я пишу это письмо, чтобы сказать одно, – прости, и это единственное что мне по силам, прости за то, что солгал, притворяясь, что не узнаю. В тот момент, единственное чего мне хотелось, так это чтобы ты осталась, осталась, никуда не убегая, не растворяясь, словно призрачное видение, черт, я так боялся потерять тебя снова, но абсолютно утратив трезвую ясность разума, именно это и сделал. Тебе нужна была помощь, и мне так хотелось спасти тебя, спасти от себя самой. Если бы мне только хватило смелости и сил, позволить тебе узнать правду ровно в тот день, возможно обстоятельства сложились бы по-другому. Теперь, мы это уже не узнаем, а сейчас мне очевидно лишь одно, появись ты снова в моей жизни, я ни за чтобы, не упустил тебя, лишился бы лицензии, на что она безголовому специалисту, мысли которого и так лишены воли, полностью пропитанные тобой. Если бы был шанс, всего один шанс, я бы все сделал иначе, но не в моих силах повелевать временем, единственное, на что я способен сейчас, так это сказать: Эмили, я люблю тебя, я люблю тебя уже 2655 суток. Это ничего, видимо моя безответная любовь будет длиться всегда, слабым импульсом пульсируя в венах до тех пор, пока жив мой разум, пока я помню тебя, пока я дышу. Не знаю, что будет со мной завтра, достоверно известно одно, и в своем послезавтра я непременно буду любить тебя. Прощай.


p.s: Видимо у судьбы на нас другие планы…


-С любовью, Дэвид»


Не имея возможности отправить письмо, да и не преследуя этой цели, Дэвид просто спрятал его в ящике своего рабочего стола, запечатав там гораздо большее, чем просто конверт, запечатав там часть себя, частичку души. Возможно ли, что его чувства были подлинно истинными? Для него да, а для других, это уже не имеет значения. Убедив себя в абсолютной любви к незнакомке, Дэвид становился слепым к окружающему миру и не без страха понимал это. Резкий же удар, удар неожиданный, но едкий, заставил осознать безумие жертвенности во имя любви заранее обреченной. Ему совсем не хотелось проживать историю из повести А.Куприна, где бедный господин Желтков был предан своей любви и предан ею же. Вместе с тем, Дэвида бесконечно восхищали личные качества этого литературного героя, а именно – смелость, чтобы с такой исключительно редкой преданностью любить, и искренность, воплощенная в самозабвенной жертвенности тайного поклонения женщине, что была лишь сладковато – маковыми грезами, оживляющими блеклую реальность чиновника, сумевшего воспеть её в вечно живой мелодии любви.

Иной раз, требуется мужество, чтобы перевернуть страницу своей истории, письмо же позволило Дэвиду отделиться от боли через принятие своего несокрушимого права на эти чувства. Принять, чтобы, наконец-то отпустить, перешагнув через бездну так долго томившего его ожидания неземной, еле уловимой ниточки надежды, изрядно потрепавшейся с годами. Это все что оставалось ему, ведь прошлое будет заставлять тебя спотыкаться ровно до тех пор, пока ты не перестанешь оглядываться. Как можно увидеть дорогу вперед, если глаза твои вечно смотрят не в ту сторону?

Глава 22. Решимость


[Ни в коем случае нельзя упускать время, пока есть решимость.

Обычно она быстро утекает сквозь пальцы,

оборачиваясь сомнениями.

И мы снова начинаем топить сами себя…]

Э. Сафарли


Почти восемь лет рабства, именно столько времени, я находилась в плену у своих бредовых идей (внутренних террористов) в виде отчаянной жажды худобы и обезофобии, страха потолстеть, абсолютно глухая и слепая к объективной реальности. Окидывая взглядом последние годы своей жизни, эмоционально, я чувствую холод, я вижу лишь бездну, нещадно поглощающую маленькую израненную девочку, разрываемую в клочья обстоятельствами – лишь последствиями ошибочных решений глупого взрослого, ослепшего из-за своих неразумных желаний. Именно такой была моя несчастная реальность, тянувшаяся, словно порядком надоевшая безвкусная жевательная резинка, которую некуда выкинуть, слишком долго, до 30 лет. Сегодня же, прошло чуть больше двух месяцев с того самого дня, как я впервые приняла важное решение – обратиться за помощью, и это несомненно, спасло мою жизнь из силков страдания. Сейчас, я чувствую внутреннюю легкость, свободу, ощущаю, как еле уловимый воздух нового дня отныне не предвещает ничего плохого. Так приятно просыпаться, смотря на день не как на череду испытаний и тревог, поджидающих на каждом повороте, а просто, как на день, на то, что может очень даже нравится. Конечно, понимаю, я бы не умерла от анорексии перетекшей в булимию на физическом уровне, но и жизнь с этими расстройствами смерти подобна. Теперь же все переменилось, я и сегодня продолжаю делать домашние задания, что тогда, давал мне Дэвид, особенно рьяно в моменты, когда снова ощущаю беззвучный холодок иррациональных мыслей пытающихся заключить меня в свои ловушки, словно зыбучий песок. Вместе с тем, этот этап естественен и в своем роде неизбежен. Знаете ли, совсем нелегко ломать старые модели мышления, которым ты подчинялся долгие годы, но я стараюсь, каждый день разрушаю эти путы до того как они успеют связать меня, когда-нибудь, выведу это на уровень совершенства, до автоматизма. Кстати, уже несколько недель я ни в чем себя не ограничиваю, не ставлю никаких запретов, и даже объедаясь, не вызываю рвоту, ощущение такое словно действительно отпустило, словно весь тот темный период жизни был и не со мной вовсе, а с кем-то далеким, другим. Это опьяняющее чувство свободы намного важнее стройного тела, потому что не отнимает возможность наслаждаться жизнью со всеми её стоящими и бесполезными пороками. Я больше не чувствую страха от внутренней потерянности, а скорее ощущаю, что наконец-то нашла то, что давно искала, себя: женщину с неидеальной фигурой, но аккуратными формами, женщину, что храпит по ночам, словно взрослый мужик и чертовски не любит тратить время на готовку, женщину, что ненавидит просыпаться раньше двенадцати часов дня, и обожает завтрак в постель, женщину, готовую днями напролет блуждать по картинным галереям, растворяясь в полотнах прошлого, женщину, что любит жизнь, за то, что в ней есть она, непостоянная словно ветер, своевольно решающий, где стоит затихнуть, а где устроить ураган. Оставив в прошлом всю свою боль, все свои неудачи, мне остается лишь идти вперед, благодаря всему, и, не смотря ни на что. Дэвид Шоу, открывший для меня новый мир психически здорового, благополучного человека, навсегда останется другом, не просто воспоминанием – но бальзамом для души, и в минуты грусти я мысленно буду возвращаться именно к нему, сокрытому в глубине моего внутреннего храма, словно невидимая подушка безопасности для всего моего существа.