— Представляю.

— Так вот, они все не могут устроиться на работу, о которой мечтают. Они вынуждены заниматься тем, что им предлагают, и тем, в чем есть потребность. Видишь ли, менеджеры высшего звена — это не дефицит.

— А учителя?

— Учителя — дефицит. Но дело не в этом… — Федотов замялся, — дело совсем в другом. Понимаешь, я же побывал у всех своих знакомых. У всех, с кем у меня были какие-то отношения. Кто-то что-то пообещал, кто-то вежливо отказал. И в какой-то момент я понял: ни на кого рассчитывать нельзя.

— Но с другой стороны, ты же только-только приехал в Москву!

— Инна, это только так кажется. Прошедший срок — вполне достаточный, чтобы кое-что понять.

— И что же это?

— А то, что деньги на жизнь необходимо зарабатывать каждый день. И что я не имею права тратить на поиски приятной мне работы много времени. Я должен с чего-то начать и одновременно продолжать поиск.

— Ерунда! — выпалила Инна. — Я была без работы и точно знаю, что восьмичасовой рабочий день убивает все желания куда-либо двигаться! Понимаешь, у тебя не будет ни сил, ни времени на поиски и собеседования. Тебе бы до подушки добраться!

— В твоих словах есть доля правды. Я вот уже сейчас понимаю, что времени у меня будет мало — к уроку подготовиться надо, работы проверить надо, с классом какие-то мероприятия провести надо…

— Мероприятия с классом? — иронично переспросила Соломатина.

— Да, а что? — удивился Федотов. — Я любил всякие там походы в кино или в театр. А там люстры, в буфете пепси или кола и пирожное «картошка».

Соломатина хотела улыбнуться, а потом вдруг спохватилась: «Он же детдомовский. Это меня из дома не вытащить было. Я любила свою комнату, книжки… У него ничего этого не было. Ему нужны были красота, свет, уют. Для него это был выход из повседневности. Повседневности рутинной и казенной».

— Послушай, Олег, повторяю, я не вижу ничего плохого в том, чтобы работать учителем. Но я боюсь за твою карьеру. Перерыв в продвижении и такой уход в сторону — это плохо.

— Инна, у меня пока не получается найти другой заработок. И как ты себе представляешь нашу жизнь, если я буду безработным? Я себе это вообще не представляю. Поэтому, нравится тебе или нет, а в школе я останусь.

Их ужин прошел в разговорах. Говорил в основном Олег, Соломатина больше отмалчивалась. Она сама не понимала, почему известие о работе произвело на нее такое впечатление. Она чувствовала, что формально Олег прав. Негоже мужчине быть безработным, необходимо зарабатывать деньги, а не ждать, когда помогут друзья или счастливый случай. Но вместе с тем было раздражение — ей казалось, что Федотов опять пошел по пути наименьшего сопротивления. Так было тогда, когда он бросил математику и ушел в строительство. Так происходит сейчас. Она не понимала, как говорить с ним, боялась, что покажется мелочной и обидит его. Ведь, в конце концов, для него это тоже было ударом — все амбиции рухнули, и надежды не сбылись.

Расстались они у подъезда.

— Я не буду подниматься, извини, — сказал Федотов. Голос его прозвучал глухо. Словно он боялся продолжения их спора.

— Хорошо, тогда увидимся на неделе? Я так устала за эту поездку.

— Кстати, — Олег поднял голову, и Соломатина отметила новое для себя выражение его лица — оно было вредным. — Так вот, кстати, как твоя научная работа? Или тебе больше нравится просто перелетать с места на место? Разносить напитки, еду, подавать пледы и заталкивать чемоданы, чтобы они не свалились на голову пассажирам?

Инна опешила — такого поворота она не ожидала. Это была какая-то мелкая месть.

— Во-первых, я не утка и не белый лебедь, чтобы перелетать из одной страны в другую. Это такая работа. И эта работа — часть моей другой работы. Они связаны. Ты это отлично знаешь.

— Знаю, но мне кажется, что ты давно уже можешь засесть за научную работу. Не так? Материала полно же.

— Да, материала много. И можно уже писать. Но летать мне интересно. И я понимаю, что долго этим заниматься не смогу, — возраст… А диссертацией можно и позже заняться.

— Это так кажется — тяжелую и кропотливую работу любят оставлять на потом. И никогда ее не выполнять, — усмехнулся Федотов.

Соломатина отступила на шаг.

— Знаешь, ты злишься на меня. Поэтому и заговорил об этом.

— Неправда, я и раньше пытался тебе это объяснить.

— Да, я помню. Но тогда же я тебе все сказала. Зачем же сейчас об этом вспоминать?

— Я просто хотел тебе напомнить, что существуют соображения личные. Они — как ощущения. Их нельзя порой объяснить другому.

— Я поняла тебя. Правильность твоего теперешнего выбора — это ощущение. У меня вопросов нет.

— Вот и хорошо, — Федотов поцеловал ее в щеку, повернулся и пошел прочь.

Дома Соломатина разобрала чемодан, загрузила стиральную машину, потом целый час ухаживала за собой — маска, крем для лица, шеи, бальзам для волос. Она совершала все эти манипуляции неторопливо, словно ей нужно было забыть про сегодняшний вечер. Она тщательно выгладила форму, хотя предстоял длительный перерыв в полетах. Потом, когда уже и квартира была убрана и поглажено белье, она, посмотрев на часы и вздохнув, набрала телефон подруги Вари. Варя ответила сразу, словно ждала звонка Инны.

— Привет, как вы долетели? Говорили, что у вас там погода так себе?

— Нормально долетели, — ответила Соломатина и взволнованно сообщила: — Варя, ты представляешь, Федотов в учителя пошел!

— В какие учителя? — не поняла Варя.

— Обычные, школьные! Понимаешь, он пока не нашел работу и ничего не придумал лучше, как пойти учителем математики. В старшие классы.

Варя молчала.

— Ау, ты где, — Инна забеспокоилась.

— Я здесь, я думаю, — ответила спустя паузу подруга. И Соломатина вспомнила эту ее манеру — выслушать, а потом задуматься с таким видом, словно она и не слушала. Но на самом деле Варя просто сразу же пыталась представить то, о чем ей рассказывают.

— Инна, хочешь, я приеду к тебе?

— Конечно, хочу, по телефону все не объяснишь, но поздно же…

— Я же на машине! — горделиво сказала Варя, и Соломатина улыбнулась про себя. Варя с некоторых пор стала объектом добрых насмешек всего коллектива — она купила в кредит маленькую машинку и теперь даже за хлебом на ней ездила.

— Приезжай, я тебе шоколада привезла, заодно заберешь.

Дружба Инны и Вари была славной дружбой двух женщин, которые никогда и ни в чем не могли быть соперницами. Так уж получилось, что ни возраст (Варя была намного моложе), ни внешность (они были настолько разными, что сравнивать их и в голову не приходило) не были помехами. Характерами они тоже не совпадали, но встретились в сложный для обеих период жизни, поэтому понимали друг друга с полуслова.

Варя не приехала, а примчалась. Соломатина с улыбкой наблюдала, как подруга паркует маленький автомобильчик, потом озабоченно обходит его со всех сторон и, убедившись, что сама никому не мешает и ее машинка вне зоны риска, поспешила в подъезд.

— Так, давай чаю выпьем, я тебе привезла пирожных.

Варя свято верила в целебные свойства дружеских чаепитий.

— Я не могу есть пирожные в это время суток. Самолет не взлетит со мной, — попыталась отказаться Инна, но, увидев, как подруга поставила на стол коробку со сладостями, принялась заваривать чай.

— А теперь рассказывай, — велела Варя.

— Что рассказывать? — задумалась Соломатина. — Я его не понимаю. Вообще. Когда ему прочили мировую известность в математических кругах, он пошел в строители.

— Он должен был зарабатывать на жизнь, — напомнила Варя, — а математикой себя не прокормишь. Ты же знаешь, сколько платили в научных институтах. И платят.

— Но он же талант! Понимаешь, надо было двигаться в сторону теоретической математики!

— А такая есть? — подняла бровь Варя.

— Понятия не имею, — отмахнулась Инна, — а сейчас? Сейчас он только приехал и уже сдался! Он сходил только лишь к своим знакомым. К тем, кого знал. А таких по пальцам пересчитать! Он не писал свое резюме, не искал вакансий в серьезных компаниях. Он ничего еще не сделал, а уже нашел ловкий маневр — вроде бы и работа, а вроде бы и временная. Но спроси его, что дальше — не ответит.

— Думаю, тебе просто не нравится, что он стал именно учителем. Нет, на твой взгляд, в этой профессии романтики, шелеста купюр и перспектив, — сказала Варя, допивая чай.

— Господи, да пусть он будет учителем, — воскликнула Инна. — Только я знаю, что он ошибается. Опять ошибается. И это меня пугает.

— Что именно тебя пугает?

— То, что ошибка эта системная! Понимаешь, он так устроен — идти в обход.

— Инна, он — не совсем здоровый человек. Ты все время об этом забываешь, даже удивляюсь этому.

— Я не считаю его таковым. Понимаешь, он настолько силен, что мне в голову не приходит его считать инвалидом. И я не считала его таковым никогда!

— Очень зря. Тебе не помешало бы иногда об этом вспоминать. Для того чтобы хоть как-то понять его решения и поступки. Ты вообще представляешь, что это для него — приехать сюда, в Москву? И вообще затеять эту всю историю?!

— Ты к чему клонишь? — Соломатина раздраженно посмотрела на Варю.

— Я клоню к тому, что ваши отношения могут плохо закончиться. Если ты не изменишь своего поведения. Тебе кто нужен? Блестящий карьерист? Или человек, который все эти годы помнил о тебе.

— И практически ни разу не позвонил. И ждал, пока я объявлюсь в Озерске и сделаю первый шаг.

— И все потому, что у него есть физический недостаток. Он хромает. Он ходит с тростью. Ты понимаешь, что это такое для красивого и молодого мужчины? Ты понимаешь, через что надо пройти, чтобы достичь того, чего он уже достиг? И у него никого не было. Он сирота.