Сегодня Федотов впервые за все время чувствовал не только усталость, но и раздражение. Он ехал домой и предвкушал тихий уют.

— Так что за меню у нас такое? — повторил он свой вопрос, деликатно зачерпывая молочную лапшу.

— Ты не любишь такой суп? — живо спросила Инна. — Не любишь — ничего страшного. Я доем твой. А ты бери картошку с сосисками.

Не успел Федотов оглянуться — тарелка с супом уехала из-под рук, на ее месте оказалась тарелка со вторым.

— Вкусно, — он попробовал картошку.

— Да, — подхватила Инна и тут же залезла своей вилкой к нему тарелку. Молочную лапшу она уже доела.

Федотов внимательно посмотрел на нее.

— Оголодала на ваших перелетных обедах? — рассмеялся он.

— Нет, — замотала головой Соломатина, — мне теперь можно есть сколько захочу. А хочу я много.

— Никогда не замечал у тебя склонности к обжорству.

— Теперь есть. И вообще, Федотов, я теперь буду странной. Поскольку мы с тобой ждем ребенка.

— Ого! — Федотов отложил вилку. Соломатина приготовилась отражать его радостные объятья. Но их не было. Олег остался сидеть за столом.

— Это здорово. Но я даже не знаю… А вдруг… А вообще… Слушай, это точно?

Соломатина забыла про еду, она напряглась.

— Это точно. Это не заразно. Это не опасно для жизни.

— Ты меня не поняла. Я просто не представлял, что это так скоро случится.

— Я тебя умоляю, еще столько ждать, что объем всю округу.

— Инна, слушай, я растерялся… А вообще, это здорово.

— Ты это уже говорил.

Соломатина вдруг развеселилась. В этой реакции был весь Федотов — честный, непритворный. Услышав новость, он растерялся и даже не пытался притвориться счастливым отцом. Его реакция была естественной. Соломатина оценила это.

— Слушай, все будет хорошо. Мы справимся. — Она подсела к нему и погладила его по плечу.

— Я знаю, — он обнял ее в ответ, — мы справимся.

Он на минуту отстранился.

— Ты понимаешь, что я — отец? То есть у меня настоящая семья! Жена, сын…

— Да почему сын?! — притворно возмутилась Инна. Ее распирало от хохота.

— Сын, — серьезно ответил Олег, — у меня должен быть сын.

— А если будет дочь?

— Но сын-то все равно будет?!

Соломатина расхохоталась:

— Как пожелаем, так и сделаем! — вспомнила она чью-то фразу.

Родители отреагировали на известие ожидаемо — мать всплеснула руками, словно Соломатина была забеременевшая школьница. А отец торжествующе воскликнул: «Ну, я же говорил! Готовься, мать, нянчить внуков!» Инна, зная своих родителей, промолчала. Когда родители успокоились, Соломатина попросила:

— Пожалуйста, на свадьбе ничего об этом не говорите. И вообще, делайте вид, что все нормально. Понимаете, я не хочу, чтобы об этом знали на работе. Понятно, до поры до времени. У меня свои планы…

— Какие планы?! — возмутилась мать. — Какая работа?! Не вздумай даже! Ты в положении!

— Мама, — холодно сказала Инна, — не вмешивайся, пожалуйста, иначе я отменю свадьбу, ресторан и прочее. Вообще. И ребенок будет расти без отца.

Угроза возымела действие. Инна в семье имела репутацию железной леди.

На работе ничего не заметили. Предполетная суета, капризы пассажиров, чужие аэропорты — было не до наблюдений за Соломатиной.

К моменту, когда надо было отправиться в загс, Инна похудела. Несмотря на аппетит, она сбросила около четырех килограммов, что было очень заметно. Лицо осунулось, ключицы стали выпирать.

— Ничего страшного, все-таки костюм был на тебя впритык, а теперь сядет как надо, — утешила ее Варя. Она одна из всех коллег была в курсе происходящего и очень тревожилась за Инну. И хотя Инна выглядела так себе, расстраивать она ее не стала.

Федотов тоже похудел, и было непонятно отчего — из-за обстановки на работе или из-за подготовки к торжеству и рождению ребенка. Врач, сделав УЗИ, поставил небольшой срок. Но для Олега «стартовый выстрел» прозвучал, и он ринулся решать проблемы.

— Я не представляю, как мы будем жить в съемной квартире! — говорил он, когда Соломатина просила его не беспокоиться.

— Мы одни, что ли? — пожимала она плечами в ответ. Вообще, похоже, ее заботы сводились теперь к двум проблемам — поесть и поспать. Причем если заснуть она могла везде и всегда, то голод просыпался в самое неурочное время и в самом неподходящем месте. Соломатина удивлялась сама себе, но Варя, рассудительная и вдумчивая Варя, успокаивала:

— Это обычная история. Это бывает у большинства женщин.

— Ты откуда знаешь? — косилась на нее Соломатина.

— Я читала, — краснела Варя. Она боялась говорить, что сама отчаянно хотела ребенка и родила бы от своего КВС не задумываясь. Варя знала, что Соломатина убила бы ее за такие мысли, поэтому молчала.

Федотов не очень понимал Соломатину. Ему казалось, что именно сейчас надо быть особенно энергичным. Ее положение представлялось Олегу чем-то, что существует само по себе — Соломатина сама по себе, беременность сама по себе. Он никак не мог взять в толк, что его будущая жена тихонько превращается в совсем другого человека. Это происходило не потому, что Олег был невнимательным, черствым или глупым. Это происходило оттого, что Федотов не жил в семье. У него не было родителей, не было братьев и сестер. Все процессы, знакомые обычным детям, были ему неведомы. Будущая теща, правда, подливала масла в огонь. Она теперь звонила на мобильный будущему зятю и говорила:

— Ты еще не дома? А как там Инна? Как не знаешь? Что ты себе думаешь? Как ты можешь ее отпускать в рейс? Тебе следует с ней поговорить.

Иногда Федотов внимательно слушал, иногда пытался вежливо прервать разговор, иногда бросал трубку. Его слова «Простите, я занят, у меня урок» не имели никакого действия. Мать потом жаловалась отцу: «Я удивляюсь, его совершенно не интересует состояние Инны! Удивительно жесткий человек. Вот что значит расти сиротой. Никакого сочувствия!»

Соломатина пару раз узнавала о таких звонках и однажды устроила скандал:

— Мама, прекрати звонить Олегу. Он работает. Он не может разговаривать о моем здоровье (кстати, совершенно прекрасном) целыми днями. Мама, я с вами поругаюсь!

Ненадолго наступил покой. Но когда Соломатина засобиралась в Канаду с остановкой в Лондоне, Федотову пришлось туго. Родители Инны звонили ему каждый день и недоумевали, почему он не повлияет на свою жену. Они так и говорили «жену», хотя до свадьбы оставалось десять дней. Инна, собственно, так и планировала — слетать в этот рейс, а потом взять отпуск по случаю бракосочетания.

— Нам кажется, что вы оба очень легкомысленны! — заявляла мать и приводила множество примеров, когда усердие на работе сказалось на состоянии матери и ребенка.

— Когда кажется, надо креститься, — грубо сказал Олег и прекратил разговор. Он знал, что идет на открытый конфликт, да вся беда была в том, что он думал точно так же, как и родители Инны. Но он также знал, что повлиять на Соломатину невозможно. Оставалось решать бытовые проблемы, поддерживать Инну и прятать свои переживания куда подальше. Волновать жену он не считал сейчас возможным.

Инна улетела, взяв с собой в дорогу множество пакетиков, сверточков и баночек. «Я — на диете!» — пояснила она удивленным коллегам. Поскольку Соломатина держалась бодро, не ныла, по большей части пребывала в отличном расположении духа, о ее беременности по-прежнему никто не догадывался. Этот рейс обещал быть спокойным. Время каникул прошло, и большинство пассажиров летели в командировку. В Лондоне экипаж должен был провести пару суток, и Инна собиралась погулять по городу. Затем, сменив коллег, они должны были лететь дальше, в Ванкувер. Соломатина в этом городе никогда не была и предвкушала новые впечатления.

— Правильно, вот засядешь дома — никакой Ванкувер не увидишь, а потому наслаждайся, — поддержала ее Варя. Подруги все чаще летали порознь. Соломатина догадывалась, что Варя просится на подмену, чтобы попытаться избавиться от изнурительного и совершенно безнадежного чувства.

О научной работе, ради которой Соломатина пошла в стюардессы, все потихоньку забыли. Федотов, помня реакцию Инны на свой вопрос, для себя решил, что ее работа и ее планы — сугубо личное дело, поэтому больше никогда не вмешивался. Сама Инна, казалось, была абсолютно счастлива, отложив на потом все, что ранее планировала. Лондон, в котором она уже была, нравился ей мягкой погодой, оживленными туристическими улицами и уличной едой, на которую Инна особенно налегала — снедь, зажаренная в масле, не поддавалось исчислению. Дни, проведенные в Англии, пролетели быстро, перелет в Канаду прошел легко, а вот Ванкувер не порадовал. Мелкий моросящий дождь не давал высунуть на улицу носа. Соломатина томилась бездействием — ей хотелось ходить, дышать свежим воздухом и… есть. И обратный перелет прошел для нее тяжело. Мутило, действовали на нервы пассажиры и запахи кухни.

— Прилетим — пойду к руководству, — сказала она напарнице, наводя порядок на бортовой «кухне».

— Жаловаться? — спросила та.

— Нет, предупредить, что скоро летать не буду.

— С ума сошла?

— Нет, рожать собралась. Только вот замуж выйду.

— Соломатина?! — заорала напарница, забыв, что салон спит.

— Что — Соломатина? Неужели никто не догадывался?

— Да с чего? — отвечала напарница. — Ты такая же, как всегда. Ну, вот только с едой перебарщиваешь.

— И при этом худею, — усмехнулась Инна.

— Это ж хорошо. Многие так толстеют, что потом в норму войти не могут.

Об этом разговоре к концу рейса узнал весь экипаж. Соломатина не обиделась на напарницу — такие новости самому сообщать непросто. А так вроде все уже в курсе. И порция охов, ахов и удивления достается не тебе, а тому, кто новость разнес.