— Что ты стараешься разглядеть на его лице? — рассмеялась однажды Инна.

— Смотри — он мой сын и твой, да?

— Да, — кивнула Инна.

— В нем черты наши родных, да?

— Да.

— Он будет похож на своих бабушек и дедушек. Так вот, то, что не будет похоже на моего тестя и тещу, будет иметь отношение к моим родителям. Которых я никогда не видел.

Соломатина все поняла. Так сложно и несколько косноязычно ее муж хотел сказать, что в своем сыне может найти черты своих родителей.

— Олег, конечно, он будет похож на своих бабушек и дедушек, — она его крепко поцеловала.

Потом, много лет спустя, вспоминая тот период их жизни, Инна признает, что тогда они были счастливы. Им было легко и радостно, несмотря на бессонные ночи и бытовую разруху — часть вещей они уже собрали в коробки для переезда. Они не заморачивались отсутствием денег. А их не хватало — ребенок требовал многого, за ипотеку уже выплачивали взносы.


Они были безукоризненно, безусловно счастливы в то время, представляя собой что-то монолитное, единое целое.

Если возвращаться к аналогии с книжными полками, этот период можно сравнить с «производственным романом» — время созидательное, сложное и прекрасное.

Соломатина потом вспоминала, что интересней всего было наблюдать за Олегом. Тот сразу стал сумасшедшим отцом — его планы по воспитанию простирались далеко вперед, несмотря на то, что ребенок еще почти ничего не умел и питался исключительно грудным молоком.

Федотов постоянно приносил книжки или развивающие игрушки.

— Дорогой, Степан еще не умеет говорить, — улыбалась Инна.

— Пусть будет! — неизменно отвечал муж.


Переезжали они тоже спокойно. Не было женских истерик — «Ах, забыли! Не сложили! Где кастрюльки? За ребенком следи, ребенка продует!». Половину вещей, которые были у них в доме, Инна или выбросила, или раздала знакомым. Федотов в этот процесс не вмешивался — был уверен, что жена знает, что делает.

— Давай не будем хвататься за все подряд. Мы позже купим то, что нужно, что нравится, что достанется Степану.

Федотов задумался.

— Ты хочешь сказать, что мы должны покупать красивые антикварные вещи?

— Ну почему обязательно антикварные? Они могут быть современными, но сделанными качественно. И быть красивыми.

Голова Олега была занята совсем другим — работой, репетиторством, ипотекой, отношениями с коллегами. Но слова жены он запомнил и принял как руководство к действию. «У меня долго не было своих вещей. Кроме одежды. А те, которые появлялись, были куплены почти случайно. Или по острой необходимости», — вспоминал он.

Если речь шла не об одежде, он редко задумывался о ценности предметов. Да и к одежде относился как к униформе, которая должна быть качественной. Но вот это сочетание «сын — вещи — наследство» врезалось в память. И он совершенно серьезно стал думать о том, что можно оставить сыну. Желание и стремление не только обезопасить собственного ребенка, но и сделать его обеспеченным, превратилось в конкретную формулу — «качественные и красивые вещи». Поздними вечерами Федотов теперь сидел на сайтах, посвященных предметам роскоши и старины.

— Дорогой, ты совсем не спишь! — бормотала Соломатина. Она засыпала, как только голова касалась подушки.

Новая квартира было небольшой, но ведь и их было только трое. Федотов сам сделал большой шкаф-купе — Инна даже не подозревала в нем таких способностей.

— У нас в интернате был прекрасный учитель труда. А я готовился ко всему.

Мебели у них было мало. Опять же в соответствии с принятой установкой абы что не покупали. Сначала копили деньги и только потом ехали и выбирали что-то по своему вкусу. Так же дело обстояло с посудой и другими вещами. Родители Соломатиной, которые часто бывали у них, говорили:

— Пока ребенок растет, не стоит покупать дорогое. Он же вам еще стены разрисует. И мебель поцарапает. И сломает все, что можно сломать.

Инна давно уже не прислушивалась к мнению родителей, а Федотов, хотя и анализировал их слова, был упрям.

— Ты права, что попало в дом тащить нельзя, — как-то сказал он Соломатиной и отложил небольшую сумму на покупку большого антикварного шкафа.

Инна обрадовалась и огорчилась одновременно. Обрадовалась, потому что муж прислушался к ее мнению. Огорчилась, потому что к этому времени их жизнь стала напоминать гонку.


Итак, у них был сын. Была своя квартира. У Федотова была работа со стабильной зарплатой, хороший доход от частных занятий. Инна быстро пришла в норму — вернулась в свой вес, а лицо ее посвежело, и выглядеть она стала моложе своих лет.

Жизнь семьи сконцентрировалась вокруг Степана, и каждодневные новости о его достижениях, любовь к нему щедро подпитывали родителей. Но вместе с тем между ними появилось то раздражающее противостояние, причины которого были неочевидны, а потому устранить их с легкостью было невозможно.

В тот день Соломатина проснулась рано. Сын еще спал, муж уже был в душе — через полчаса ему надо было уходить на уроки. Инна вышла на кухню, включила кофеварку.

— Привет, что ты так рано встала? — Олег вышел из ванной комнаты и направился к шкафу. Инна не ответила, только посмотрела вслед мужу. Высокий, сильный, ладный. Даже больная нога не портила его облик. «Или я привыкла», — подумала про себя Инна.

— Давай, я тебе бутерброды сделаю, — предложила она.

— Нет, спасибо. Я только кофе. Поем в буфете. Или булку по дороге куплю, — ответил Олег, застегивая пуговицы на рубашке.

— А почему в рубашке? — удивилась Инна. Она привыкла, что под пиджак Олег надевает темные плотные футболки. Он когда-то объяснил, что рубашка сковывает движения, и что надо следить, чтобы она не выбивалась из брюк, а когда одной рукой пишешь на доске, а другой держишь трость, поправить что-либо сложно.

— Сегодня может быть комиссия в школе.

— Господи, опять?! Почему вас все время проверяют?

— Инна, во всех школах бывают комиссии, — терпеливо ответил Олег. Но по его голосу Инна поняла: муж раздражен.

— Так ты точно не будешь есть? — спросила она только для того, чтобы как-то сгладить ситуацию. И в тот же момент разозлилась — с чего это он с утра на взводе? Его никто не трогал, ночью к ребенку вставала она. И вечером он лег рано, а она еще читала Степке сказку и давала водички попить.

— Что-то случилось? — спросила Инна с вызовом.

— Ничего не случилось. Просто сегодня очень сложный день, — глухо ответил Федотов.

— Ну, извини. Мог бы просто предупредить. Я же не знала. Я, кстати, вообще не знаю, что у тебя, как у тебя…

— Инна, — Федотов резко повернулся к ней, — у меня — работа. Много работы. Сегодня пять уроков, комиссия, и после двое учеников. Ты же все отлично знаешь, секретов никаких нет!

— А почему ты кричишь? — возмущенным шепотом спросила Соломатина. — Во-первых, спит Степка…

— Во-вторых, Инна, прошу тебя, дай мне личного времени и пространства!

— Это ты о чем?!

— Инна, утро — это единственное время, когда я бываю один. Понимаешь, для меня очень важен этот час. В тишине. В молчании. Прости, я должен был это сказать раньше. Но я все время говорю — на уроках, в учительской, на занятиях, вечером дома. Я все время на людях, не один…

— Прости, дорогой, но ты в этом не одинок. Понимаешь ли, ирония судьбы…

— Не язви, не будь злой. Тебе это не идет, — оборвал ее муж. — Ты знаешь, о чем я говорю. Да, я устаю. Но час в тишине — это для меня полноценный отдых. Пойми, мне утром нужен покой.

— Хорошо, я иду досыпать. Хотя мне тоже нужен покой. Или наоборот, мне нужен кто-то, кто со мной поговорит. Спросит, как у меня дела, что я чувствую, о чем я думаю.

— Инна, давай оставим этот разговор на вечер? Я опоздаю на работу.

Федотов быстро собрался и выскочил за дверь. Соломатина прошла в спальню, рухнула в постель и расплакалась.

День прошел сумрачно. Федотов, который обычно звонил по два раза из школы, не позвонил ни разу. Только к вечеру, будучи уже у второго ученика, он набрал номер жены.

— У вас все нормально? — спросил Олег.

— У нас все замечательно, — отрезала Инна. Она, ждавшая его звонков в течение дня, к вечеру накрутила себя так, что готова была кусаться. Досталось даже Степке, которого легонько шлепнули за недоеденное пюре.

Федотов приехал поздно — лицо было виноватое.

— Инна, прости, я должен был позвонить. Но закрутился. Как Степка?

— Степан — хорошо. — Инна сохраняла суровое выражение лица. Когда она сердилась, она сына называла Степаном. На минуту ей стало неловко — в их ссоре с мужем Степка не виноват.

— Слушай, прости, прошу тебя, — Федотов подошел к ней.

Инна отступила на шаг и сухо произнесла:

— Ужин на столе, мы со Степаном книжки читаем.

Олег ужинал в одиночестве, в доме было тихо, только что-то бормотал Степан.

— Инна, уже десятый час. Степку купать будем? — сказал Федотов через некоторое время.

— Я сама.

Соломатина с независимым видом прошла мимо мужа.

— Господи, да кто ты такая! — не выдержал Олег. — Как еще нужно извиняться?! Что еще нужно сказать, объяснить?! Я просто устал. У меня за день столько всего произошло!

— Дорогой! Если бы ты знал, сколько всего происходит у меня за день! Я же не жалуюсь! И не срываюсь…

— Ну, допустим, срываешься! — проговорил Олег, улыбаясь и беря за руку Инну. Та руку не отняла, а глядя на улыбку мужа, скорчила смешную рожицу.

— Ну все? Помирились? — Федотов обнял жену.

— Помирились, — выдохнула та и прибавила: — Тащи в ванную нашу сонную тетерю. — И впрямь, пока родители ссорились, их сын заснул прямо на ковре, рядом с игрушками.