О ее выходе на работу они не договорились. Конечно, в мыслях Соломатина предпринимала решительные шаги и представляла, как демонстративно увозит Степана к маме, улетает на несколько дней, возвращается домой, а тут ее ждет Федотов. «Ну, подумаешь, подуется на меня, может, даже покричит, а потом смирится. Он мягкий!» — думала она, но шагов никаких не предпринимала. Она вообще не заговаривала на эту тему, присматривалась к мужу. Олег же вел себя так, словно и не было этого разговора. Или, вернее, был, но серьезно он его не рассматривал. Инна посоветовалась с Варей.

— А я тебя понимаю. Тяжело быть дома. Но, Инночка, с другой стороны, у вас же Степан. Мальчик растет. У бабушки хорошо, но с родителями лучше.

— И ты о том же! Но ведь тысячи мам работают. И дети растут аж до тридцати лет! И что теперь?

— Конечно, это тебе решать, вернее, вам, — ответила Варя.

Сама она по-прежнему летала, влюбленная в своего КВС. Но ее чувства потихоньку из пылкой влюбленности и обожания перешли в привязанность не к человеку, но к своему при нем положению. Варя теперь была в курсе всех семейных проблем. Знала про сына-двоечника и дочь-красавицу. Знала, что жена не умеет готовить икру из кабачков и отлично солит огурцы. Она помогала найти врача для тещи и выбрать подарки для членов семьи. Варя стала чем-то постоянно-удобным. Словно хороший зонт. И от дождя защитит, и от солнца, и опереться на него можно. Когда-то Варя пообещала Соломатиной разлюбить своего летчика — она и разлюбила, да только осталась при нем. Инна по-прежнему жалела подругу, помочь же ничем не могла. Варя пускала корни рядом с этим человеком по собственному желанию. Соломатина понимала, что сравнивать положение Вари и свою ситуацию нельзя, но страшилась этого примера. Страшилась этой женской пассивности, неумения быть решительной, мягкости. Однажды после разговора с Варей Соломатина пообещала себе, что в ближайшее время вернется к этой теме и объявит мужу о своем окончательном решении выйти на работу. Но человек, как известно, планирует, а судьба смеется над этими планами. В тот самый день, за час до прихода мужа, Соломатина получила ММS. Телефон отправителя был неизвестен, а картинка чем-то знакомая. Инна пригляделась и увидела своего мужа, который беседовал с той самой Ольгой Калязиной — его ученицей из десятого класса. «Где это они?» — удивилась Инна, но, как ни увеличивала картинку, понять не могла. Фон был размыт. Единственное, что отчетливо было видно, так это красивое лицо девушки и улыбающееся лицо мужа. «Где-то в городе. Точно не школа», — определила Инна и попыталась понять, когда был сделан снимок. Немного покопавшись в телефоне, она нашла историю снимка. Дата стояла совсем недавняя. «Так. О чем-то таком я предупреждала его. И что теперь делать?» — спросила себя Инна. Но ответить не успела, потому что зазвонил мобильник. Инна, не глядя, взяла его и прокричала:

— Да, я слушаю! Олег, это ты? — Ей почему-то хотелось, чтобы был муж.

— Ваш муж ведет себя совершенно безобразно. Он состоит в отношениях со своей ученицей, — проговорил женский голос.

— А вы дура! — ответила Инна говорящей. — Я вас найду и напишу жалобу в прокуратуру. Телефонное хулиганство карается законом.

— Какое же это хулиганство? Хулиганит ваш муж…

Женщина хрюкнула, видимо, засмеялась, и послышались гудки. Инна посмотрела номер телефона. Телефон был незнакомым, но фотографию отправили тоже с этого номера.

Федотов пришел домой в прекрасном расположении духа. Во-первых, девятые классы отлично написали тесты. Во-вторых, сегодня расплатилась мать одного из учеников. Того самого, первого, которого сосватал ему директор школы. Как он и говорил, мать воспитывала мальчика одна. Отец если и принимал участие в процессе, то как-то странно, эпизодически. Обучение оплачивал он, но деньги все время задерживал. Хоть Федотов и нуждался в приработке, но чтобы как-то смягчить ситуацию, он сказал, что ничего не имеет против, если с ним расплатятся через три месяца. Мать мальчика вздохнула с облегчением — бывший муж, похоже, отличался необязательностью. И вот сегодня она, краснея, вручила Олегу толстенький конверт. К конверту она прибавила большую плитку горького шоколада.

— Нет, огромное спасибо, но шоколад…

— Пожалуйста, возьмите. Это — для вас, — попросила женщина.

И Олег понял, что она этим деньгам рада больше, чем он. Во-первых, у нее упал груз с плеч, и совершенно спокойно можно смотреть в глаза преподавателю. Во-вторых, ее сын будет продолжать заниматься, а это гарантия поступления. В-третьих, она не знала, что подарить учителю, а купить что-то дорогое и беспроигрышное — на это у нее денег нет. Федотов все понял и взял плитку.

— А вы угадали, я люблю такой горький. Бодрит, — сказал он, пряча шоколад в портфель. Женщина радостно улыбнулась.

Еще сегодня Федотов предложил открыть в школе математический кружок. И директор его предложение одобрил:

— Да, это здорово. Наконец о нашей школе говорят, как о школе с математическим уклоном. Слава о вас распространилась далеко. А кружок — это здорово. Мы же можем принимать из других школ?

— Постараемся, но своих уже тоже много.

В учительской к этой новости отнеслись одобрительно. Веселый и молодой преподаватель английского Сан Саныч хохотнул:

— В гору идете, коллега.

Софья Андреевна покраснела и сказала тихо:

— Это же отлично. Ребятам нужен такой кружок. Можно и литературный потом открыть.

Она посмотрела на директора школы.

— Обязательно, — развел руками тот.

Историчка Лилия Александровна, потряхивая своими огромными серьгами, произнесла:

— Ну, у вас очень серьезный подход, Олег Игоревич. И это только радует нас.

Федотов улыбался. Он хотел привить ребятам ту любовь к математике, которую когда-то почувствовал сам. Объяснить природу этой привязанности ему было сложно, но научить видеть в формулах красоту ему очень хотелось.

— Голубчик, а зачем вам нужна эта дополнительная нагрузка? — спросила его историчка, когда все уже разошлись.

Федотов посмотрел на Лилию Александровну и просто пожал плечами. Постороннему человеку он не мог объяснить, что работа в школе, к которой он относился очень ответственно, была все же заменой его прошлой жизни и карьеры. Переезжая в Москву, он все же планировал нечто другое, более солидное, что ли. Но случилось так, что он попал сюда. И деньги здесь были не те, на которые он рассчитывал, и статус профессии по-прежнему был невысок. Но ему надо было найти что-то, что оправдает его присутствие, сделает выбранное решение значительным и привнесет иной, более высокий, чем заработок, смысл. К тому же Олег все еще любил эту науку.

— Что ж вы затрудняетесь с ответом? — улыбнулась историчка.

— Это сугубо личное, — отшутился Федотов.

Домой Олег пришел в прекрасном настроении, но Инна встретила его сухо. Олег долго рассказывал о всех событиях, но получал в ответ лишь междометия.

— Слушай, Степан в порядке? — наконец спросил озадаченный Федотов.

— А что, только со Степаном может что-то случиться?

Ответ был неверным. И Инна пожалела о своих словах. Для Федотова сын был на первом месте, потому что, как Олег сам объяснил когда-то, Степа был маленьким и беззащитным. «Все остальные хоть как-то могут за себя постоять, но только не дети!» — сказал тогда Федотов. Эти отголоски детдомовского прошлого никогда не покидали его. И все его отношение к людям определялось через призму этого опыта.

— Значит, так, — вспылила Инна, — не учи меня больше никогда. Не учи, как относиться к сыну и что говорить! Ты не имеешь на это никакого права! Ты за собой следи. И сам не совершай ошибок!

— О чем ты говоришь? — изумился Олег. — Я никогда тебя не учил. Я делился с тобой…

— Ты — учил. Ты всю нашу жизнь подстроил под себя. Ты даже никогда не спросил, а нравится ли она мне.

— Мне казалось, что нравится, — сказал Федотов, — ты была такая счастливая, когда мы ждали ребенка. Ты радовалась квартире. Ты любишь, когда мы вместе гуляем. Я никогда не хотел сделать тебе плохо. А если уж так получалось, то не специально, а случайно, по невнимательности или по незнанию.

Инна слушала и понимала, что ее муж хороший и добрый человек. И еще выдержанный и воспитанный. Он терпеливый. И все же… И все же в ее телефоне есть тот самый снимок. А еще был звонок. Звонок мерзкий. Вот как теперь быть? Как сложить две картинки — заботливого мужа, отца, сильного человека и это вранье. Соломатина чуть не рассмеялась — как же пошло все было в этой ее жизни! Все как у всех. Сколько раз она слышала от подруг и коллег эти истории об изменах! Ей казалось, что у них-то с Федотовым, с их прошлым и с их отношением другу к другу, такого никогда не будет.

— Олег, вот. Мне сегодня прислали, — Инна положила перед мужем телефон с фотографией.

Олег взял телефон.

— Но это же Калязина.

— Она. Твоя Калязина. И ты. Только где ты с ней встречался?

— Я вообще с ней не встречался. Только тогда в ресторане.

— Я это помню. Но, как мне кажется, вас тогда никто не фотографировал. И потом, как-то слабо угадывается здесь ресторан.

— Согласен, — спокойно ответил Федотов. Так спокойно, что Соломатина даже удивилась.

— Ты что-то можешь мне сказать по этому поводу?

— Ничего, абсолютно, — ответил муж и посмотрел на Инну честными глазами.

— Федотов, я не буду ругаться. Я просто хочу знать, что между вами? Она же школьница и она твоя ученица. И у нее есть родители. Которым очень не понравится, что учитель математики ухаживает за их дочерью.

— Да не ухаживаю я! — Федотов с грохотом отодвинул стул и заходил по кухне.

— Знаешь, я бы на твоем месте как-то решила эту проблему. И как можно быстрее.