— Я могу пожить у вас дня три, Владимир Анатольевич? — спросил с ходу Олег. Между ним и доктором давно были те отношения, которые не требуют лишних реверансов.

— Жду, — ответил доктор.

Сейчас Олег был спокоен — он заставил себя не думать о том, сможет ли он объясниться с женой. Пока надо решить самые важные вопросы — где жить, как договориться о встречах с сыном. «Позвоню завтра, обсужу с ней этот вопрос», — сказал себе Федотов.

До дома доктора такси доехало быстро. Водитель помог Федотову донести вещи. Доктор уже ждал Олега — был накрыт стол, кипел чайник.

— Давай поужинаем, ты же с работы? — сказал Владимир Анатольевич.

— Я — из дома, — усмехнулся Олег.

— Мой руки, садись за стол и рассказывай, — потребовал доктор. Владимир Анатольевич был единственным человеком, который мог им руководить. Единственным, если не считать, конечно, жены.

— Да, собственно, все очень просто, — начал Олег, помешивая чай. Несмотря на аппетитно пахнущую колбасу, холодную картошку с зеленью и свежий чай, есть он не хотел. Сейчас, когда он уже добрался до этого гостеприимного дома, когда не надо было «держать спину» перед соседями, перед незнакомым водителем, прохожими, он обмяк и сник. Случившееся показалось ему фатальным — никогда он не объяснится с женой. Характер Соломатиной он знал давно и знал хорошо. А еще в его жизни был сын Степан. За него он будет бороться, если это будет необходимо. И так страшно было от одной мысли, что за сына надо воевать с человеком, которого тоже безумно любишь — с Инной.

— Виноват? Только честно? — донеслось до него. Доктор терпеливо ждал ответа.

— Я даже не знаю, — пожал плечами Олег, — я просто не очень понимаю, что произошло.

Он сделал глоток чая и очень подробно рассказал о том, что случилось между ним и Соломатиной.

— Знаешь, такая ерунда получается, — прокряхтел Владимир Анатольевич, — твоя жена далеко не дура. И не истеричка. Уж позволь мне это знать. Я таких психованных за километр чую и диагнозы им ставлю.

— Нет, она совсем не истеричка. И она умная, — подтвердил Олег.

— Если все так, как ты рассказываешь, а я не сомневаюсь в этом, — поспешил уточнить доктор, — то получается, что либо ты чего-то не знаешь, либо…

— Либо?

— Либо надо разговаривать с ней. Знаешь, рождение ребенка, декретный отпуск, все эти хлопоты, усталость — иногда у женщин случаются неврозы. А где неврозы, там и вспыльчивость, подозрительность, неадекватные поступки. Она вспылила. Сдали нервы. А сейчас сидит, смотрит на свой телефон и молит бога, чтобы ты позвонил.

— У моей жены невроза нет. Она рассудительна, умеет анализировать, вообще, у нее диплом летчика-любителя. Неврозы и прочее — это не про нее. И еще она терпеть не может ссориться, — ответил Олег, вспомнив, как Соломатина сама пришла в спальню после их ссоры из-за Калязиной.

— Но как узнать причину такого поступка? — развел руками доктор.

— Я не знаю. Попробую позвонить ей через пару дней. Раньше смысла не имеет.

— Это почему же? — удивился Владимир Анатольевич.

— Потому что я тоже должен подумать.

— О чем?

— А стоит ли жить в семье, из которой изгоняют без объяснений. Знаете, я многое могу понять и даже принять. Но я никогда не пойму, как можно выгнать из дома. С вещами. Навсегда.

Доктор внимательно посмотрел на Федотова — только сейчас ему стал ясен масштаб случившегося. Дело было не только в ссоре, а в том, как Соломатина решила расстаться. То, что человека лишили дома, Олег оправдать не мог. В его представлении, семья и дом — это то, что спасает, а не губит.

Словно прочитав мысли доктора, Олег сказал:

— Знаете, я ведь думаю о Степке. Он должен понимать, что семья — это что-то прочное. А дом — это что-то теплое.

— Олег, ты правильные вещи говоришь, но ведь бывает, что люди разводятся. И это только на пользу детям. Знаешь, какие ужасные бывают отношения в семье?

— Даже не догадываюсь, — зло ответил Олег, и доктор понял, что ляпнул глупость.

Легли спать они рано — доктор еще до приезда Олега постелил ему на диване в маленькой комнате. Олег приготовил учебники, достал из чемодана свежую рубаху, развесил ее на стуле, быстро разделся и лег. Он притворился спящим, потому что чувствовал: доктору хочется поговорить. Когда же стало совсем тихо, Федотов достал телефон и приготовился написать Инне. Он решил, что сначала узнает, как Степан — это его действительно волновало. Потом расскажет о сегодняшнем дне, а ему было что рассказать! Он не будет заводить разговор о чемоданах, не задаст ни одного вопроса, почему так Инна поступила. Он знал свою жену — она не была дурой. Раз поступила, значит, что-то ее подтолкнуло к этому. Придет время, она сама все расскажет. Олег знал, что терпеливый, он дождется этой минуты, когда все выяснится. Главное — не поссориться так, чтобы примирение потом уже было невозможно. Олег помнил тот путь, который они прошли, и вот так, из-за горячности, оборвать все, что они долго строили вместе? Никогда! Он слишком любит свою семью.

Олег уже написал первые два слова и остановился. Он подумал о том, что, может, за этим стоит что-то другое. Может, Инна встретила кого-то. Может, этот кто-то из прошлой жизни. Или, может, она вообще недовольна жизнью, которую он считал такой славной и ради которой старался изо всех сил. Федотов отложил телефон. А может, она просто не хочет жить с ним вместе. Самое интересное, что, вспомнив о завтрашних занятиях, он не испытал ничего, кроме раздражения. Идти на работу не хотелось. «Вот это называется крах — и дом разрушен, и дело не греет», — Федотов повернулся и постарался заснуть. Но беспокойство было сильнее. «Через два дня зарплата, надо ее бросить Инне на карту. Оставить себе только на необходимые расходы. У доктора долго жить нельзя, старика только стесню — у него свой уклад, свои привычки. Значит, надо опять снимать жилье, а это дополнительные деньги. Следовательно, надо больше зарабатывать. Возьму еще учеников. В прошлый раз Ирина Сергеевна что-то такое говорила про своих знакомых. Надо будет к ним зайти», — думал Олег. Ирина Сергеевна была мамой того самого ученика, отец которого так нерегулярно давал деньги на сына. Успокоенный собственными планами Олег наконец уснул.


На следующий день Олег Федотов приехал в школу рано — по понедельникам собирали педсовет и более мелкие совещания. Директор школы Тяплицкий Арлен Семенович был мудрым человеком — он знал, как расхолаживают все коллективные мероприятия, а потому приказал все совещания проводить в один день. «Решим все вопросы. И целую неделю будем свободны!» — сказал он по этому поводу. Федотов эти шумные и иногда склочные посиделки принимал как неизбежность. Сам выступал очень коротко, по существу. На «неорганизованные» реплики не отвечал — отделывался улыбкой. Педсовет обычно проходил в три часа дня, когда в основном все уроки заканчивались. Педагоги, перекусывая на ходу, собирались в учительской.

В этот понедельник Федотов поставил три незаслуженные пятерки, каждый раз сопровождая их словами: «Авансом, авансом!» Ольгу Калязину он тоже вызвал к доске и разобрал с ней пару задач. Девушка была на редкость серьезна, не кокетничала и оказалась на редкость понятливой. Карачинский, влюбленный в нее, глядя на это преображение, недоумевал.

— Знаете, Ольга, очень неплохо. Вы способны к математике. Только не ленитесь, я вас очень прошу. Если что-то не будете понимать, спросите у Карачинского, он толково объясняет.

Карачинский приосанился, а Калязина растерялась. Она потопталась у доски и вдруг произнесла:

— Извините. Я как бы ничего не делала, но на всякий случай.

— Как бы? — улыбнулся Олег. — Ох уж этот оборот!

Урок он закончил весело, рассказав пару баек из интернатской жизни. В учительскую он вошел позже всех, директор даже покачал головой: мол, опаздываете. Федотов, улыбнувшись, извинился.

— Так, давайте начинать, вопросов много. И успеваемость, и поведение, и новые методики, и проверка на следующей неделе, — заторопил всех Арлен Семенович.

— Простите, можно мне выступить? — неожиданно подал голос Федотов.

— Э… Что-то срочное? — удивился директор.

— Очень. Я бы сказал, жизненно важное для нашей школы.

— Ого! — рассмеялся преподаватель английского. — Замахнулись…

Педагоги обрадовались неожиданной паузе.

— Я хотел вот что сказать. Насколько я понимаю, педагог — это не только учитель. Банально звучит, но это еще и воспитатель. Хотя, если честно, в теперешних школах так не считают. О чем я неожиданно узнал. Да, в нашей школе есть те, кто очень похож на тех преподавателей, что учили меня. Именно эти люди помогли мне, когда пришел в этот коллектив. Но есть такие…

— Какие? — заволновался директор.

— Подлые.

Учительская взорвалась. Федотов с удовольствием смотрел на эту реакцию.

— Олег Игоревич, я прошу вас, — Тяплицкий бы серьезен, — вы же понимаете, что должны все разъяснить.

— Охотно. Моей жене отправили фотографию, на которой я со своей ученицей Ольгой Калязиной. Это снимок был сделан в тот вечер, когда я, моя жена и Калязина случайно столкнулись в этом заведении. Да, старшеклассница поступила глупо, когда просила друга сфотографировать нас. Но это глупость, а не подлость. Да, она хвасталась этим снимком. И это тоже детская глупость. Но тот, кто отправил этот снимок моей жене, — совершил подлость.

— И кто же отправил?

— Его отправили вы, Лилия Александровна. Вы же и позвонили. Вы позвонили и сказали, что у меня, учителя, отношения со старшеклассницей.

Тяплицкий в ужасе уставился на него. Учителя перешептывались. Учительница истории Лилия Александровна в своих вечных зеленых серьгах спокойно смотрела на Федотова и улыбалась.