— Дом-то у него был. Но он устал от людей. Видимо, пещер рядом не было, и он выбрал простую бочку. Там он сидел, чтобы не видеть тех, кто ему надоел. Он считал себя выше, чем они…

— Прям, как месье граф, — заметил Рауль, — Он всё время проводит в библиотеке или в своём кабинете.

— Тебе, наверное, хотелось, чтобы месье больше с тобой общался и играл? — спросила я.

— Да нет, не очень, — скривился мальчик, — Я как-то попросил его поиграть со мной в мяч. Он пару раз подкинул его, и забросил в кусты боярышника. Риммо пришлось долго его искать там, — пояснил Рауль.

— Риммо? Какое странное имя. А кто это?

— Слуга. Он всё время рассказывает графу обо всём, — пояснил малыш.

Позже я узнала, что слугу звали Гримо и он был приставлен к графу де Ла Фер ещё в юном возрасте.

Вскоре, к неудовольствию лекаря и радости Рауля, было решено отсрочить отбытие мальчика в замок — был большой шанс простыть на морозном воздухе ещё больше. Месье Жаме даже ради большого праздника не рискнул вывести подопечного графа на воздух. Поэтому Рауль встречал Рождество у нас. Он был безумно рад вороху подарков, которые я купила в нашем городке. Это были простые игрушки из лавки: солдатики, мячик, фигурки разных зверей и птиц, дудочка и свистульки, игрушечная деревянная сабля и такие же, не совсем казистые, из дерева, маленькие пистоли. Так же я купила два недорогих кулона. Они были сделаны из простого железа, но внутри каждого был отлит маленький ангел.

— Один тебе, а второй мне, — сказала я, повесив кулон на шею мальчика, — В память о нашей встрече.

— Ангел, я тебя всегда буду помнить, — прошептал Рауль.

В тот же день от графа прибыл Гримо. Это был суховатый человек среднего роста. С блеклыми глазами и светлыми с проседью волосами. Мне так и не удалось определить его возраст. Но скорее всего ему было уже за сорок и далее. Одет он был во всё чёрное. Только пряжки на ремешках сапог были посеребрёнными. Он руководил группой другой прислуги, которая занесла подарки в холл. Большие букеты роз белого и бледно-розового цветов, огромная корзина с фруктами и сладостями… Мне же была преподнесена шкатулка, где лежало роскошное золотое колье, инкрустированное сапфирами. Моему дяде был подарен красивый, расшитый кисет и табакерка из слоновой кости.

— Пожалуй, это излишне, — для приличия пробормотал дядя, глядя, как слуги поставили корзину передо мной.

В это время Гримо низко поклонился мне и передал письмо, держа его осторожно, словно реликвию. Дядя удивлённо взглянул на это. Я пожала плечами и, открыв письмо, бегло его прочла. Помимо традиционных официальных поздравлений с праздником и благодарностью за помощь Раулю, шла просьба принять сии дары: «Мадемуазель, если вы отправите эти подарки назад, раздадите бедным или же выбросите, то, будьте уверены, я сожгу содержимое папки, которую получил при первой нашей встрече. Сожгу там же, в вашем присутствии. Месье Гримо уполномочен удостовериться, что вы приняли и использовали эти подарки. Он предоставит мне об этом полный отчёт. Так же прошу вас, не посылать никаких подарков в ответ. Один для себя я уже выбрал, и вскоре его получу…» Закончив, мы встретились с дядей взглядами, полными непонимания.

— Что ж, раз месье граф настаивает на их принятии, то мы совершенно не против, — произнёс он, забрав табакерку и кисет, отнёс их в свой кабинет. Я молча надела колье. Оно было изумительным — тёмно-синие камни с огранкой «бриолет» легли необычным узором на мою бледную шею. Цветы были демонстративно поставлены в высокие вазы из фарфора в гостиной, и показаны Гримо. Я подошла к корзине с экзотическими фруктами и сладостями. Взяв большой апельсин, я почистила его десертным ножиком, отломила дольку и положила в рот. Фрукт был свежим и сладким, вкус забытый, но такой знакомый… Отец иногда заказывал эти ароматные плоды к нашему столу. Обычно их доставляли из Испании.

Слуга довольно кивнул, и направился к выходу. Я осталась молча стоять возле камина, гадая, что имел в виду граф. С этим вопросом я пришла к дяде, но тот лишь пожал плечами и предположил, что это скорее всего возвращение живого-здорового Рауля.

Наш гость отбыл домой после Рождества, укутанный в несколько тёплых одеял, одетый в подбитую соболиным мехом одежду, и натянутым на голову капюшоном. Месье Жаме, взяв осторожно мальчика, чуть ли не молнией пронёсся через весь двор к поджидающему экипажу, где Рауля, помимо всего, накрыли медвежьей шкурой. Мальчик попытался помахать мне рукой из-за этих слоёв, но лекарь пресёк попытку и убрал его от окна.

Более о Рауле мы ничего не слышали в течении четырёх дней, как и о самом графе. Я скучала по уехавшему малышу, понимая, что навряд ли смогу увидеть его снова так быстро. Но впереди был Новый Год, и хлопоты по поводу праздника в доме не утихали. Теперь отсутствие Рауля означало, что я снова возвращалась помогать отцу Ансельму, который так же предложил мне сделать наброски на листах для новых оконных витражей, выбрав темы из жизни Марии Магдалины.

Однажды, вернувшись из церкви, я узнала от Жиля, что мой дядя был приглашён по срочному делу в замок Ла Фер. Что за дело Жиль не знал, а я в течении дня изнывала от любопытства: с чего столь внезапная просьба о визите? Даже эскиз коленопреклонённой святой, которую я пробовала представить для витража, не мог полностью занять моё внимание. Я ходила по гостиной возле камина, и всякий раз кидалась к окну, когда чудился цокот копыт. Хотя здравый рассудок подсказывал, что дела могли быть самые обычные, житейские.

Дядя долго не возвращался. Уже начало темнеть. Месье Терри стал высказывать опасения, что с моим опекуном могло что-либо случиться.

— Возможно, мне стоит взять людей и поехать к замку графа, — неуверенно произнёс он, и тут же за окном послышался лай собак, возвестив о возвращении хозяина.

Граф де Бельфор приехал молчаливый и несколько растерянный. Он совершенно ни на кого не обращал внимания. Когда я подошла к нему, он внезапно порывисто обнял меня, и долго держал так, прижимая к себе. После поцеловал в лоб и тихо произнёс:

— Клянусь честью и светлой памятью моего покойного брата, что я приложу все силы, чтобы тебе не пришлось принимать это мерзкое, непристойное предложение…

Я опешила и непонимающе взглянула него:

— Что же произошло, дядюшка?

— Дорогая, тебе лучше не знать о той гнусности, которую предложил граф. Теперь я точно уверен, что в нём нет ничего от доброго христианина. Только настоящий пройдоха и подлец смог бы пойти на такое, — ничего более не объясняя мне, он заперся в своём кабинете.

Как говорили слуги, он пил всю ночь, как, впрочем, и весь последующий день, в то время как я пребывала в тревоге и неведение. Некоторое время после визита к графу дядя меня избегал. Всякий раз он сказывался больным, когда я приходила к его комнате, чтобы справится о его здоровье и расспросить о причине тревоги.

Шёл уже четвёртый день подобного затворничества, поэтому я была крайне удивлена, когда слуга передал мне просьбу явиться к дяде в кабинет.

Граф де Бельфор стоял возле окна и смотрел вдаль. Он не ответил на моё приветствие. Некоторое время он просто стоял молча. После он повернулся, с грустью посмотрел на меня и произнёс:

— Я погубил нас. Теперь мы разорены…

— Что случилось, дядя? И как это связано с графом де Ла Фер? — воскликнула я, пытаясь, наконец, выведать у него о случившемся.

Дядя указал мне на кресло возле камина. Я села и он продолжил:

— Дорогая племянница, с молодости я обзавёлся одним грехом, который свойственен многим людям моего круга — азартным играм. Эти земли достались мне от отца в хорошем состоянии, но моя тяга к азарту пагубно влияла на них. Мне пришлось временами урезать свои расходы на содержание, как имения, так и земель. В молодости меня спасало то, что я был галантным кавалером и смог удачно жениться. Приданное закрывало брешь от азартного увлечения. Жены и дети меня мотивировали, но после смерти Беатрис я был потерян и горевал, заперевшись в своём особняке. Тогда единственным человеком, с которым я плотно общался был Ангерран де Ла Фер. Он поддерживал меня и часто приглашал к себе в гости. В тот вечер мы изрядно выпили и граф предложил сыграть в карты, но не на десять пистолей, которые мы обычно ставили на кон, а на крупную сумму, чтобы пощекотать себе нервы. Выбрали сумму в миллион пистолей и принялись за игру. Я, наверное, довольно легкомысленно отнёсся к ней, хотя, мы заранее написали расписки друг другу. Я проиграл. Но Ангерран заверил меня, что не будет взыскивать сумму, он понимал, что заплатить я её не смогу. После его смерти я и забыл о долге. Всё это казалось пьяной выходкой. Но этот молокосос, его сын, видимо наводил порядок в документах отца, и наткнулся на эту расписку. Он вызвал меня и заявил, что собирается получить данную сумму. Я был поставлен перед дилеммой — отдать миллион в течении месяца или отдать ему тебя…

— Меня? — уставилась я на дядю.

— Да… К тебе привязался тот мальчик. Граф говорил, что из-за этого теперь проблемы в их общении. Он хочет чтобы тысячу и один день ты приходила в замок и проводила его с ними.

— Но это неприлично! — выпалила я, пылая от возмущения.

— Именно, дорогая моя. Ходить к неженатому мужчине девице, которая стремится выйти замуж — это верх непристойности, поэтому…

— Думать надо было раньше, — холодно произнёс голос от дверей кабинета.

Мы с дядей резко повернулись — граф де Ла Фер стоял на пороге. Видимо, он проигнорировал почитаемую всеми традицию стука.

— Как вы сюда попали? — воскликнул дядя.

— Через коридор, — равнодушно констатировал граф, — Сегодня день вашего ответа и я приехал за ним.

— Помилуйте, месье, вы же знаете, что я не могу согласиться с этими условиями, — возразил дядя.