Светлана Хорошилова - Ангелина, или Ненасытная тварь

Каждый вправе её осуждать,

но это абсолютно бессмысленно…

Раньше мне казалось, что моя очередная книга будет в мистическом жанре, например, о захолустном старом доме, погребённом в густом тумане где-то в забытой богом глуши, или о нереальных загадочных существах из параллельных миров… Но постепенно я переводила внимание на другое, не менее загадочное создание, обитаемое в нашем, реальном мире, которое я знала вот уже много лет. И в нём, точнее в ней, не было ничего мистического, а была неистовая энергия, поток, гипнотически воздействующий на окружающих людей, которым она накрывала, словно стихийной волной во время шторма, бесконечных поклонников её сексапильности. Она обладала искусством магнетизма. Мало у кого хватало сил, чтобы разорвать с ней, даже, когда это требовали обстоятельства, а вот прилипали к ней мгновенно, на окружающих она воздействовала харизмой, запоминалась с первой встречи. За её спиной постоянно ходили разговоры, кто-то ей восхищался, кто-то, наоборот, осуждал и ругал… Но одно могу сказать: о ней всё время думали…

Она ворвалась в мою жизнь ещё в девяносто восьмом году – тогда я снимала разбитую, кое-где зияющую стенами из оголённого кирпича однокомнатную молодожёнку – как они в то время назывались. Так получилось, что в тот момент, когда надо было срочно освободить предыдущую квартиру, список предложений в газете о найме жилья был очень скуден, и мне пришлось переехать из вполне благоустроенной квартиры и заселиться в этом отстойнике, никогда не знающем ремонта и расположенном в самом конце длинного, такого же убогого коридора на последнем этаже.

Ступив на ковёр из тараканов, которых хозяйка накануне любезно потравила прямо к переезду новых жильцов, я принялась усиленно наводить порядок. Воду для мытья полов пришлось поменять раз сорок: наливала прозрачную, выплёскивала в унитаз чёрную, как смола, потом графитовую, пока она не стала хотя бы отдалённо напоминать грязную воду. Под вечер, когда я выбилась из сил, в дверь, которую я и за дверь-то не считала – картонка фанерная… любой снесёт с одного удара, кто-то осторожно постучал.

На пороге стояли две девушки. Одна из них – моя давняя подруга с махровым полотенцем на голове, накрученном как у индуса – в таком виде она разгуливала, потому что жила четырьмя этажами ниже, почти подо мной, вторая – незнакомая блондинка. Новая девушка бросалась в глаза: платье короткое с кружевами белоснежно-белое, ноги – в таких же ярких босоножках на высокой платформе с ремешками-бабочками, тело у неё было, как у спортсменки, и в тоже время округлое, молочное, как говориться «всё при всём».

– Я тебе клиентку привела, – начала вместо приветствия подруга, пережимая саму себя туже поясом на банном халате. Подтянула, продолжила: – Зашли ко мне чаю попить с сестрой… Ты, говорят, никого не знаешь у кого платье пошить? Я говорю – знаю.

Холёная незнакомка совершенно не вписывалась в мой пустующий интерьер, состоящий из разбитых стен прихожей и рваных обоев комнаты, мебель и вещи я пока не перевезла. Хорошо, что подруга не привела её шестью часами раньше, подумала я, а то эти эффектные белоснежные босоножки на подрумяненных от летнего солнца ногах с педикюром разгуливали бы по дохлым тараканам.

Ангелина – такое имя было у заказчицы, стала посещать меня регулярно, и каждый раз с новым отрезом ткани. Все её запросы сводились к одному: слишком короткие обтягивающие платья, летние комбинезоны из шёлка, топы, демонстрирующие проколотый пупок… Она говорила, что в моих изделиях у неё растёт популярность у противоположного пола. Глядя на неё, мне казалось, что с популярностью у неё всё в порядке, но Ангелина была иного мнения, чего-то ей не хватало…

Пока мы примеряли, я всё больше узнавала о жизни моего «без умолку болтающего манекена». С каждой встречей мне удавалось всё глубже проникнуть в её внутренний мир, разобраться в чужой психологии, понять мотивы происходящих событий – так я стала невольным слушателем «многосерийных» историй, после которых я часами приходила в себя, переваривая услышанное и прокручивая заново в голове события очередного поведанного эпизода. Иногда Ангелина приводила с собой действующих персонажей этого «сериала», и я могла оценить их воочию; они дожидались, когда мы закончим, лениво перелистывая страницы потрёпанного журнала, который я им подсовывала, чтобы было чем занять. Около трёх лет во время примерок я слушала её откровения, местами выходящие за рамки – о чём обычно люди молчат, только вскоре мне это шитьё порядком осточертело. Но история Ангелины на этом не закончилась: мы продолжали обсуждать её эротические похождения и дальше – в свободное от работы время, при более редких встречах.

Ранние годы Ангелины на первый взгляд проходили как у всех: средняя школа, пионерские лагеря, занятия по акробатике для физического развития… Она была обычным заводным ребёнком с наполненной весельем жизнью и только впоследствии, оглядываясь на этот старт своей биографии, она понимала, что веселья было больше, чем слишком. Квартира, в которой жила её семья, напоминала проходной двор, где вперемешку играли дети и «гудели» за обильным застольем взрослые. Дверь никогда не запиралась, она то и дело бабахала с характерным щёлканьем, создавая порыв сквозняка, потому что кто-то приходил, кто-то уходил, хлопая в пьяном угаре с усиленным остервенением, а кто-то таскался гурьбой к провонявшей консервной банке, набитой окурками, вклиненной в просвет между стеной и пожарным краном.

Друзей у родителей было много, соседей тоже – многоэтажный подъезд… Проходная карусель из гостей кружилась по кругу: гогот, веселье, звон стаканов, но в тоже время дети были обуты, одеты, накормлены… Утром они бежали в школу, вечером из спортивных секций и заваливались спать где попало под привычное бабаханье двери.

Когда Ангелина стала подростком, ничего не изменилось – аттракцион «Весёлая пьяная карусель» безостановочно продолжал вращаться в их многолюдной квартире. Девушка, бросив мимолётный взгляд на кухонное застолье, проходила в свою комнату, прихватив по пути телефонный аппарат, тянущийся на длинном проводе из коридора, и закрывала за собой дверь. Пронзительно звонил телефон, она снимала трубку, слышала юношеский голос и одновременно начинала выпихивать шумных подвыпивших родителей, отреагировавших на звонок.

– Да это меня! Не вам звонят! – отвоёвывала она телефон, вцепившись обеими руками. – Да что ж такое! Па! Ма! Выметайтесь отсюда! Должно же быть у меня личное пространство…

– Кто? Чего? – слышала она в ответ бухтение предков, постепенно удаляющееся за дверью.

У Ангелины была близкая подруга Надя, чьи родители тоже регулярно заседали на всеми любимой кухне. Четырнадцатилетние подруги отгораживались от взрослого мира простой крашенной белой дверью с глянцевыми плакатами кумиров поп-музыки, ограничиваясь пространством в семнадцать квадратов и зависая в своём таинственном мирке среди бумажных, разрисованных фломастером кукол вперемешку с любовными записками от одноклассников. И это были самые безобидные годы из жизни Ангелины. Невинная детская возня постепенно перерастала во взрослую, сложную в отношениях и постоянном прибавлении новых проблем, жизнь. Но обо всём по порядку.

Родители после долгих сборов уехали на свадьбу к родственникам в соседний город. Это вызвало восторг у четырнадцатилетней Ангелины и её подружки, наивно полагавших, что можно теперь сигануть на кровать с дикими воплями и обзвонить весь знакомый молодняк с целью организации тусы. Надя тут же перебралась к ней с вещами, но только оставлять их одних никто и не собирался. Чтобы меньше беспокоиться за дочь-малолетку, предки пригласили присмотреть за ней взрослую двоюродную сестру, которую всегда ставили всем в пример за её обязательность, практичность и экономность. Замужняя тридцатилетняя Нелли была настолько чрезмерно ответственной, что радость от свободных выходных быстро сменилась на разочарование. Родители всегда восхищались достоинствами Нелли в присутствии девчонок: «Посмотрите какая она бережливая… В этих сапогах Нелька ходит уже девять лет! А простой карандаш, который она носит в сумке, работает на неё с 1 сентября 1 класса!» Для Ангелины такая практичность была не достоинством, а скорее недостатком, она всегда любила что-то новое, постоянно менять и экспериментировать.

Нелька была закоренелой моралисткой, блюстительницей целомудрия, застёгнутой на все пуговицы по самое горло. В её понятии, замужество должно свершаться в жизни один раз с одним единственным, появившимся в жизни мужчиной, как в случае с карандашом, да и то: познакомились лет в двадцать неизвестно где, или позднее, как происходило у неё самой, и сразу поженились, а до той поры на свидания и увлечения накладывалось строжайшее табу. Девочка, идущая с учебниками, обязательно должна смотреть вниз, сквозь асфальт, не поднимая головы на восхищающиеся взгляды противоположного пола, если, конечно, таковые найдутся в толпе.

Дверь за родителями захлопнулась, шум поутих, и сестра повернулась к девчонкам с грозным, не обещающим ничего хорошего, взглядом.

– Будете вести себя смирно, я сказала! Я вам – не родители! А-то обрадовались раньше времени, распрыгались, понимаешь… Две идиотки… – Нелька сгребла связку ключей от квартиры и положила себе в карман. – Идите пока наводить порядок! Позже зайду, проверю.

Сестра по привычке руководила ими, размахивая руками направо и налево, как тогда, когда они были орущей на весь дом обузой, мешавшей сорваться на свидание с неизвестно откуда взявшимся женихом. Только теперь они не наводили беспорядка, они повзрослели, и шалости у них стали другими. Ангелина с Надей – две, наливающиеся не по годам пышногрудые девахи остались в комнате одни. Тем временем новоявленная надзирательница – информатор и куратор, ушла на кухню готовить, попутно прихватив ещё и телефон на длинном проводе – это придавало ей уверенность, что девочки находятся теперь под её полным контролем и связаться ни с кем не смогут. Можно было не волноваться, и она перед родителями успешно за них отчитается, что время их отсутствия проходило в штатном режиме, без происшествий.