– Сильная мускулатура, – пояснил хирург, – даже скальпель не берёт. Возьму другой поострее.

– Где же вы их точите? – спросила Ангелина, борясь с волнением.

– Да за углом, в киоске. Там мужик сидит с точильным кругом.

Медперсонал и пациентка захихикали.

– Давно у нас не было таких терпеливых рожениц, – сказала медсестра.

Но после того, как извлекли младенца, всем стало не до смеха: персонал начал бегать и подключать новорождённого к аппарату. Не было слышно крика, в глазах пациентки вращался по кругу большой операционный светильник, расплывались потолок и силуэты врачей. Ребёнка Ангелине так и не показали, и она запаниковала – медсёстры попытались её успокоить, что такое бывает, якобы нормальное явление… После окончания операции обессиленную Ангелину перевезли в палату.

Ребёнка принесли на пятый день – это был очень крупный и розовощёкий парень. В коридоре висела доска почёта новорождённых, где он занимал первое место, как самый большой богатырь роддома. Мучительные соревнования в результате закончились победой.

После выписки Ангелина с мальчиком, которого она назвала Данила, вернулись домой: дома их встретил бардак, пыль, немытая посуда. Павлухин, как всегда, валялся на диване и вставать не торопился, ему было не до встречи с сыном. Ангелина просила мужа эти несколько дней, пока она будет в роддоме, подменять её на работе, но, как оказалось, он там ни разу не появлялся – всё это время Витя отлёживался и бухал. Рядом с кроватью был выстроен частокол из пустых бутылок. Кормящей матери пришлось вызывать на дом нарколога – Павлухину поставили капельницу, и это ей напомнило безнадёжную жизнь с Лукиным.

Доктора запретили Ангелине поднимать тяжести, пока не затянется шов на животе. Собирая ребёнка на прогулку, она попросила Витю помочь донести коляску – тот начал сразу возмущаться:

– Разве ты не видишь? У меня спина болит!

И Ангелина потащила коляску сама. Следующие десять дней к Павлухину ходила массажистка, а женщина из соседнего подъезда делала ему инъекции – лечение, разумеется, оплачивала Ангелина. Боли в спине у Павлухина начались от запоя, а не от работы, так как последней просто давно в его жизни не существовало.

К старшему сыну пришёл отец: Лукин ещё с порога вытянул шею, высматривая новорождённого, и подойдя к кроватке, выпалил:

– Привет, новенький!

Пока Лукин занимался с ребятнёй, Ангелина, пользуясь случаем, подключилась к работе по дому, Павлухин в это время отлёживался в спальне перед телевизором и через открытую дверь дистанционно помахивал рукой всем приходящим и уходящим.

Через два месяца Ангелине сообщили из интернет-магазина, что в пункт выдачи пришла посылка с детской одеждой. Пришлось просить Павлухина посидеть один час с ребёнком, пока она сгоняет за заказом – Витя опять взбеленился: почему это он должен с ним сидеть? Полдня Павлухин не поддавался никаким уговорам, Ангелина ушла в другую комнату и разрыдалась.

Обычно бывает так, что женщины с маленькими детьми являются заложниками своих домов, а мужчины, чуть что не так, поворачиваются и уходят из дома, чтобы «выпустить пар». Ничем не обременённые мужья идут в бар, к друзьям или к другим женщинам – они найдут куда пойти, а мамаши с детьми остаются дома, чаще всего одни, со своими слезами и ничем не залеченным стрессом.

Но в случае с Ангелиной это всё не работало: один в квартире – тема Павлухина, её направление – друзья и бар. Поразмыслив, она позвонила подруге с предложением куда-нибудь сдёрнуть, желательно за пределы города. Резвые мамаши оперативно собрали детей, погрузили в машину коляски и свалили на базу отдыха – Павлухин не сразу обратил внимание, что хлопнула входная дверь, то, что все куда-то подевались, он заметил лишь час спустя, когда выплывал из туалета. Витя тут же начал обзвон, но телефоны были недоступны.

На базе воздух был чистейшим, домик, который они сняли, находился среди высоких сосен, по веткам прыгали белки, грачи расхаживали по снегу, присыпанному хвоей. Женщины отдыхали в немноголюдном кафе на территории базы, ели пиццу, попивали пиво, снимали стресс. Ангелина покачивала коляску, старшие дети тоже по-своему «выпускали пар», освобождаясь от лишней энергии на свежем воздухе. Всего лишь два дня истинно блаженного отдыха – Павлухин так отдыхает каждый день, только без белок на ветках, белка у него была другая, та, которая «белочка». От накопившихся переживаний, тревог и волнений у женщин не осталось и следа.

После возвращения домой Ангелина снова взялась за изгнание сидящего на шее тунеядца. С Лукиным было проще – его, мяклого, как мешок с дерьмом, хватали и увозили куда надо, а этот активно упирался, перебрёхивался и никуда не собирался уходить. Чтобы жена успокоилась, он решил доказать, что тоже старается для своей семьи и купил на собственные деньги – так называлась совокупность всех Павлухинских зарплат за время проживания с Ангелиной, самый дешёвый шкаф-купе в пустующую до сих пор прихожую, а также привёз и повесил в ванную белый шкафчик, потому что до сих пор негде было держать многочисленные парфюмерные принадлежности, и они всем скопом стояли на полу.

Совместная жизнь продолжалась. Для того, чтобы успевать и с детьми, и на работе, Ангелина решила взять машину в автокредит, Витя с удовольствием прогуливался с ней по автосалонам, авто было выбрано и кредит в тот же день оформлен. Ангелина с новой энергией влилась в работу – в просторном багажнике коляска помещалась без труда, и она могла ездить на работу, таская ребёнка с собой, оставлять его было не с кем. Снова завертелась жизнь, в которой она могла не зависеть от чьей-либо помощи.

Павлухин распсиховался, когда понял, что на новой машине будет кататься не он, а Ангелина: он почему-то решил, что жена берёт кредит и покупает машину именно для него, то есть она по-прежнему должна будет трястись с грудным ребёнком в автобусах, а он лежать на диване и садиться за руль, когда ему понадобиться прогуляться по бутикам. Витя с самого детства привык, что в этой жизни всё происходит только для него, и если что-то совершается или покупается, то исключительно для Вити за его несравненную красоту. Ангелине на глаза попался статус: «Идеальная семья – это, когда папа работает, а мама красивая», – в их семье всё было наоборот.

Младшему сыну исполнялся год. Накануне дня рождения Ангелина пригласила фотографа, чтобы сделать памятные снимки детей, которые можно будет поставить в рамки. Женщина-фотограф приехала с аппаратурой на дом и взялась за дело, Павлухин всё-время скитался по квартире недовольный. Ангелина попросила его сместить ёлку на середину комнаты, на это он рявкнул:

– Замахала со своей ёлкой!

Ей стало неудобно перед фотографом, и они перенесли её сами. Ангелина попросила подвинуть диван, на что он выкрикнул:

– Достала со своим диваном!

Женщины подвинули диван сами. Фотограф усаживала мальчиков вместе на фоне ёлки, чтобы получились трогательные снимки в новогодней тематике, младшему одели колпак и приделали бороду – дети были в восторге. Всю фотосессию Ангелина готова была провалиться сквозь землю, и когда фотограф ушла, в адрес жены полетели дополнительные возмущения:

– Задолбала ты со своей активностью! Чего тебе не сидится?! Нахрена нужны эти фотосессии?! Деньги девать некуда? Дай их мне, я найду – куда…

Ангелина проплакалась, после чего взяла себя в руки и занялась приготовлениями к празднику. На следующий день должны были прийти гости с детьми: комната была празднично украшена, висели шары, готовились блюда, оставалось только съездить за тортом. Ангелина подошла к отцу именинника и попросила его привезти торт – терпение у Павлухина вконец лопнуло, началась такая истерика, что вопрос о его помощи был закрыт.

Приехали первые гости, и один мужчина с удовольствием согласился съездить с ней за тортом на его машине. Стол устанавливали тоже гости, Павлухин тем временем пьяный ошивался по квартире, в разгар детских конкурсов он уже корячился по полной – присутствовавшие уговорили его пойти прилечь, потому что праздник был на грани срыва. После того, как он удалился, всё вошло в своё русло, конкурсы продолжились. Родственники, приехавшие издалека, остались у них ночевать.

Утром, когда все проснулись, двоюродная сестра Ангелины – Катя, девушка с прямолинейным характером, не выдержала и сделала Павлухину замечание насчёт вчерашнего. Витя завёлся с полтыка, в ход пошли обоюдные оскорбления, в результате – они крепко сцепились. Агитатор за флегму не уступал:

– Зачем вообще собирать дни рождения, когда можно напиться в любой день? Вам нужен повод? Деньги девать некуда? Купи чекушку и сиди… Ито дешевле будет.

– Ты хоть в своём уме? – Катя растрачивала себя зазря, пробить броню не представлялось возможным.

– А твоя сестра пусть не лезет! – переключился он на жену. – Что она тут раскомандовалась?! Если ей что-то не нравится, пусть одевается и чешет в свою деревню!

Вся перепалка проходила на глазах у детей, Павлухин размахивал руками и требовал, чтобы все выметались… Мужики по просьбе Ангелины скрутили этого мудака и выкинули из квартиры вместе с новой дублёнкой и дорогими ботинками, а заодно отобрали ключи.

– Отдай мне половину материнского капитала и можешь быть свободна! – выкрикивал Павлухин, когда его уносили к лифту вперёд ногами.

Его сумки с вещами снова стояли на работе в кабинете – он не спешил их забирать. Каждый день непросыхающий трутень долбил в железную дверь и выкрикивал на весь подъезд матерные оскорбления в её адрес. Когда ему казалось, что их никто не слышит, он письменно дублировал на стене побелкой: буквы были огромными, чтобы каждый проходящий обязательно заметил и узнал какая сволочь живёт за этой дверью.

– Я лучше десять лет отсижу, мне не трудно… Но тебе не жить! – этот монолог, посвященный железной двери, слушали поднимающиеся по лестнице соседи, они оглядывались на, казалось бы, ещё вчера холёного жильца, который теперь стоял в испачканной дублёнке нараспашку, с сильным перегаром изо рта и долбил грязными ботинками по двери. Родителям Ангелины надоел весь этот цирк, они не выдержали и уволили его с работы. В тот же вечер папа и мама стояли на пороге у дочери с литровой бутылкой виски.