Чем ближе было возвращение Бориса, тем сильнее её трясло и спрятаться от него было некуда – он открывал её квартиру своим комплектом ключей, как собственную, и чувствовал себя в ней, как дома. Она не знала во сколько он приедет, куда направится в первую очередь: к ней или к жене, но знала одно: затаившаяся в ней Диана не станет мириться со сложившейся ситуацией. Она – не рабыня, она – королева охоты!

День подошёл к концу, Борис так и не приехал. Ангелина, посмотрев на часы, с облегчением вздохнула, но понимала, что завтрашний день опять пройдёт в ожидании наказания за плохое поведение. Вместе с младшим сыном она готовилась ко сну, как вдруг в замке повернулся ключ – на пороге показался Опека и Попечительство, небритый, уставший с дороги. Время суток для него не имело значения – он так решил, приехал и прямо с порога разразился громкой тирадой. Испуганный мальчик прижался к матери, они сидели на кровати, обнявшись, в ночных пижамах и выслушивали матерную брань чужого для них человека.

– Я буду твоим страшным кошмаром! – орал Борис. – Я тебя не оставлю в покое!

Ребёнок расплакался. Ангелина чувствовала злость и ненависть к этому монстру, ворвавшемуся поздним вечером без предупреждения в их уютный мирок, разочарование, страх, неприязнь, но только не любовь… Эти разговоры давно её вымотали, всё уже было говорено тысячу раз и обсуждать больше нечего.

– Всё же было так хорошо… – недоумевал Борис. – Я не пойму, что случилось?

Хорошо было ему одному: он сколотил свой мирок по собственному проекту, но никогда не задумывался насколько в его раю было плохо Людке, плохо Ангелине – они не говорили, они кричали ему об этом, но Борису, несмотря ни на что, по-прежнему было хорошо!

– Всё было плохо уже давно! – попыталась достучаться Ангелина, но не увидела никакого понимания своих слов. Она поймала себя на мысли, что границы у неё были стёрты напрочь, поэтому он решил, что ему дозволено всё. Разъярённый любовник по ходу своей ругани складывал в пакет ноутбук и основной телефон, через который она связывалась с участниками сайта знакомств, и он наверняка считал, раз уж она поиграла с ним в рабыню, то будет ею по жизни.

– Ты принадлежишь мне! – продолжал орать Борис, игнорируя напуганного ребёнка, который в своём возрасте уже многое понимал. – Ты – моя рабыня!

Страшно было представить, но этот человек действительно в это верил.

Глава 19 Качели

«Что мне надо сделать, чтоб с тобой порвать? – Этот вопрос был отправлен не Ангелиной, наоборот, она уже ничего не спрашивала и не отвечала, его прислал вознёсший себя до вершин Олимпа Борис. – Юристов привлечь или бандитов? Долг отдай! Это твой страшный сон! Твоя жизнь блядская… Ебланка! Тупое лоно! Рассчитайся! Потому что жизнь твоя вонючая не стоит ни копейки. Я боюсь, что завтра тебя на съёмной квартире хуем задушат… Загаси долг! И живи спокойно и счастливо…»

Через три часа безответного периода он продолжил натиск:

«Слов нет? Ты сама себе выбрала охуенную свободу! Что ты – такая офигенная тёлка, с этой свободой делать будешь? Бабки гони! Я жду. Ты теперь мне никто! Ни подруга, ни любовница, даже не партнёр… Я просто знаю, что ты в своём бесчестии сдохнешь! И нет тебе спасения… Жалко детей… Сына, если что, заберу, усыновлю».

Ангелину колотило от этой писанины, угрозы сыпались одна за другой. Чтобы узнать с кем имеешь дело, нужно разойтись, и всё дерьмо всплывет наружу.

«Почитала? Сказать нечего? Я так и знал! Соси дальше второй половине области. А! Ещё забыл сказать: это я люблю, или любил, твой запах, твой рот, твои глаза… Теперь об этом забудь! Тебя никто и никогда больше любить не будет! Беззубая и жирная шлюха! Помойка! Ты, тварь, разбила моё сердце!»

Все эти послания ставили огромную вдавленную точку в любых отношениях с ним, и если до этого Ангелина намеревалась остаться друзьями и помогать ему в работе, то теперь решила окончательно прекратить все отношения. Она удивлялась: как с таким чудовищем можно делить дом, детей, бизнес? Он кайфовал, когда принижал её – странно, что она раньше этого не замечала, вся его сущность, как гейзер, выплеснулась на поверхность, брызнула помоями в лицо и протрезвила задремавший, опутанный паутиной пьянства и вожделения разум.

После шквала оскорблений Борис не посмел приезжать, но продолжал поучать «заблудшую овцу» в переписке, тем временем одна сочувствующая подруга договорилась со знакомыми ребятами из ОМОНа, и они согласились защитить в случае чего. Увидев входящий от Бориса, Ангелина смело ответила на него – бывший любовник предложил встретиться и всё обсудить.

– Я согласна, но приду не одна.

– Это с кем? Подыскала мне замену? – Борис высокомерно подшучивал.

– Это люди, которые теперь будут защищать от тебя! Раз слов не понимаешь, перехожу к действиям.

Разговор не задался: после угроз он начал юлить, и она отключилась. Его манера общения стала напоминать качели, раскачивающиеся в хаотичном порядке: сначала он мог обрушиться в её адрес нецензурной бранью, после чего резко перейти на выражения типа «не могу тобой надышаться», а потом снова вывалить очередной беспорядочный набор изощрённых угроз.

Входящие от Бориса периодически продолжали высвечиваться – он прощупывал разные варианты, в надежде, что она одумается и будет паинькой, но Ангелина вела себя решительно, она продолжала угрожать сама. Если он не оставит её в покое, она обещала перейти к более жёстким методам.

В таком духе протекали две недели. Ангелина активно встречалась с другими претендентами на освободившееся место, а Борис постоянно срывался на жене – его состояние скрыть было невозможно, по отношению к домочадцам он стал невыносим. Жена, хоть и с трудом, но вовлекла его в откровенную беседу – двоеженец выставил несчастной жертвой себя, рассказал о кредите, о страхе перед влиятельной начальницей, и на семейном совете, в котором старшая дочь тоже принимала непосредственное участие, было принято решение уволиться.

Он приехал в офис без звонка: жалкий, грустный, с болезненным выражением лица, неузнаваемый – это был не тот Борис, позитивный, пышущий здоровьем, с улыбкой и шутками, а Борис, который последнее время провёл без сна и отдыха. Он первым делом выложил ноутбук и телефон, потом отсоединил два ключа от её квартиры и положил на стол. Присел. Спросил:

– Всё или ещё что?

– Аккаунт, – спокойно ответила Ангелина.

Борис взял со стола телефон и начал долго вводить цифры и буквы, исправлять, вводить заново – всё это время она молча смотрела на него, а он обмолвился между делом про своё вымотанное пошатнувшееся здоровье, про кровь, которая хлынула вчера из ушей – правда это или нет было неясно, зная его метод воздействия через жалость. Ангелина вспомнила, как он грозился повеситься дома как раз перед выездом к ней, чтобы сделать пустое, ничего не значащее предложение руки и сердца, вот и сейчас – была ли кровь, или это очередная брехня, чтобы разжалобить. Может он предположил, что Ангелина в один миг забудет все оскорбления в свой адрес, и они поедут к ней предаваться любви, страстно и безудержно, как в прошлый раз, когда она узнала о существовании жены.

Насчёт кредита Борис просил не волноваться, сказал, что подождёт. Телефон в его кармане трезвонил каждую минуту – он не реагировал на звонки, ждал хоть какой-то реакции от Ангелины, но она думала как раз об этих надоедливых звонках.

– Не возьмёшь?

Борис, получив разрешение, полез за телефоном.

– Да! – предельно сухо сказал он кому-то.

Звонили жена с дочерью, она поняла это по одному его «да»: сколько этих «да» было за пройденные годы, и говорил он их разным людям с разной интонацией.

Родственники беспокоились, отправив мученика на съедение к этой матёрой волчице, их общей целью было отвязаться от прилипчивой бабы, которая околдовала мужа и отца, главного кормильца, главу от слова «голова». Он выслушал длинный текст, после чего закончил:

– Да еду я, еду!

Бывший любовник запихивал телефон обратно в карман, многозначительно глядя Ангелине в глаза – к её радости в кабинет вошли заказчики, и Борису ничего не оставалось, как покинуть офис.

Из дневника: «12 февраля. Он сделал свой выбор. На самом деле он сделал его давно, но я не позволяла себе думать об этом. Сегодня всё. Всё! Я так устала, нет сил. Я хочу быть свободной. Смеюсь и плачу, не знаю от чего, не пойму своё состояние – плохо мне, или хорошо…»

По прошествии месяца Ангелине в дверь позвонил Павлухин – вот кому она была рада в последнее время, их дружба становилась крепче с каждым днём, теперь они понимали друг друга. Павлухин поощрял её похождения на свидания с мужиками, понимая, что это у неё любимый способ удовлетворения, а Ангелина стала спокойнее относиться к его допингу под названием «чекушка», если это никому не мешало. Павлухин старался не выпивать во время общения с ребёнком и дома в присутствии родителей, чтобы не расстраивать их лишний раз. Чекушку он опрокидывал по пути домой, в отцовском гараже – для этого вечернего допинга Ангелина заботливо нарезала ему свежих огурцов и присаливала, растрясая в целлофановом пакете. Погуляв с сыном, фанат ЦСКА брал из её рук пакет с малосольными огурцами – своеобразную награду за хорошее поведение, ехал домой, покупал в магазине долгожданную чекушку, закрывался в гараже и хрустел там огурцами в полном одиночестве, после приходил домой и заваливался спать. Таким образом волки были сыты и овцы целы.

Павлухины-старшие в силу своего пенсионного возраста ложились рано и в каком состоянии возвращается сынок не замечали, кроме единственного случая, когда поутру они обнаружили его ботинки не на обувной полке, а в самом верху, на полке, предназначенной для головных уборов – ботинки стояли аккуратно и ровно среди шапок, кепок и шарфов. Родители сразу высказали сорокалетнему сынку-тунеядцу, который в это время с умным видом попивал рассол под видом чая, свои недовольства по поводу пьянки – на что Павлухин удивился: где же он мог так проколоться, ведь он бесшумно на цыпочках прокрался к своей лежанке, когда родители храпели на весь дом. И только собираясь куда-то в сторону улицы, он, поискав ботинки, задрал голову вверх и смекнул что к чему.