Светлана Хорошилова - Ангелина, или Ненасытная тварь

В жизни я сделал очень много ошибок, как и все, и искренне в них раскаиваюсь, но я не считаю ошибкой нашу с тобой встречу, свадьбу и тем более рождение сына. Он – мой единственный ребёнок, которого родила мне любимая женщина, я хочу быть рядом, дарить подарки и внимание. Но пойми, я не могу ждать вечно, когда ты созреешь. Не допусти того дня, когда в моём сердце для тебя просто не будет места.

Единственное, что мне мешало – это пьянка, а соответственно отсутствие работы, но я твёрдо сказал – НЕТ, больше не пойду на поводу у этого, слишком много из-за неё потерял и не хочу терять самое дорогое – семью.

Ты взяла себе образ эгоистки и удачно за ним скрываешься, но порой в твоих глазах я вижу ту добрую девочку, в которую влюбился – она всё ещё живёт в тебе. Слёзы наворачиваются. Своей местью ты убиваешь душу и сердце, но пока я жив ещё, прошу тебя прости и поверь. Помоги нам обоим. Я не держу на тебя зла…»

Борис дочитал до конца, у него заблестели глаза.

– Бедный мужик… Ничего не изменилось. – Он разнервничался и отшвырнул письмо в сторону. – Я сейчас заплачу. Ты всех довела – Чёрная вдова. Павлухин звонит мне, на тебя жалуется, Лукин в могиле, у меня – кровь из ушей льётся, а тебе – похуй! Ты всё пляшешь… На секс-вечеринках до пяти утра, веселишься на полную катушку, на наших-то костях… И сколько этот геноцид будет продолжаться?

– А на моё место кто-нибудь становился? – уставилась на него Ангелина. – Да может это такая защитная реакция? Кто-нибудь знает, что у меня творится в душе? Все только о себе и думаете!

Она встала, воткнула листы обратно в конверт, задвинула ногой коробку под кровать и направилась в ванную, смывать с себя слюни Бориса. Душ хлестал по лицу, когда в голове всплывали строки из «Дневника молодой жены» – его Ангелина начала вести сразу после свадьбы в отдельной попавшейся под руку тетрадке и забросила после развода с Лукиным.

Как всегда, в хронологическом порядке она перечисляла важные для неё события, начиная с первого дня после свадьбы. Выдержки из этого дневника стали ответом на то письмо. Почти каждый день рябил словами с одним и тем же смыслом: «ужасный день, увидела твой звериный взгляд, ты в хлам, ты напиваешься вдрызг, ты проводишь ночь в милиции, кидаешься с вилкой на дядю Лёню, уходишь за минералкой – приходишь пьяный, и это только полтора месяца нашей семейной жизни…»

«Пусть это будет моим ответом на твоё красивое письмо, но я не верю тебе. Я знаю, что ты будешь беситься, орать на меня, психовать, устрашать, давить, угнетать, но всё равно – НЕТ, совместная жизнь с тобой ни к чему хорошему не приведёт…»

Тем временем Борис встал и от безысходности продолжил тереть пол. Дома он сроду тряпку в руках не держал и тем более не готовил, он научился это делать в командировках, сопровождающих всю его жизнь. Не случайно он выбрал вахтовый график: все годы брака он кормил жену байками, что находится в командировке, а на самом деле отлёживался в постелях у разных женщин. Но только у Ангелины он не отлёживался, а драил пол, варил борщи и кормил её детей, после его визитов квартира у любовницы была убрана, дети накормлены. Борис уедет, придёт Павлухин делать то же самое. Это – зависимость, можно сказать – наркотическая, одурманивающая, усыпляющая бдительность. Они спешили в эту квартиру, забив на всё остальное: на жён, на детей, на работу. А если прогонит… Ну что ж? Пишите письма!

В понедельник Ангелина уже мчалась на работу, потом оттуда сразу в банк, а из банка на объект заказчика – в такие дни она кружилась, как белка в колесе: весна была в разгаре, начало сезона всегда требовало много времени и сил.

В дороге зазвонил телефон с незнакомым номером:

– Привет! Ну куда ты пропала?

Ангелина не разобрала – кто это, но ответила, что работа кипит и «никуда я не пропадала». Так они разговаривали с незнакомым мужским голосом минут десять. Когда она поняла, что это кто-то с сайта, то попросила прислать его фото и написать имя – парень был просто ошарашен, он был настолько удивлён, что она не помнит его имени и не знает, как он выглядит.

– Ну и что?! Дальше что? – возмутилась Ангелина. – Как я буду вас всех помнить?

– Как это всех? Мы же с тобой позавчера до двух часов ночи переписывались…

За день у неё шла переписка параллельно с двумя-тремя десятками таких, как он. Ангелина не знала, что на это сказать, она не понимала: почему она должна всех помнить, для неё это было сравнимо, если б, например, пришла она с рынка, а её спрашивают: как… ты не помнишь такой-то арбуз? Когда ты подходила к седьмому лотку, ты постукивала по нему пальцами, такой в верхнем ряду, килограммов на восемь…

Парень на неё сильно обиделся, возможно, занёс в чёрный список, возможно, она сейчас разрушила его надежды, разозлила на весь женский пол – многие злились, кому она не отвечала. Да один Борис чего стоил, находясь у неё в опале, а теперь впустила – размяк, подобрел, снова улыбается, угождает на каждом шагу. Две недели мелькал перед глазами, впервые начал ревновать к Павлухину, который как всегда тёрся в её стенах.

– Уходи оттуда! – кричал Борис в телефон. – Что ты там забыл?

Потом приходил и требовал объяснений у Ангелины в присутствии того же Павлухина:

– Что он здесь ошивается круглыми сутками?!

– Ну как – что? Муж всё-таки, хоть и бывший.

– Какой он на хер муж?! Ты – вдова!

– Вдова, да…? А-а-а…

«Ничего себе, – подумала она, – какой ярлык он мне наклеил. Такое количество мужиков, а я – вдова».

– Никакая я не вдова! – Оба на неё обернулись. – Я – свободная разведённая женщина!

Они уставились в поисках смысла в этой фразе. Возникла продолжительная немая сцена, тишину нарушал лязг вилок и ножей, которые Павлухин складывал в ящик стола по отсекам.

Когда Борис уехал в очередную командировку, Ангелина обнаружила пропажу тайного телефона – она таскала его с собой в сумке с выключенным звуком и старалась не засвечивать в присутствии Опеки. Тот больше не устраивал обыски, по крайней мере в открытую, в противном случае она бы снова выставила его за дверь.

– Ты не видел мой телефон в золотом чехле? – позвонила она Борису. – Признайся, ведь ты его взял?

– Какой телефон? Я не брал. – Отвечал Опека, искренне изобразив удивление. – Может ты посеяла его, когда мы были на базе отдыха? Помнишь, когда пьяная была… Выронила где-нибудь, а я теперь – крайний. Мне, кстати, обидно.

Гудки постоянно шли, а телефон так и не находился. Может и вправду лежит на базе у реки, звук отключен – значит, его никто до сих пор не нашёл. Ангелина с ним уже распрощалась, но тут фанаты с сайта стали задавать один и то же вопрос:

«Тебя каким ветром туда занесло?»

«В смысле?» – недоумевала она.

«Ты хоть знаешь, где светишься? У тебя написано – Дмитров».

Она зашла в свой профиль и убедилась, что ребята не шутят: в комплекте с псевдонимом «Диана» и знаком зодиака значился город Дмитров, и до неё только дошло, почему в последние два дня сыпались сообщения от мужчин именно из Дмитрова. В этом же городе находилось командировочное пристанище хитрого жука Бориса. «Ах ты сука! – разозлилась она. – Опять, значит, за старое».

Борис выслушал набор матерной брани, продолжая отрицать свою причастность к исчезновению телефона, но Ангелина больше не покупалась на его байки – такого случайного совпадения, будто прибор для связи сам взял и уехал за несколько сотен километров именно в город, где заколачивает деньгу Борис, быть не могло. Но любовник упорно продолжал настаивать на своём, и Ангелине, находящейся в состоянии злости и недоверия, ничего не оставалось, как известить его об очередном разрыве, что отношениям конец. Борис подумал и перезвонил, тон его сменился, он снова начал извиняться, просить прощения и обещать, что такое больше не повторится.

– Это и вправду я его взял. Случайно так вышло, пьяный был, но я в него не заглядывал, я нигде не лазил, не копался и ничего не читал.

– Так я тебе и поверила, – засомневалась она, – что не копался.

Вечером пришло от него сообщение: «Пиздец! Тоска. Не могу без тебя! Наверное, сбегу пораньше. За телефон прости! Чёртова ревность… Я даже тебя к отцу твоему ревную…»

Из дневника: «29 апреля. Бориска снова в командировке. Я тоскую и скучаю. Нет, не так. Одна часть меня тоскует и скучает, другая боится и не хочет встречи с ним. Странно… Но меня – нас, действительно две. Хочется прижаться к нему, утонуть в его объятиях и лёжа, обнявшись, смотреть фильм. Нет. Лёжа-обнявшись – это не про нас с ним, он никогда не лежал, ему постоянно надо бежать и ехать…»

«30 апреля. Вчера общались с ним по видеосвязи – он мне сказал, что первым делом приедет не домой, а ко мне. Я орала, что не хочу его видеть, чтобы он забыл мой адрес – на что он ответил, что так, как он, меня никто не будет любить и терпеть мои заёбы и помогать мне никто не будет. Да, помогал по дому – тут равных нет, но я не знаю, в чём заключается его любовь… Да, целовал, обнимал и трахал, но взамен просил полное подчинение, полный контроль».

Синявская, с которой Ангелина на почве совместных посиделок сближалась с каждым днём всё больше и больше, приехала поздно вечером на такси, раздражённая и хмурая, с грохотом поставила на стол пакет и стала психованно выставлять крепкий алкоголь с соответствовавшей ему закуской.

– Я тебя не узнаю… – прокомментировала Ангелина её действия.

Подруга, выдохнув, приземлилась на кухонный диван и застыла, уставившись в одну точку, свесив вниз обмякшие руки.

– Меня всю трясёт.

Ангелина никогда не видела её такой: Синявская всегда казалась ей бурлящим гейзером с нескончаемой энергией, многорукой богиней, в руках которой вращалось всё. В её руках в одно время умещались три сотовых телефона, по которым контролировались рабочие процессы, черпак, которым она помешивала рагу, карандаш, которым она подчёркивала ошибки в тетрадях своих детей и бутылка, из которой она подливала себе и Ангелине.