Девочка безудержно рыдала, сердце матери размякло от ее слез, и она опустилась в кресло.

— Но как же так, дочка? — тихо проговорила она. — Да ведь он карлик, ущербное создание, урод! Он шут, просто вещь! — Анна обхватила голову руками и надолго замолчала. Тишину нарушали только жалкие всхлипывания виноватой Марихен.

— Но он добрый и умный, мама, а поет словно ангел! — подняла припухшее лицо девочка, но наткнулась на такой болезненно–сердитый взгляд, что снова разрыдалась, низко опустив голову.

— Я велю высечь это маленькое чудовище, и отошлю в монастырь! — решительно поднялась Анна — А ты отправляйся в свою комнату, и до бала не показывайся!

— Мама, не надо! Не бей его, он этого не выдержит! — с криком побежала за ней Марихен, но та решительно шла вперед, и даже не обернулась:

7 Я велела тебе удалиться, разве непонятно!

8 Мама, умоляю тебя!

— Томас, закрой юную госпожу в ее комнате! — бросила графиня стражнику на ходу, и тот почтительно, но сильно взял Марию за локоть:

9 Извольте, сударыня!

Марию это очень сильно задело, и она резко выпрямилась:

10 Пошел прочь, болван! Не смей касаться графини Готтен!

Гордо повернувшись, почти бегом удалилась в спальню. За ее спиной в замке повернулся ключ.

— Она убьет его! — простонала девушка, и упав лицом на роскошную кровать, залилась бессильными слезами. Так горько ей приходилось плакать лишь однажды — когда гонец принес известие с поля сражения о гибели ее благородного отца, графа Фридриха — Анжея Готтен…

— Госпожа Мария — Францина! Сударыня! — тихо трясла ее за плечи служанка, и Марихен резко открыла глаза.

— Ах, я спала? — удивленно посмотрела она на девушку — Что ты здесь делаешь?

— Ваша матушка прислала маня одеть вас, приготовить к балу!

— А где шут? — беспокойно воскликнула Марихен, вспомнив все, и страшно испугавшись за малыша.

— С ним все в порядке, сударыня, мы, слуги, спрятали его в кухонном шкафу, и гнев вашей матушки уже прошел! — лукаво прощебетала девушка, раскладывая роскошное лиловое платье на кровати — А можно ли узнать, что так рассердило госпожу Анну — Гертруду? Она хотела немедленно отправить в монастырь бедняжку Енота, и называла мерзким вероломным змеем, вползающим в святыню!

— Это не твое дело! — строго оборвала ее Мария — Исполняй свои обязанности — «С ним все в порядке, ах, благодарю тебя, Господи!»

В тот вечер Анна — Гертруда Готтен задала воистину великолепный бал! Столы ломились от великолепных яств и угощений — дичь из благословенных графских лесов, оленина на вертелах, невиданные заморские фрукты, превосходные французские вина, восточные сладости и прочие лакомства удивляли взор и услаждали желудок. Множество госте, один знатнее другого, восхищались гостеприимством и щедрость прекрасной хозяйки, ее красотой и богатством. Благородных господ развлекали развеселые акробаты и трубадуры в пестрых лохмотьях, ведь что такое наряд акробата рядом с пышным платьем господина? Лохмотья, только и всего!

Марихен беспокойно выискивала глазами среди стройных ловкачей маленького Енота, но его нигде не было… «Боже мой, неужели же мать нашла его!» — обдало холодом молодую графиню, и она глубоко вздохнула, набираясь храбрости спросить о нем у матери, но ее опередила соседка–герцогиня, часто бывавшая на светских вечерах Готтен:

— А где же ваша крошка–шут, моя дорогая графиня? Он был так забавен и остер на язычок!

— Он нездоров, милая Энастази! Такая жалость, и ведь именно сейчас, когда был бы так кстати!

Мария вздрогнула от этих слов, и пристально всмотрелась в беззаботное лицо матери, пытаясь понять, правду ли та говорит, или просто отговаривается.

Сидя за пиршественным столом, Мария совсем не могла есть, напряженно держалась и невидящими глазами следила за ловкими движениями акробатов. Ей хотелось как можно скорее уйти, обежать весь огромный замок, найти шута и убедиться самой, что с ним действительно все в порядке, и он жив. «Нет, мама не может его казнить! Он ведь ничего не сделал!» — и резко вздрогнув, уронила вилку — ее будто кто–то тронул за колено маленькой рукой. Она поспешно наклонилась, заглянув под стол — у ее ног радостно улыбался Енот.

— Ты здесь! — ахнула Марихен, торопливо обняв шута, и дабы не привлекать внимания, выпрямилась с вилкой в руке. Радостные мысли роем закружились в ее голове — ах, сумасшедший, он пробрался в пиршественный зал, нашел способ дать ей знать, что он цел и невредим! Минут десять она сидела как на горячих иголках, не зная, что предпринять.

— Госпожа, вы так чудесны, что я не могу смотреть только на кончики ваших ножек, я выхожу! — наконец услышала она громкий шепот из–под стола, и в следующий миг раздался визг — дама, сидевшая рядом с Марихен подпрыгнула на месте, а за ее спиной возникло маленькое чудовище — выбеленное личико, кроваво–алые губы, разлохмаченные длинные волосы и какое–то странное рубище заставили всех забыть о еде и разговорах — гости во главе с хозяйкой застыли с открытыми ртами. Даже трубадуры и акробаты остекленели, тишина установилась кристальная.

— Призрак замка Готтен приветствует вас, господа! — прокричал гадкий шут, и развязно потянувшись, взял яблоко со стола, прямо через локоть Анны. Первой не выдержала Марихен, дико расхохотавшись. Это было весьма непристойно для девушки ее положения, но напряжение последних дней дало о себе знать таким неожиданным образом.

— Мария — Францина! — одернула ее мать, строго глянув, и она притихла.

— Довольно мило! — заявил шут, и уселся прямо на пол у ног Анны — продолжайте, или господа заскучают! — хозяйски махнул он акробатам, и бросил недогрызенный плод на паркет.

— Боже, Анна, дорогая, продайте мне это гадкое создание! Я дам вам хорошую цену! — воскликнула дама, что была напугана первой.

— Дорогая Джеральдина, я бы и сама рада избавиться от него, но ведь призраки не продаются, тут скорее нужно послать за священником! — невинно развела руками графиня и рассмеялась.

— Как знать, сударыня, возможно, я бы и перешел к вам, но — увы — призраки, как и крестьяне, не выбирают, какой силе им подчиняться! И тоже бывают голодны! — при этом карлик стянул со стола целую куропатку, отошел на шаг, сел как на диван на подбежавшего Локи, и не забывая делиться, быстро приговорил ее всю. Гости веселились, наблюдая за шутовско–собачьей трапезой. Доев, Енот встал, на руках пробежал в круг танцующих акробаток, и принялся ловко отплясывать и метаться среди них, размахивая рваными рукавами, чем удвоил сходство с ночным кошмаром, к тому же завывающим дурным голосом. Веселье возобновилось, набирая обороты — посуда звенела, гости смеялись, вино лилось рекой. Сердце Анны потеплело, и она благосклонно приняла настойчивые ухаживания молодого польского князя, ее знатного гостя Вацлава Ксешинского. Князю едва минуло тридцать пять, он был элегантен, острословен и редкостно хорош собой. Он, не уставая, весь вечер восхищался красотой и умом графини, и даже дошел до намеков об объединении их фамилий… Но практичная и расчетливая Анна — Гертруда не растаяла, и мысли ее выстроились стройной цепочкой несколько в ином направлении:

— Ах, мой милый князь, в своей красоте я не сомневаюсь. Но ведь были времена, когда я блистала юностью, подобно утренней росе на райских лепестках, и стоит вам обратить взор на прелестный цветочек — мою дочь, и вы сами поймете, насколько хороша была я!

Князь Вацлав с интересом перевел взгляд в указанном направлении, и Анна довольно улыбнулась — скорее отдать девочку замуж, отправить хозяйкой в польское княжество с молодым и полным сил красавцем — мужем, и выбить вон из ее светлой головки этот бред с шутом!

— Да, невозможно не признать, ваша дочь хороша как ангел! — не отрывая жадного взгляда, произнес князь, и Анна довольно улыбнулась — все будет так, как она задумала! Не будь она Анна — Гертруда Вершбен, графиня Готтен!

— Дочка, как ты находишь нашего милого князя Вацлава? — словно невзначай обронила Анна, болтая по–женски после очередного его посещения.

— Он как будто бы очень мил… но бывает у нас слишком часто, — тихо ответила Марихен, отведя взгляд. Она догадывалась о «коварных» замыслах матери.

— Пришел барон пешком с мешком, — вполголоса заел сидевший в кресле енот, и Анна вспылила:

— Ты снова забываешься, шут! — воскликнула она — Что это за намек? С каким еще мешком? Князь Ксешинский очень богат и знатен, не в пример тебе!

— О чем вы, сударыня? Я вас решительно не понимаю! — поднял невинные ореховые глаза шут — Это просто дурацкая песенка слабоумного! А князь и верно диковинно хорош! — изломал гордое лицо, подражая князю. Марихен прыснула в платочек и обменялась с Енотом ласковым взглядом.

— Пошел вон, — спокойно махнула рукой графиня, точно зная, что карлик не послушается. Тот и правда, только встал и прошел в угол, насвистывая, будто сам решил прогуляться — дочь моя, я должна сообщить тебе весьма радостную новость, — начала Анна, перестав замечать несносного человечка — я намерена объявить о вашей с князем помолвке через неделю, на праздновании твоего пятнадцатилетия.

При этих словах девушка смертельно побледнела и сжала губы, а шут перестал свистеть. И с отчаяньем посмотрел на хозяйку. Однако же оба быстро взяли себя в руки, Марихен встала и поклонилась матери, не поднимая глаз:

— На все ваша святая воля, матушка! Позвольте мне удалиться!

— Иди… и хорошенько подумай, это ведь превосходная партия, князь делает нам честь!

— Да–да матушка, я понимаю! Прошу меня извинить! — и девочка почти бегом выскочила из комнаты.

— Побежала оплакивать свою радость! — воскликнул Енот, хлопнув в ладошки — Ах, как она счастлива Вашему мудрому решению.

— Я, кажется, велела тебе пойти прочь! — страдальчески сморщилась Анна.