Все это не было странным, ведь Джерард Артур Мандьяро, тайный советник Её Величества по личным вопросам, был элитнейшей, безумно дорогой проституткой на службе короны. Фрэнк не знал, можно ли так называть то, чем занимался хозяин. Ведь никогда за свои действия он не требовал денег. Хотя очень часто получал и их, и другие знаки внимания в таких количествах, что у Фрэнка никак не укладывалось в голове — каким образом это возможно? Что нужно сделать, чтобы виконт разоряющегося рода отдавал его наставнику последние бриллиантовые украшения своей жены после встреч с ним, и Джерарду приходилось снисходительно принимать их, потому что иначе виконт грозился расправиться с собой, не уезжая из поместья? Что делал в восточном крыле, в этой запретной для всех комнате, обитой шёлковой тканью цвета тёмного янтаря, хозяин с несговорчивым послом какой-либо провинции, после чего тот подписывал любую бумагу, что подсовывали ему, загадочно и блаженно улыбающемуся, канцелярские крысы королевы? Чем он занимался с главным камердинером из свиты наследника другого государства, когда тот приезжал с дипломатическим визитом, после чего все самые гнусные секреты и тайны венценосного правителя были в полном распоряжении Её Величества? За своё искусство обольщения, за умение вовремя выслушать и вовремя сказать то, что нужно, за умение читать людей, как открытые книги, когда надо, подчиняясь, а в других случаях удовлетворяя скрытую потребность в подчинении и подавлении, наставник получал мыслимые и немыслимые блага для себя, своего положения при дворе и тех, кто был ему дорог. И, конечно же, столько же ненависти, порицания и презрения от благородных представителей высшего света, которым не перепало от небесных сил даже малой толики его талантов. Многие бы отдали душу просто за то, чтобы избавиться от него. Или чтобы провести с ним хотя бы одну ночь.

Джерард Артур Мандьяро не был представителем аристократической крови или громкой фамилии. По многим недоговорённым до конца беседам, ведь хозяин не любил рассказывать про своё далёкое прошлое, Фрэнк понял, что месье Джерард достиг всего, что имеет, сам, практически с нуля. Как-то тот обмолвился, что рос в бедной семье, и отец умер рано, а мать не могла прокормить ораву голодных детей, в которой наставник был одним из младших. Все они были предоставлены сами себе и кормились, кто как умел. Больше учитель никогда не упоминал о том времени.

Месье Джерард мешал такому количеству людей, что Фрэнк до сих пор не понимал, как хозяин дожил до своих тридцати лет в такой атмосфере. Но он жил, становился ещё изощрённее в своём искусстве обольщения и образованнее в науках, оттачивая свое мастерство до невозможной остроты. И он учил Фрэнка всему, что знал и умел сам, потому что сделка, заключенная с наставником много лет назад, гласила, что в свой двадцать первый день рождения юноша перейдёт под фамилию Уэев, став преемником и наследником Джерарда, который был категорически против брака и детей. Что примет на себя все дела и ответственность, переложит на свои плечи обязанности советника и отпустит учителя на несколько лет путешествовать по миру. Это была давняя его мечта, которая никак не могла осуществиться, пока тот был при дворе на службе у Её Величества.

Фрэнк начинал с разнорабочего и служки в этом доме, драил полы и тёр серебро, постепенно, по крохам заслуживая доверие и расположение, дойдя по лестнице иерархии до статуса управляющего поместьем. Наставник всегда общался с ним уважительно и с самого начала увлекал такими интересными беседами, после которых у мальчика долго кружилась голова, а сны были яркими и красочными, как картинки из деревянной трубочки-калейдоскопа. Он говорил про чудесных фей и тут же обсуждал принципы работы паровых двигателей, рассказывал про страны и государства, не забывая упомянуть фантастических животных, там обитающих, и терпкие, щекочущие язык, названия рек и гор. Уже тогда, в этих невинных беседах, Джерард начал учить его, ещё ничего не подозревающего.

Много позже наставник говорил ему: «Мне ничего от тебя не нужно, Фрэнки, мой мальчик. Только твоя жизнь, — тут он грустно улыбался своей прекрасной улыбкой, — и твоя безоговорочная верность мне».

Оставалось меньше года до срока, означенного в их договоре, и Фрэнк ощущал, как время, отведённое ему, чтобы быть рядом с учителем, истекает. Он чувствовал, что что-то должно поменяться, и чтобы перемены не стали для него неподъёмной болью, планировать и действовать предстояло ему самому.

Передумав в сотый раз эти мысли и дочитав вслух свой доклад о средствах и тратах в поместье, — наставник давно научил его разделять своё сознание, чтобы активная внутренняя жизнь и размышления не мешали внешним беседам и диалогам, если они не требовали полного участия, — Фрэнк поднял голову на наставника, ожидая его критики. Но тот стоял лицом к окну, тоже думая о чём-то своём, и не реагировал.

— Джерард? — Фрэнк слегка повысил голос, чтобы вывести хозяина из оцепенения.

— Да? — заметил тот, наконец. — О, ты уже закончил? Прости, я немного отвлёкся. На улице такая чудесная погода, что тяжело заставить себя думать о деньгах. Половину я запомнил, а половину перечитаю позже… — Джерард словно задумался на мгновение. — Скажи мне свой вердикт, как у нас обстоят дела, чтобы я мог планировать дальнейшие действия?

— У нас всё просто превосходно, Джерард. Доходы много превышают расходы, даже когда вы тратите деньги незапланированно и под влиянием внешних факторов или своего настроения.

Наставник расхохотался, глядя на Фрэнка, говорящего всё это с разумным и серьёзным видом.

— Боже, Фрэнки, ты до сих пор не можешь простить мне те несколько маскарадных костюмов и маски, что привезли от портного пару дней назад? Не волнуйся, я буду пользоваться ими очень часто, так что это не «неразумные траты», это было необходимостью, — сказал он, улыбаясь своим мыслям. — И хочу предупредить тебя, что сегодня вечером оставлю вас с Маргарет и Полем одних, так как уеду по делам и не вернусь до утра, я думаю. Пригляди тут за всем, хорошо?

— Конечно, Джерард. Вы собираетесь на бал к мадам фон Трир?

— Всё-то ты знаешь, мой мальчик. Да, именно, — наставник отошёл от окна и, поставив руки на стол, слегка навис над Фрэнком, сидящим в деревянном кресле внизу. Его длинные чёрные волосы, собранные атласной лентой в чуть растрепавшийся хвост, лежали на правом плече, на белой ткани сорочки, оголяя с другой стороны чувственную линию шеи, челюсти и изящного уха.

— Разрешите мне сегодня сопровождать вас? — тихим, чуть томным голосом, слегка приоткрыв мягкие губы, вспорхнув взглядом от ключиц к глазам наставника, спросил Фрэнк. Он уже знал ответ, но не попытаться не мог. Сердце в груди забилось быстрее от прямого перекрестья взглядов.

— Ты не сдаёшься, Фрэнки? — снисходительно усмехнулся Джерард. — Счастлив видеть, мои уроки не проходят даром. Ты даже попытался заигрывать со мной сейчас, или мне показалось? — он тепло улыбнулся. — Поверь мне, мой мальчик, любой бы поддался, будь он на моём месте. Но тут стою я, умудрённый неподъёмным опытом, и снова отвечаю тебе — нет. Тебе нечего делать у Шарлотты. Просто поверь мне. Я бы не хотел, чтобы ты посещал балы ещё какое-то время.

«То время, пока их посещаете вы, наставник?» — мысленно вопрошал Фрэнк, разочарованный, но всё так же исполненный решимости провернуть задуманное им нынешним вечером. Песок сыпался с тихим шелестом, и минуты рядом с этим дорогим, любимым, таким важным человеком утекали сквозь тонкую талию стеклянных часов. Узнав заранее место и время проведения бала, используя все трюки и способы, которым его обучил хозяин, Фрэнк еще в начале недели договорился с надёжным помощником в городе, и тот обещал организовать ему экипаж к нужному времени, возницу и бальный костюм по размеру с карнавальной маской в пол-лица. Он собирался ехать к особняку баронессы Шарлотты фон Трир тайно, вскоре после отбытия наставника, и, наконец, выяснить, почему Джерард так категоричен в своём отказе вот уже несколько лет.

****

Джерард предвкушал. Всё его существо трепетало, а мышцы наливались нездоровым возбуждением. Экипаж уже ждал внизу, и он бросил последние оценивающие взгляды в огромное старинное зеркало напротив входной двери на безупречную чёрную классическую тройку, отороченную атласом, на белое кружевное жабо под шеей, сколотое аметистовой булавкой, на неприличного вида обтягивающие брюки, которые только-только должны были войти в моду в Париже, на шляпу-цилиндр и чёрную, расшитую стеклярусом атласную полумаску, завершающую образ, и понял, что снова неотразим. И что сегодня, наконец, его истосковавшаяся плоть успокоится на какое-то время. Что сегодня вечером всё будет так, как хочет он, а не так, как надо для службы. Сегодня вечером Джерард планировал отдохнуть за весь тот нервный месяц, проведённый при дворе.

— Фрэнки, не скучай! Я ухожу. Оставляю дом на тебя, — он слитным движением развернулся и прошёл к двери, накидывая на плечи чёрный свободный плащ.

— Хорошего вечера, Джерард, — прокричал с лестницы второго этажа Фрэнк и, едва дверь за хозяином закрылась, влетел в свою комнату и начал метаться по ней, как ураган, надевая идеально сидящий костюм с сорочкой изящного кроя, мягкие вельветовые бриджи и безрукавку, повязывая на шею цветной платок таким образом, чтобы он прикрывал половину шеи и завязки на сорочке. Через несколько минут образ был завершён полумаской, выполненной из вельвета того же кофейного оттенка, расшитой разноцветным бисером в тон цветастому шейному платку, и, глядя в зеркало, решил, что выглядит весьма недурно. Сегодня ему предстояло в незнакомой обстановке пустить в ход всё то, чему учил его наставник, меняя даже звучание своего голоса, а в идеале — вообще не произнося ни слова. Если он и хотел заговорить с учителем, то только не раскрывая своё инкогнито. Ещё несколько минут, и Фрэнк, схватив тёмно-коричневый плащ и такого же цвета средний цилиндр, кошкой спустился вниз по лестнице, чтобы сесть в экипаж, запряжённый двумя каурыми лошадьми, и отправиться навстречу неизвестности.