— Ничего, мой мальчик, — услышал он в ответ и поднял потупленный взгляд, просто упиваясь нежной и заботливой улыбкой наставника. — Это было довольно мило, правда.

Совершенно сконфуженный, Фрэнк подумал, что нужно как можно скорее заканчивать с завтраком и заняться делами по дому. Тяжелыми, требующими физической силы и выносливости делами, иначе ему будет не отвлечься и потребуется срочно уединяться где-то, чтобы справиться с еще одолевающим низ живота напряжением.

А Джерард продолжал завтракать неторопливо, даже напоказ, растягивая и получая удовольствие от каждого кусочка пищи, а ещё больше — от явно нервничающего и возбуждённого мальчика, его мальчика… Он еще не отдавал себе отчёта, но уже медленно пропадал. Любовался и упивался им, хоть это и не отражалось никак на его невозмутимом в своём спокойствии лице.

Как же он просмотрел тот момент, когда Фрэнк стал таким желанным, момент, когда он так вытянулся и возмужал? Словно всё случилось за одну ночь, за один шаг, который он пропустил. Это волновало и слегка кружило голову. Особенно — всей невозможностью и запретностью их отношений. Табу, нарушение которого ввергнет в пучину боли и проблем, и их будет невозможно решить. Но так, как сейчас, невинно играть с ним… О, сколько удовольствия он получал от этого! Отчасти Джерард не торопился заканчивать завтрак ещё и потому, что сам успел проникнуться ситуацией и не хотел вставать прежде, чем Фрэнк выйдет из кухни. Не хотел открывать своё отношение, не хотел давать ложных надежд.

А на краю сознания Джерарда терзала подлая, неприятная мысль… Справится ли его чистый и искренний Фрэнк с уже отведённой ему ролью? Сможет ли стать главным персонажем в спектакле, который начал неспешно вызревать в его без сомнения гениальной голове?

Глава 12

Весь день Фрэнк старательно исполнял свой утренний план — работал до ломоты в мышцах, до седьмого пота, до мозолей на ладонях прямо под местом, где пальцы соединяются с кистью.

Маргарет посильно помогала ему в этом, сразу заметив его нездоровый энтузиазм; Фрэнк хоть и не боялся тяжёлой физической и просто выматывающей работы, но обычно никогда слишком не стремился к ней. В итоге ему было предложено убрать на улице кучи веток, оставшихся от подрезки розовых кустов, затем он усердно носил воду в дом через чёрную дверь на кухню и наполнял ею огромную деревянную бочку, больше похожую на заснувшего сказочного пузатого гиганта из тех книжек, что читала ему Маргарет давно, в детстве.

После этого Фрэнк почувствовал себя достаточно усталым и отвлёкшимся, чтобы посчитать долг перед Маргарет и поместьем выполненным, но не тут-то было. Румяная толстушка, сама ушедшая в дела с головой, не собиралась отпускать его так просто. В конце концов, ему пришлось подвигать мебель в нескольких комнатах, пока раззадорившаяся уборкой Маргарет вытирала пыль на полу под ними, и несколько раз залезать на стремянку, чтобы специальным тканевым веничком пройти по хрустальным люстрам, сбивая с них пыль. Когда, в очередной раз забираясь наверх, он почувствовал головокружение и нарастающую темноту в глазах, Фрэнк понял — хватит.

— Марго, я больше не могу, — простонал он, вернувшись вниз и буквально обнимая деревянную лестницу с ножками, приваливаясь к ней всем телом.

Маргарет заливисто рассмеялась, упирая полные, но при этом очень гармонично смотревшиеся на её теле руки в бока с заткнутой за пояс юбкой, и стала рассматривать его с озорной улыбкой.

— Сегодня ты побил все рекорды, несносный мальчишка! Я ожидала этих слов ещё час назад, но ты был упёрт в своей жажде деятельности, как никогда.

Фрэнк усмехнулся с закрытыми глазами, не выпуская из захвата такие обманчиво-надёжные опоры стремянки. Ему казалось, что он и шага не сделает сейчас без её поддержки. Его домашняя рубаха вымокла вдоль позвоночника по спине и красовалась тёмными полукружиями пятен трудового пота под руками. Шея лоснилась, а несколько прядей тёмно-каштановых волос прилипли ко лбу. К слову, Маргарет выглядела не многим лучше, но она хотя бы не тягала тяжести. У Фрэнка ко всему уже начинали ныть мышцы, и лучшее, что можно было придумать сейчас, чтобы облегчить свои ощущения — это принять тёплую, пенную ванну.

Наверное, Маргарет прочитала его мысли.

— Отлепляйся от стремянки, пылкий покоритель деревянных лестниц, и марш в свою комнату за чистым бельём. Я приготовлю тебе воду, ты славно потрудился сегодня. Только не вздумай лежать долго — я тоже собираюсь искупаться.

Блаженно улыбнувшись от предвкушения тёплых пенных объятий воды, Фрэнк, шатаясь, пошёл к себе, по пути убрав стремянку в незаметную нишу за портьерой.

****

Как же это приятно! Чтобы почувствовать блаженство от принятия ванны, чтобы ощутить его не только телом, но и всей душой — именно для этого стоит сначала как следует потрудиться.

Фрэнк лежал в белых облаках душистой розовой пены, раскинув руки на фаянсовых бортиках и отбросив голову назад. Впитывая горячие, ласкающие тело прикосновения воды, он чувствовал, как натруженные мышцы расслабляются, размякают, как всё меньше и меньше хочется двигаться и даже думать.

Глубоко вдохнув, он сполз вниз и оказался полностью под водой. Сейчас он ощущал себя этаким маленьким мальчиком, совершенным ребенком, чей труд неожиданно оценили по достоинству и в награду разрешили полакомиться каким-нибудь редким вареньем, что обычно стояло в банке на самой верхней полке шкафа и, хоть и дразнило постоянно своим стеклянным боком, было совершенно недоступным.

Внезапно в голове возникла чрезвычайно наглая и прекрасная в своей простоте идея. Вынырнув и отфыркавшись, Фрэнк восстановил дыхание и ухватился за мысль, развивая, обдумывая, поворачивая варианты исполнения и так, и этак…

Не зря говорят, что в период сомнений и душевных терзаний, каких-либо раздумий очень полезно поработать руками, а не предаваться унынию — физический труд приводит человека в порядок, а мысли идут своим чередом, зачастую приводя к верному решению. На самом деле так и вышло. Весь день Фрэнк, не прерываясь, размышлял над словами наставника. Над тем, что его реакции слишком импульсивны и открыты, что нужно учиться держать себя в руках. Это было так правильно, и не менее от этого обидно: Фрэнк не ждал, что учить его будут стандартными методами и не за партой, но к таким подлым приёмам оказался попросту не готов.

И сейчас, разворачиваясь во всей красе, перед ним вырисовывался план, как продемонстрировать умение владеть собой и одновременно с тем преподнести ответную шпильку Джерарду. В его затее не было злости или жажды мести. Просто хотелось сделать что-то такое, что выведет, наконец, наставника из так хорошо удававшегося ему спокойствия и безразличия, заставит его хоть как-то отреагировать на происходящее. Всё теперь зависело только от аккуратности исполнения задумки и артистичности Фрэнка.

Улыбнувшись, он ещё раз прокрутил перед внутренним взором все детали спонтанно придуманного представления и вспомнил о том, что Маргарет просила не засиживаться. Вода после него была ещё вполне сносная и тёплая, а мыться друг после друга или после хозяина в поместье было в совершенной норме вещей — не господа какие-нибудь. Быстро вспенив волосы и ополоснув их, он выбрался из ванной, вытерся полотенцем и надел чистые, принесённые из комнаты вещи. Осталось найти Маргарет и попросить её об услуге.

Что может быть странного в том, что он просто намекнёт испечь на завтрак круассаны с заварным кремом?

Случайно поймав в коридоре спешившую наверх, в ванную, раскрасневшуюся Маргарет, он договорился о завтраке. Затем, приведя себя в порядок, с удивлением обнаружил, как за окном стремительно темнеет, а тяжёлые гардины густо-лилового цвета только ускоряют приход очередного весеннего вечера. Сегодня на солнце было очень тепло, и он работал днём в саду в одной рубашке и накинутой по совету Маргарет — «береги спину с юности, Франсуа, а то будешь как Поль — в пятьдесят семь ни на что не годной развалиной» — стёганой жилетке. Он прошёлся по анфиладе переходящих друг в друга комнат, приоткрывая в каждой окна, чтобы весенний воздух, уже слегка остывший к вечеру, начал неспешно проникать внутрь помещений.

До ужина оставалось около получаса, и Фрэнк решил немного почитать— под подушкой его постели были припрятаны рукописные листы с творчеством маркиза Де Сада. Стоит ли говорить, в чьей библиотеке было найдено сие творчество? Люциан сказал, что баронесса не будет против, более того — даже вряд ли заметит, что кто-то брал их читать. И засмущавшийся Фрэнк пообещал вернуть запрещённую и очень редкую литературу на место как можно скорее. Ему было интересно, чьи это строки и почерк — иногда он даже позволял себе фантазировать, что читает оригинал, хотя, конечно, это было не так.

— Франсуа, скорее спускайся ужинать! — приглушённо донеслось снизу от лестницы. Видимо, Маргарет прокричала это очень громко, так как даже прикрытая дверь его спальни не стала помехой её мощному, когда это требовалось, голосу. Фрэнк зачитался и опять потерял счёт времени. Выходя из комнаты, он оглядел себя в большое, в полный рост, настенное зеркало и, решив, что его вид вполне сносен, спустился в малую столовую.

Все уже были тут, и даже Джерард, выглядевший чрезвычайно усталым, сидел за столом, поставив на него локти и сплетя тонкие кисти в замке. Он периодически потирал глаза подушечками больших пальцев, и Фрэнк сразу понял, что тот не отрывался от своей работы с самого утра.

Ещё занимаясь уборкой с Маргарет, они изредка проходили мимо его кабинета, сознательно и не сговариваясь стараясь двигаться как можно тише. Хозяин периодически метался из своей спальни в библиотеку и обратно, и в проёме приоткрытой двери кабинета было видно, как он, сосредоточенный и окруженный различными бумагами и сломанными гусиными перьями, что-то вычерчивает на листах. Он выглядел напряжённо размышляющим, и иногда до них доносились отрывистые слова ругательств, тихо и в сердцах сказанных на итальянском. Джерард явно разрабатывал какой-то план, перед очередной крупной авантюрой он всегда несколько дней проводил именно так — раздумывая, черкая какие-то таблицы и выводя возможные варианты комбинаций, комкая один лист и кидая его в угол комнаты, а потом с горящими глазами принимаясь за другой.