Заарканив знакомого спиртовоза, вернулась под утро домой, усталая, испачканная физически и морально, отлежалась в ванне, напустив туда чуть не ведро шампуня, выключила телефон и, нырнув в постель, мгновенно уснула (потому что Тутси, между прочим, тоже обладала отменным здоровьем, иначе кто ж в ее престижной профессии долго протянет?).

Настроение ее стало совсем лучезарным, когда на следующий день, вызванный условным звонком, приемщик забрал «третьи» и взамен отстегнул ей косую. Неплохо за ночь! Интересно, сколько эта Танек на своем агрегате настукивает? Небось косую за год. А ведь могла бы за ночь, корова! (Впрочем, нет, косую это она, Тутси, а Танек, скажем, половину, но тоже неплохо). А они стрелять! Шалавы, раскладушки! Да и того не стоят — просто дуры!

День предстоял насыщенный — парикмахерская, маникюр, аэробика. В восемь предстояла встреча с Гором и поход в валютный кабак. Игорь был опять занят, она скучала по нему. Но что ж поделаешь? После кабака завалятся с Гором к ней и проведут спокойную ночь. Он будет что-нибудь рассказывать, читать свои монологи, а она делать вид, что внимательно слушает, и думать об Игоре. Хотя Гора она с удовольствием слушает. Да! Не забыть бы ему отдать конверт, куда она его засунула?

Тутси разыскала уже помявшийся конверт, выложила его на стол.


Гор прибыл точно в восемь. По нему вообще можно было проверять часы.

— Мадам Тутси, вы, как всегда, прелестно-прекрасны (он совсем обнаглел, изобретая теперь каламбуры, неологизмы, пословицы на русском языке). От вас все без ума, кроме сумасшедших! — он весело смеялся, довольный таким словесным фейерверком, бесспорно свидетельствующим о его блестящем знании языка страны пребывания.

— Поехали!

Они загрузились в его роскошный «Мерседес», каждый раз вызывавший у Тутси восхищение и гордость, что вот она в нем едет, и после недолгого пути подъехали к двухэтажному угловому особняку на Садовом кольце в трех сотнях метров от… Тутсиного дома на улице Веснина.

Вечер оказался скучным. Ее не развеселил даже приятель Гора, какой-то Жорж. Странный приятель, непохожий на обычных закордонных коллег Гора, — лохматый, неопрятный и к тому же явно поддавший. С ним были две шалавы, сорт второй. Он тут же бросил их, пересел к Гору и Тутси за столик и оживленно заговорил по-русски, вполне прилично:

— Август! Дорогой друг! Куда ты пропал? Я…

— Не ври, это ты пропал, наверное, пьянствуешь, как всегда, — грубо оборвал его Гор. Тутси удивленно посмотрела на своего друга, — обычно он был неизменно вежлив со всеми.

— Да? — не обиделся Жорж. — Наверное, наверное. Я сделал задание. Интервью. По музыке! Будешь доволен. Но хочу тебя сводить на Арбат, на одну дискотеку. Ты должен посмотреть атмосферу.

«Господи, — подумала Тутси, — неужели нельзя найти другого места, кроме Арбата!»

— Хорошо, — деловито сказал Гор, — когда?

— Завтра.

— Хорошо, завтра.

Жорж еще что-то болтал, пока Гор довольно резко не заметил, что им с Тутси надо поговорить о серьезных вещах, а его, Жоржа, наверное, заждались те милые дамы за тем столиком.

Жорж тут же слинял.

Когда вернулись к Тутси на рабочую хату и она отработала первый любовный раунд, как всегда, включили тихую музыку и стали болтать.

Он был очень добросовестный журналист. Он не только изучал язык страны, где работал, нравы, порядки, людей, он старался понять культуру, музыку, театр. Вот и сейчас в комнате звучали советские песни, Гор знал, что их так называют:

Поле, русское п-о-о-ле,

Пусть я теперь человек городской…

В начале их знакомства Тутси попыталась поставить кассету с каким-то бешеным роком, но Гор сразу остановил ее:

— Не надо, мадам Тутси, этого… дерьма, да? Я у себя слышу много. Поставьте мне русскую музыку, советское пение.

У Тутси «советского пения» не оказалось, пришлось докупить и терпеть все эти стародавние музыкальные шедевры, которые она в душе презирала.

— Нет. Ты не думай, — объяснил ей Гор, — я не против рока, джаза и так далее. Я вообще не против никакой, так можно сказать: «Не против никакой музыки»? Но мне нужна музыка, которая выражает душу народа (он торжествующе посмотрел на нее — как же красиво сказано!). А все эти роки — ну разве они русские? Когда был в Африке слушал там-там, в арабских странах — нытные, нет, занытные, нет, заунывные песни, в Аргентине — танго, в Бразилии — самбы. У вас надо русские песни, в советское время — советские. А мне по вашему телевидению рок да рок. Мне не восемнадцать лет, пусть они слушают и прыгают.

Вспомнив, что ему не восемнадцать, Гор, отвернувшись, проглотил заветную пилюлю и вскоре под звуки песни: «Здесь моя работа, здесь мои друзья» — одарил Тутси вторым любовным раундом.

Потом он долго разглагольствовал о задании, полученном из редакции: написать про самодеятельные рок-ансамбли, о том, как подвернулся Жорж и как Гор придумал их диалог, и что вот теперь все готово. Не придется «выпирать», да? Нет «переть» на Арбат. Не хочет ли Тутси пойти с ним?

Тутси поспешила сказать, что в такое нефешенебельное место, как Арбат, она не хочет идти, да и ему не советует.

— Вы туда не ходите? — невинно спросил Гор.

— Да нет, что ты! — запротестовала Тутси.

Гор замолчал. Она не заметила его мимолетной усмешки.

Утром, когда он уже собирался уходить, Тутси вдруг спохватилась:

— Август, помнишь, ты мне обещал насчет ксерокса? А? Тут просили меня… — она нерешительно протягивала конверт.

— Да, да, — Гор спешил, — давай, — он торопливо засунул конверт в карман.

Бумага Олега продолжала свой путь…

Расставшись с Гором, Тутси затосковала. «Как было бы хорошо, — размышляла она, — если б можно было три раза в неделю ходить на работу (и вершина мечты — каждый раз за две-три ходки по полтораста «гринов», на худой конец — по сотне), три раза по ночам исполняться Гором, иногда ходить с ним по кабакам и «мероприятиям» и каждый день — каждый день! — скажем, с пяти до девяти вечера и все воскресенье (хоть и главный доходный день) быть с Игорем. Увы, это все мечты.

…А вот Игорь испытывал глубокое удовлетворение. В отличие от Тутси у него исполнились все его на тот день мечты: ему установили новый аккумулятор, он за собственные бабки приобрел запасные «дворники» и благодаря Иванову-Лембрэду (которого на комбинате немного побаивались: все-таки журналист, лучше не связываться) получил премию. Житуха, лучше некуда! Теперь бы повидать Наташку, и все желания осуществились.

Здорово он к ней привязался все-таки. Он постоянно думал о Наташе, о ее лице, о ее теле, доставлявшем ему столько наслаждения, о том, как смотрит она, как смеется, как вздыхает… И смотрит иногда каким-то отчаянным, потерянным взглядом. Наверное, от любви. Какая девчонка! А почему она до сих пор не замужем? Или была и скрывает от него? У нее вообще много тайн. Какая-то туманная, иногда ночная или вечерняя, работа в этом бюро переводов; ничего не говорит о родителях. Может, стыдится? Судя по тому, как упакована ее квартира да и сама она, какие у нее брюлики, рыжье, какие системы, предки зашибают — астрономия! «Брюлики» — бриллианты, «рыжье» — золото, эти выражения Игорь в разговорах с Наташей не употреблял.

Кто-то все-таки ее родители? Может, махинаторы, кооператоры, заведующие базами, директора пищеторгов… Что они не академики и не чрезвычайные и полномочные послы в Вашингтоне — это он уже понял. Да какая ему, в конце концов, забота? Дети ведь за родителей не отвечают.

Что касается Гора, то, как человек быстрый в решениях, он свои заботы разрубал мгновенно.

Приехав в офис, вскрыл конверт, прочел текст и сразу сообразил, что к чему. Некоторое время он постоял у своего множительного аппарата, потом, взяв ручку, посидел над листом, но все же удержался от правки (тем более своим почерком). Наконец поднял трубку и позвонил Жоржу. Деловых разговоров он по телефону не вел. Предложил встретиться, поговорить о статье.

Встретившись с Жоржем на улице, он спросил, работает ли у того ксерокс? У него, Гора, испортился, а нужно кое-что напечатать, сотню экземпляров.

— Да ради бога, — Жорж был добрый малый, — хоть тысячу. А когда пойдем на арбатский концерт?

— Вот сделаешь, звони, и пойдем, — сказал Гор и передал Жоржу конверт. «Пусть будет напечатано не на моем ксероксе, — удовлетворенно подумал Гор. — Как это говорят по-русски: «Бог оберегает оберегаемого»?

Глава VIII

ГОР ДОВОЛЕН

Гор задумчиво потягивал виски со льдом, сидя в баре Пресс-центра МИД на Зубовском бульваре. Негромко звучала музыка, доносились тихие разговоры. А он сидел и думал о своем.

В общем, он был доволен жизнью. Вчера звонил директор газеты и в конце разговора похвалил его. Гор даже по нормам своей страны был далеко не бедным человеком. Он знал, что, когда окончательно вернется на родину, его ждет солидная, хорошо оплачиваемая работа. Не откажутся от его услуг ни на телевидении, ни на радио.

Конечно, работать в Советском Союзе стало трудней, это очевидно. Раньше, какую область жизни ни возьми, ничего не стоило проехаться на «их» счет. Кричали о победах, об успехах, а на поверку… Теперь сами все у себя критикуют (даже перебарщивают). Не к чему цепляться.

Вот недавно явился к нему прямо в корпункт нахал, предъявляет документ — синяя книжечка с золотым тиснением: «Демократический союз». Гор раскрыл удостоверение: слева — «эпиграф» из Александра Галича: «Можешь выйти на площадь в свой назначенный час?» Справа — фотография этого типа, имя, фамилия и «платформа» — «демократический коммунист». А? Слыхали что-нибудь подобное! Он пришел сообщить, что в воскресенье утром состоится на площади Пушкина митинг, пусть господин корреспондент приходит и не забудет фотоаппарат.