«Кто такой этот Хосрула? – подумал он. – И как он смеет пророчить гибель обожаемому и восхитительному Сах-Луме?» – «Хряк!» – «Что это был за тихий, далёкий звук, будто от катившихся на полной скорости колёс?» – он прислушался, затем оглянулся на других людей, но никто из них, казалось, не услышал ничего необычного. Кроме того, все испуганные взгляды были устремлены на Хосрулу, чьё прежде вялое поведение внезапно переменилось, и кто теперь вскинул голову, простёр руки и дико глядел, словно сам оживший Террор.

– Победа! Победа! – вскричал он. – Не будет больше побед тебе, Зефораним! Конец твоим завоеваниям, и флаг твоей славы падёт с башен твоей мощной цитадели! Смерть уже стоит у тебя за спиной! Рёв разрушения – у всех дворцовых ворот! И враг, что пришёл к тебе незамеченным, есть враг, которого никто не сможет ни победить, ни подчинить! Приговор Аль-Кирису был вынесен – и кто помешает его исполнению?! Аль-Кирис великолепный падёт! Плачьте и рыдайте по нему!

Вдруг яростный, визгливый крик сорвался с губ пророка:

– Глядите! Глядите, как сияет хохлатая голова, как изгибается шея в драгоценностях, как мягкое тело извивается и гнётся – вот откуда всё это! От этой проклятой змеи! Отравительницы мира! Лизии! Лизии! Порочной девы! Королевы-куртизанки!

Едва он это высказал, как король набросился на него в ярости, сдавил горло и неистово швырнул вниз со ступеней трона, поставив ногу на его простёртое тело. Затем, вытащив свой огромный меч, он воздел его над головой – и через миг Хосрула уже заплатил бы жизнью за свою наглость… как вдруг ужасающий раскат грома потряс дворец, и все лампы погасли! Воцарилась непроницаемая темнота – плотная, тяжёлая, удушающая темнота. Гром укатился вдаль вибрирующим эхом, и наступила краткая, давящая тишина. Затем крики и стоны перепуганных женщин прорезали глубокий мрак, страшные звуки эгоистичной борьбы запаниковавшей толпы, беспомощное, нервное, беспричинное рассеяние, которое производят человеческие существа, когда пытаются одновременно избежать неминуемой смертельной опасности. Теос попытался пробиться к Сах-Луме, и как раз в это время начал появляться странный, колеблющийся свет – танцующие на стенах огоньки, выхватывающие из мрака лица испуганной толпы и огромную фигуру Зефоранима с воздетым мечом. Вскоре каждый предмет вблизи и вдали стал отчётливо видимым, и тогда разнёсся чудовищный яростный вопль короля:

– Где Хосрула?! Идиоты! Трусы! Напугались летнего грома! Вы позволили этому проклятому еретику ускользнуть из ваших рук! Света! Принесите свет!

Его властный и возмущённый голос отчасти успокоил панику, несколько восстановив порядок; пихающиеся и толкающиеся у дверей остановились; вооружённые стражи в стыдливом молчании начали поиски сбежавшего; и несколько пажей ворвались внутрь с горящими факелами. Поражённый и растерявшийся Теос взирал на всё это со странным ощущением напряжённого спокойствия, сверкающий зал кружился перед его глазами картинкой из прошлого, и тогда точная уверенность явилась ему – уверенность в том, что он уже видел всю эту сцену прежде! Как раз в этот миг рука Сах-Лумы схватила его, и голос зашептал в ухо:

– Уйдём отсюда, друг! Больше здесь не будет ничего иного, кроме построения стражей и растерянности; король, как лев, не прекратит рычать, пока жажда его мести не будет утолена! Чума на этого проклятого пророка! Он оборвал мою музыку и расстроил все рифмы! В исчезновении Хосрулы больше всех виноват Зефораним, однако это привилегия монарха – сваливать собственные ошибки и глупости на чужие плечи подчинённых! Идём! Лизия нас ждёт и не простит нам неподчинения её приказу явиться, идём отсюда, пока ворота дворца открыты.

Лизия – «порочная дева, королева-куртизанка», как сказал Хосрула. Тем не менее её имя, словно серебряный рожок, заставляло сердце Теоса биться с неописуемой радостью и лихорадочным предвосхищением, так что он без промедлений согласился с Сах-Лумой. Рука об руку они – прославленный поэт и поэт позабытый – быстро прокладывали себе путь меж рядов дворян, офицеров, рабов и лакеев, которые все оживлённо обсуждали недавний испуг, побег пророка и яростный гнев короля; и, торопливо шагая вдоль широкого зала Двух Тысяч Колонн, они вместе вышли в ночь.

Глава 17. Любовь, которая убивает

Под безоблачным, усеянным звёздами небом, в волнах тёплого воздуха, пропитанном ароматами роз, они вновь ехали вместе по широким улицам Аль-Кириса, которые теперь уже почти совсем опустели, не считая редких запоздавших пешеходов, чьи размытые фигуры терялись в движении, подобно бледным мерцающим теням. Теос, мечтательно восхищаясь красотою города, так преобразившегося в свете луны, едва ли сознавал, что во всём этом было нечто необычное. Он действовал согласно сложившимся условиям и, по правде сказать, иначе он и не мог бы поступать, поскольку чувствовал, что судьбой его управляла некая непреодолимая невидимая сила, против которой любое сопротивление стало бы бесполезным.

Наконец они остановились. Перед ними возвышался высокий дом, украшенный остроконечными башенками; огромные ворота были распахнуты, и, медленно вышагивая из стороны в сторону, напротив входа ожидал высокий раб в белой тунике и тюрбане, кто, кивнув им в знак приветствия, затем пронзительно засвистел. На его призыв откликнулись двое слуг, которые проводили их во внутренний двор; там Сах-Лума потянул за руку своего спутника и провёл его по длинной аллее, затенённой густыми ветвями. Взорам их открылся великолепный тенистый сад, полностью накрытый стеклянным куполом, под которым росли вместе тысячи экзотических цветов и деревьев; ароматные магнолии и певчие птицы, искусно выполненные скамейки, бассейны с нимфами и статуями украшали этот невероятно роскошный двор.

Внезапно Теос в страхе отступил назад: огромная тигрица с горящими глазами выпрыгнула навстречу и подошла к нему с глухим злобным рыком. Тогда панель павильона справа сдвинулась с места и заскользила в сторону, и оттуда выступила фигура женщины, одетая в золотую мантию до самых пят. Теос глядел на сверкающее видение с удивлением. Это была Лизия! Лица её он пока видеть не мог, поскольку его скрывала тонкая белая вуаль, сквозь которую просвечивали яркие глаза, равно как и просторная золотая мантия скрывала её фигуру. Женщина и тигрица! Они странным образом были схожи, когда стояли рядом посреди зелёной листвы.

– Тише, дорогая Айзиф, тише! – произнесла женщина серьёзным, нежным голосом.

Сах-Лума склонил голову в полунадменном, полупочтительном приветствии.

Беспечным движением она откинула вуаль, и Теос посмотрел на неё со страстным восхищением и восторгом. Он словно видел перед собой прекрасную погибшую женщину, которую прежде любил и которая возродилась вновь во всей своей прелести. Но где же он видел её прежде? Она встретила его взгляд с томным безразличием и полупрезрительной улыбкой. Теос ощутил болезненный укол. Душа его восстала против циничного высокомерия женщины, которую он полюбил со всей страстью, что, казалось, дремала внутри него веками, а в тот момент внезапно возродилась вновь!

– Идёмте со мной, дорогие гости! – пригласила она Сах-Луму и Теоса.

Они вошли во дворец, долго петляли по широким колоннадам и роскошно оформленным залам, внутри которых встречались самые невероятные предметы ужасного культа Нагая, затем гости спустились по лестнице внутрь сверкающего зала, каменная аметистовая дверь бесшумно закрылась за их спинами, и вот Лизия уже стояла в парадной обеденной зале окружении своих гостей, которые обступили её с нетерпеливыми приветствиями и неприкрытой лестью. Она легко отвечала им, двигаясь, словно королева в толпе придворных, красный и зелёный цвета играли вокруг искрами живого огня, её тёмная голова, увенчанная драгоценными змеями, гордо возвышалась над золотой мантией, и глаза сверкали ледяным блеском насмешки. И тогда Теос заметил, что на одном конце банкетного стола находился постамент, богато украшенный малиновым шёлком, и на нём стоял трон, состоявший целиком из чёрного стекла. Его покрывали подушки из чёрного бархата, а над ним раскинулась арка из слоновой кости, на которой блестела змея с изумрудными глазами.

Теос не замечал течения времени – в такой пафосной и весёлой обстановке часы пролетали незаметно. Взрывы смеха громко отдавались от сводов, все возможные темы для разговоров уже были перебраны – законы, правительство, последние научные открытия, военная мощь короля; однако весёлая беседа постоянно вращалась вокруг неверия, атеизма и республиканства, распространённого среди населения Аль-Кириса, и возвращалась к обсуждению того влияния, которое оказывали проповеди пророка Хосрулы на умы низших классов. События последней поимки пророка и его недавний побег из дворца уже были прекрасно известны всем присутствовавшим, хоть и произошли они совсем недавно. С течением времени вино за столом лилось всё щедрее, так что собравшиеся гости начинали вести себя всё более и более развязно. Эти молодые люди были распущены, однако не грубы; смелы, но не вульгарны, они получали удовольствие в том изящном стиле, что бесконечно более опасен своим влиянием на разум, чем простое веселье и грубые шутки необразованных плебеев. Они развлекались с эгоистичным животным наслаждением и вседозволенностью. Очень странно, но идея о том Боге – том всеми отвергнутом и позабытом Творце, смутно явилась Теосу в тот момент, когда он рассматривал лица собравшихся и видел на них чётко написанный эгоизм, в особенности же, на лице Сах-Лумы. Теос вдруг обрёл ясную уверенность в собственном бессмертии, ощутив себя при этом в окружении этих закоренелых атеистов единственным настоящим и положительно живым существом в компании смутных призраков. Тем не менее он сидел молча, изредка поглядывая на Сах-Луму, кого уже начинала одолевать сила выпитого вина и кто уже переместился к постаменту у ног Лизии, как раз рядом с тигрицей, лежавшей спокойно и неподвижно. Всеобщий разговор становился всё громче, а смех всё более бурным, когда один голос невнятно прозвучал из толпы: