Ну, супер. Я ввалилась с самый центр торжества. Как выяснилось, речь шла не о каком-то особом поводе, а о вернисаже, который проходил здесь каждый четверг. Я услышала разговор какой-то пары, как они были здесь на прошлой неделе и купили подруге подарок на новоселье. Сейчас они, кажется, присматривали подарок на день рождения.

Я никуда не торопилась и спокойно бродила по большим залам. Пол из отшлифованного и покрытого лаком дерева блестел. Не совсем ровные стены выкрашены в спокойный белый цвет, окна прикрывали тончайшие занавески. Световые гирлянды развешаны на горшках с растениями и крест-накрест натянуты под высоким потолком.

— Какой замечательный дом, — обратилась я к пожилой паре, которая выглядела, будто сошла со страниц модного журнала. Я радовалась, что пришла сюда прямо с работы. Туда, по крайней мере, я надевала юбку и лодочки, вместо джинсов и сапог.

— Да, Джонни, действительно, превратил его в сказку, — ответила женщина. — Вы увидите лишь небольшую его часть. Трудно поверить, что нечто подобное можно найти в Гаррисберге. Никто и не подозревал, что здесь столько талантов.

— Акцент сделан на его работах? — я смутно помнила, что Джен мне рассказывала об этом направлении.

— Да. Конечно же, на его собственных работах, с которыми вы, наверняка, знакомы.

Мужчина куда-то ушёл, возможно, чтобы наполнить свою тарелку сыром. Женщина махнула бокалом в мою сторону.

— Конечно.

Честно говоря, изучая жизнь Джонни в интернете, я мало уделяла внимания его художественному творчеству. Я знала его прошлое, но не более того.

— Мы были так счастливы, что в нашем обществе появился художник такого уровня, который поддерживает местных художников, — она сделала глоток и склонилась ко мне. — К тому же он умопомрачительно выглядит, правда?

Я отпрянула с лёгким отвращением.

— Эээ… Да. Вы не знаете, он сегодня здесь?

— Джонни по четвергам всегда здесь. Это его галерея, — дама произнесла данную фразу таким тоном, будто я являлась полной тупицей.

Когда дело касалось Джонни, куда-то терялись остатки моего разума. Но сегодня мне потребуется храбрость. Я поблагодарила даму и продолжала свой путь через зал, пока не увидела его. Он стоял в самой дальней комнате и разговаривал с какой-то парочкой. Вероятно, художники, я пришла к такому выводу на основании их одежды.

Джонни усмехался, даже смеялся. И как великолепно при этом выглядел! Мой живот горел огнём возбуждения, но в то же время, это желанная боль, которую я заслужила. Некоторое время я слонялась по коридору без дела, наблюдая, как он общался с группой, которая собралась вокруг него, и ревновала всё больше и больше. Но в этот раз чувство ревности не имело сексуальной подоплёки. Если Джонни и флиртовал, то делал это так тонко, что в глаза мне не бросалось. Но выглядел он так, будто любил всех людей, которые вокруг него собрались. Мне тоже захотелось присоединиться.

Наконец, он поднял глаза. Увидел меня. Его улыбка не исчезла, и смех не прекратился. Джонни мне не помахал, но и не сделал вид, будто хотел, чтобы я ушла. Скорее, будто ждал меня.

Я коротала время, рассматривая картины в зале, поклонники выражали Джонни своё почтение и уходили один за другим. Наконец-то, мы остались одни. Прежде чем увидеть, я почувствовала его своей спиной. Некоторое время я молча рассматривала картину перед собой, пытаясь набраться мужества для разговора.

Джонни не ждал.

— Вам нравится?

Я скосила на него взгляд, но пока не осмелилась посмотреть в лицо.

— Красиво.

— Красиво? К чёрту, красиво. Искусство не может быть красивым. Искусство должно расшевелить зрителей.

— Простите. Я не разбираюсь в искусстве.

Джонни рассмеялся. Но смех не звучал недружелюбно.

— В чём тут разбираться? Вы считаете, нужен диплом и академическая шапочка выпускника, чтобы разбираться в искусстве? Нет. Ничего этого не нужно. Нужно просто чувствовать его.

— Да, — произнесла я через некоторое время. — Полагаю, я его не особо чувствую.

— Я тоже, — признался Джонни. — Я развесил здесь эти картины, потому что парню нужны деньги, чтобы заплатить за колледж, и некоторым людям нравится такой стиль.

Я рассмеялась и, наконец-то, обернулась к нему.

— Правда?

— Правда.

Мы ещё секунду разглядывали картину.

— Я должна вас поблагодарить, вы вернули мои вещи, — сказала я.

Джонни ничего не ответил. Музыка звучала здесь тише, чем в других помещениях. Я могла слышать гул разговоров в другой части дома, стук каблуков по деревянному полу. Но здесь никого, кроме нас, не было.

— Я же вам уже говорил. На улице холодно. Вам необходимо пальто.

— Джонни…

Его глаза вспыхнули, но у меня язык не повернулся назвать его мистером Делласандро.

— Ничего. Всё в порядке.

— Где вы его взяли? — я приблизилась к нему на два шага и заметила, что он отступил лишь на шаг. Я не хотела, чтобы кто-нибудь нас услышал… и хотелось быть к нему поближе.

— Вы оставили его в моём доме, — сказал Джонни.

Мой желудок болезненно сжался. Я проглотила горькую желчь.

— Вот дерьмо! Что случилось? Что я делала? Я считаю… о, Боже, так неловко. Так…

Я не успела опомниться, как он вцепился мне в локоть и потащил через узкую дверь в крошечный кабинет, где усадил меня на стул, нагнул мне голову к коленям и налил мне стакан воды.

— Дышать, — приказал Джонни. — И, если вас сейчас вырвет, ради Бога, в это ведро.

Этого не должно было со мной произойти, но мир тревожным образом перевернулся. Когда я впадала в транс, казалось, что меня заносит в стороны, а сейчас — будто я сделала много кругов на карусели. Я пила маленькими глотками воду и глубоко дышала.

— Вы белая, как стена. Пейте.

Я пила.

— Прошу меня простить. Но я действительно должна знать.

— Вы не помните? — вместе с возросшим беспокойством усилился и его акцент.

Я покачала головой.

— Нет.

Джонни потёр рукой лицо, затем надавил двумя пальцами на переносицу. Он сидел на углу письменного стола. Я находилась от него так близко, что могла коснуться его колена, но не коснулась.

— Это было… ужасно? — в последнее время я пережила столько взлётов и падений, что заметила слёзы лишь тогда, когда они потекли по моим щекам. — Пожалуйста, Джонни. Пожалуйста, Джонни, скажите, что это не было ужасом.

— Эй, эй, — ответил мужчина. — Не надо плакать.

Его объятия такие горячие и интимные, хотя я знала, что виной тому мой мозг, который создавал иллюзию этой интимности. Но мне всё равно. Я бессовестно пользовалась состраданием Джонни и прижималась щекой к его груди. Биение его сердца успокаивала меня.

Джонни гладил меня рукой по спине и волосам.

— Тсс, ничего страшного не случилось.

Меня переполнила волна облегчения. Я закрыла глаза.

— Мне очень жаль, что так случилось.

Джонни ничего не сказал, лишь крепко держал меня. Его сердцебиение участилось. Пальцем он рисовал узоры на моей спине, и моё сердце заколотилось.

Я сделала глубокий вдох. Моя история не являлась тайной, но я не рассказывала её всем подряд. Даже Джен не знала, что со мной произошло, а она, между тем, являлась моей лучшей подругой. Но Джонни я обязана обо всём рассказать, хоть и не вынесу его сострадания.

— Когда мне было шесть лет, я упала со шведской стенки и так сильно ударилась головой, что неделю провела в коме.

Его рука замерла. Он не отпускал меня, но я почувствовала, как каждая мышца его тела напряглась. Его сердце забилось ещё сильнее, но он ничего не сказал.

— Я страдаю от неясного повреждения мозга, которое, к счастью, не привело ни к каким моторным ограничениям. Но с тех пор у меня постоянно происходят… провалы в памяти. Что-то вроде приступа. Обычно они длятся не более пары секунд, но бывает, что и несколько минут.

— Галлюцинации, — сказал Джонни.

С удивлением я отстранилась, чтобы посмотреть в его лицо.

— Что?

— Во время приступов происходят галлюцинации, — ответил он.

— Да. Я знаю. А откуда знаете вы?

— Я знаю об этом слишком хорошо.

Я ещё немного отстранилась, но он держал меня крепко, и мне не хотелось, чтобы он отпускал меня. Мой живот прижимался к пряжке его ремня, ноги стали ватными.

— Я называю это состояние приступом, хотя с точки зрения медицинской диагностики их можно отнести к слабым или сильным эпилептическим припадкам. Их не было очень долгое время. До позапрошлой недели. Потом они вернулись. Как и в тот вечер в вашем доме.

— Вы потеряли сознание, — сказал Джонни. — Ваше лицо стало совсем безжизненным.

— О, Боже, — произнесла я в отчаянии. — Как неловко. Что ещё произошло? Как случилось, что я без…

— Не думайте об этом, — перебил меня Джонни. Его зеленовато-карие глаза заблестели. — Я же говорил вам, что ничего плохого не произошло. Вы ведь ничего не могли с этим поделать, правда?

Меньше всего мне хотелось, чтобы он смотрел на меня, как на какого-то больного уродца. Ненормальную. Ущербную.

— Нет, но…

— Не беспокойтесь. Всё забыто.

Его хватка не ослабевала, а взгляд буквально обжигал меня. Я думала, что мне знаком этот пристальный взгляд, но видеть его вживую, совсем не то, что смотреть на экране. Мы оба задышали быстрее. Живот к животу, тесные объятия — мне надо встать на цыпочки, чтобы его поцеловать.

Я поцеловала его.

Лишь краткое соприкосновение наших губ. На большее я не осмелилась. Когда наши губы соприкоснулись, он прижал меня ещё крепче, и я от изумления вздохнула. Наши языки встретились, мир вокруг закачался, но я вцепилась в него и лишь по этому не упала.

По крайней мере, я так думала. В следующую секунду я уже стояла в полуметре от него, мои губы ещё влажные от его поцелуя, а сердце колотилось так сильно, что закладывало уши. Пространство не позволяло ему отойти, поэтому он прислонился к столу и удерживал меня на расстоянии вытянутой руки.