— Я уверена, они гордились ими, мама.

— Ну, папа и я в любом случае гордимся тобой, Эммелин. Без разницы лесбиянка ты или нет, — в глазах мамы блестели слёзы, но она улыбалась. — Ты хорошо развилась. Я имею в виду, я всегда надеялась, но никогда не думала… мы никогда не были уверены…

— Я не лесбиянка, — у меня начинался эмоциональный упадок сил. От предменструального синдрома я готова была разрыдаться. Не хотелось рухнуть здесь, в торговом центре. Не говоря уже о том, чтобы поощрять в этом маму.

— Итак, ты поцапалась с парнем. Но он не мальчик. Значит, с мужчиной, — голосом педанта объявила мама.

— Ах, да. Он взрослый мужчина. Не мальчик. Совсем не мальчик, — я наморщила лоб, когда вспомнила, как Джонни называл меня девочкой.

— Думаю, всё в порядке. Тебе уже за тридцать. Самое время встречаться с мужчинами, сказала бы я, — заулыбалась мама. — И, как он?

— У нас не складывается. Я имею в виду, он мне очень нравится… — я вздохнула и откашлялась, чтобы избавиться от чувств, которые меня переполняли. — Я ему не нравлюсь.

— Значит, он — идиот.

— Фу, мама. Спасибо. Но думаю, ты слишком пристрастна.

Она улыбалась, выскабливая содержимое своей кружки.

— Мне всё равно. Я твоя мать. Мне позволено говорить, что какой-то парень, прости, мужчина — идиот, если ты ему не нравишься. Как его зовут?

— Джонни.

Она фыркнула.

— Это имя не для мужчины.

— Оно… полагаю, с давних времён к нему прицепилось, и все знают его под этим именем. Не думаю, что его зовут Джоном. Он просто… Джонни. Ему идёт это имя.

— Ты уверена, что не нравишься ему?

Я думала о том, как он просто ушёл и оставил меня голой в пахнущей сексом кухне.

— Да, уверена.

— Он идиот. Забудь о нём.

— Не уверена, что смогу, мама. Он неповторимый.

— Ни один мужчина не является неповторимым, — ответила она с хмурым взглядом.

Я вздохнула.

— Он такой.

— Ох, Эмм, дорогая, я ненавижу, когда ты так говоришь. Почему ты принимаешь всё так близко к сердцу?

Моё горло болезненно сжалось.

— Боже, мама, где твоё сочувствие?

— Я тебе уже сказала, что он идиот.

— Сказала, этого достаточно.

— Но тебе он нравится. Это видно.

— Он… другой. Невероятно талантливый. Много поездил, много всего пережил и испытал. Рядом с ним, мама, я чувствую себя последней невежей. Ну… как девочка.

— Ты и есть девочка, — заметила она.

— Я — женщина, — возразила я.

Мама смотрела на меня с нежностью в глазах.

— Я это знаю, милая. Неповторимых парней или мужчин не бывает, ты это почувствуешь.

«Я люблю маму!»

— Я знаю, но не могу по-другому. Он просто… Как глупо! Он глупый! Глупый Джонни Делласандро!

Мама хихикнула, но быстро замолкла.

— Почему-то это имя кажется мне знакомым.

— Он художник, — я знала, что это ей ничего не скажет. — У него галерея в Гаррисберге. Она называется «Оловянный ангел».

— Нет, не поэтому, — мама вытащила пакет бумажных платочков и начала вытирать пальцы.

— Он был… актёром, — нерешительно продолжила я.

У неё глаза на лоб полезли.

— Кто-то знаменитый? Как Том Круз?

— Не такой знаменитый, но достаточно, — я вспомнила о статьях, сайтах и фанатах. — Кроме того, это было давно.

— Как давно? — она недоверчиво смотрела на меня.

— Эээ… в семидесятых.

Мама откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.

— Полагаю, он не был ребёнком-актёром?

— Нет.

— Ох, Эммелин, — наморщила она лоб. — А это случайно не тот мужчина из ночных фильмов по кабельному телевиденью? Тот, кто своё… ну, сама знаешь что, показывает?

— Ах…

— Эммелин Мэри Мозер, — растерянно воскликнула мама.

Не важно, сколько тебе лет, но, когда слышишь своё полное имя, значит, тебя ждут неприятности.

— Не верю.

Мама подвинулась на стуле поближе и понизила голос, будто говорила о чём-то непристойном.

— Он должен быть ровесником твоего отца. Это, по меньшей мере!

— Это не так! — возразила я. — Папе пятьдесят девять, а Джонни только пятьдесят семь.

— Боже мой! — мама прижала руки к груди. — К счастью, он не любит тебя. Он не должен тебя любить. Если бы он это сделал, то был бы больше, чем идиотом. Он был бы… педофилом.

— Мама!

— Он слишком старый для тебя, Эммелин.

— Мама, — произнесла я, как можно спокойнее. — Мне уже почти тридцать один. Мой возраст вряд ли сделает его педофилом.

— Тем не менее, он для тебя старый, — упрямо настаивала мама.

Я наморщила лоб.

— Если бы я встречалась с женщиной, ты бы не находила в этом ничего ужасного, но со старым мужчиной — это плохо?

На мгновение она растерялась. Её взгляд помрачнел. По крайней мере, она ругалась со мной, а не душила своей заботой.

— Я ему не нравлюсь, — повторила я уже, наверное, в тысячный раз.

А затем подумала, как же сильно он меня не любил, когда ласкал пальцами и доводил до оргазма.

Чтобы не покраснеть, я уставилась на свой растаявший йогурт. Некоторыми вещами мне не хотелось делиться с мамой. Никогда. Несмотря на сильную любовь и взаимопонимание. Я заставила себя съесть ложку невкусного, раскисшего йогурта.

— Тебе он действительно нравится? — мама знала меня слишком хорошо. Порой это сильно раздражало.

— Ну, да. Да. Я тебе уже говорила…

— Он какой-то особенный. Я знаю. Но не все ли она поначалу такие?

Я подняла на неё глаза.

— А разве они такими не остаются?

Мама заулыбалась, её лицо приняло мечтательное выражение.

— Некоторые остаются. Я, например, твоего отца до сих пор нахожу очень сексуальным.

Я наморщила нос.

— Эй, послушай, я не твоя лучшая подруга. Ты сейчас говоришь о моём отце.

Мама засмеялась.

— Ты спросила.

Я радовалась, что их брак оказался счастливым. Он делал меня счастливой дочерью, чьи родители любили друг друга. Как хорошо, что это так!

— Пошли. Раз шоколад не поднимает тебе настроения, значит, поможет небольшой шоппинг, — мама встала, чтобы выбросить мусор. Я тоже поднялась.

— Ладно. Ты хочешь, чтобы я разорилась.

— Эмм, этот простой способ заставить меня купить тебе туфли перестал работать ещё в восьмом классе.

Я заулыбалась и ласково посмотрела на маму. Потом мы собирали её пакеты и продолжали прогулку.

— Нет, не думаю.

— Не рассказывай об этом папе. Он балдеет от предстоящего путешествия.

Я действительно не хотела, чтобы мама покупала мне какую-нибудь обновку, но приятно знать, что её можно к этому склонить.

— Почему он балдеет?

Мама начала мне что-то рассказывать, но моё внимание привлёк маленький киоск. Я проходила мимо него уже тысячу раз, не удостаивая вниманием. Мне не нужны ни кожаный ремень ручной работы, ни плетёные из кожи браслеты. Но сегодня… сегодня всё было по-другому. В последнее время такое происходило часто.

— Подожди немного, — пробормотала я маме. Она всё ещё говорила и тащила меня в книжный магазин. — Мам, подожди.

— Привет, — поздоровался парень за прилавком. Красавчик, чёрная чёлка в стиле эмо зачёсана на одну сторону, на глазах намёк на подводку. Это уже долгое время не вызывало у меня «бабочек в животе».

Сейчас продавец казался мне слишком юным.

— Привет, — ответила я. — Можно мне это посмотреть?

Я указала на заколку. Кожа в двух местах имела отверстия, сквозь них продет стержень. Совсем не похожа на мои обычные заколки. Я ими не пользовалась. Но в моём мозгу отложилось, что следовало бы ею обзавестись, потому что во время приступов у меня была именно такая.

— Конечно, — одним пальцем он снял заколку с полки и протянул её мне. — Можно сделать индивидуальный вариант.

Я взяла заколку и на мгновение застыла. Парень оглядел меня с головы до ног. Мне понравился этот взгляд. Очень понравился. Так меня не разглядывали с… ну, да, последний раз меня так разглядывали во время моих блужданий в темноте. Я наморщила лоб.

— Мне это не нужно, — я вставила деревянный стержень в отверстия, снова вытащила, пытаясь вспомнить, какая была у меня заколка во время приступа, такая или нет. Тогда я не обратила на неё особого внимания и не помнила, какого она дизайна.

— Вам очень подходит, — голос парня звучал на редкость честно. — У вас очень красивые, густые волосы.

— Спасибо, — сказала я спустя секунду и притронулась к хвосту, который свисал мне на плечи. У меня действительно густые волосы, возможно, даже слишком густые для обычных резинок. Они рвались в самые неподходящие моменты. — Я её беру.

Я заплатила чуть меньше десяти долларов, что для заколки не так уж и мало, но дешевле, чем в других местах. Я сняла резинку, и волосы рассыпались по плечам и лицу. Секунду я наслаждалась их тяжестью, потом собрала и закрепила их новой заколкой на затылке. Повертела головой направо, налево, чтобы почувствовать, как она держала. Нормально.

— Смотрится великолепно, — произнёс парень. — Вы уверены, что не хотите индивидуальный дизайн? Я мог бы изобразить на ней рисунок или ваши инициалы.

— Что ты себе купила? — поинтересовалась мама, вернувшись из книжного магазина. — О, Боже, Эмм! Что это?

— Заколка.

Она рассмеялась.

— Я носила точно такую же, когда познакомилась с твоим папой. Боже мой!

Я улыбнулась.

— На ней было изображено твоё имя?

Мама опять засмеялась.

— Думаю, нет. Если я правильно помню, на ней были цветы. Или листья марихуаны, я уже подзабыла.

Парнишка едва не подавился от смеха. Удивляться не стоило, но я была в шоке.