— Удачи! А нас не хочешь взять в другую реальность?

Я отшатываюсь от Эда, и упираюсь спиной в столешницу. Снаружи снова раздаётся смех. Наверное, вечеринка в самом разгаре. Очень весёлый смех. Лучше веселиться, чем вести странные и путаные разговоры с мужчиной, который впоследствии вскроет себе вены.

— Он говорит, что ты из будущего.

— Что? — в ошеломлении поднимаюсь я. — Это Джонни сказал?

— Он сказал, что ты ему рассказала.

Я хлопаю глазами и начинаю бегать туда-сюда по кухне.

— Это безумие.

— Да. Джонни так и говорит. Он считает, что сошёл с ума. Наверное, мы все сумасшедшие. Нас всех надо отправить в психушку, правда? Всех. Джонни сказал, ты ему рассказала, что всех нас придумала. Так что позволь мне задать вопрос, Эммелин. Раз ты меня всего лишь придумала, то почему сделала такой развалиной?

— Я не знаю. Я не знаю, что тебе и сказать.

Не будет ли ложью, признать его правоту? «Что произойдет, если твои собственные галлюцинации узнают своё будущее?»

— Только скажи мне, что это правда. Больше я не хочу ничего знать, — Эд делает большой глоток из бутылки, поигрывает секунду со шприцом, но, слава Богу, не пользуется им. — Я лишь хочу знать, существую я в реальности или нет.

— Ты… существуешь, — нерешительно говорю я. — Я имею в виду, что ты реальный человек, Эд. Но здесь не реальность. Это всё происходит лишь в моей голове. Этот разговор тоже ненастоящий.

— Сегодняшний день — это ночь, — внезапно произносит Эд и кивает в сторону календаря.

— Какая ночь?

— Думаю, та, в которой я нахожусь в настоящей жизни, — эта фраза и кивок не имеют для меня смысла. Эд снова тянется к бутылке и залпом опустошает её. — Итак, кого я могу обвинить в этом дерьме?

— Я не знаю. Меня? — пугаюсь я. — Ты можешь обвинить меня.

Он смотрит на меня стеклянными глазами, рот кривится в ухмылке.

— Думаю, что мог бы. Но считаю, что этого делать не стоит. Ты знаешь, что я написал про тебя стихотворение?

Я содрогаюсь.

— Нет. Этого я не знаю.

— Но я написал.

Парень придвигает к себе блокнот, откашливается и громко читает вслух:

— Она идёт сквозь ночь,

Красавица.

Одиночные, крошечные шажки босыми пятками,

Оставленные туфли.

Кукловод, девушка, которая стала женщиной,

Она приходит и уходит.

Она создаёт и разрушает нас. Её волнуют галлюцинации,

Она та, кем она становится.

Она может быть всем, кем захочет. Эммелин.

В поэзии я разбираюсь не больше, чем в искусстве, но это стихотворение не слишком радует мой слух. Очень высокомерное и напыщенное, так дети-готы читают друг другу стихи, пока подводят глаза и дискутируют о бытии. Люди процитируют стихотворение Эда в своих блогах, не зная его истинного смысла.

— Это ничего не значит, — с кислой миной произношу я.

— Нет? — голос Эда удивлённый, он ещё раз проводить пальцем вдоль строк. — Ты права. Эти грёбаные строки не значат ничего.

Потому что он их не писал. Это сделал мой мозг во время приступа. А так как я не поэтесса, стихотворение выходит дурацким. И правдивым. Я кукловод, который дёргает за ниточки. Я всё создаю и разрушаю. И хочу остановить эти творения.

Хочу всё разрушить.

И разрушаю.

Яркий свет. Бормотание. На моей голове лежало что-то мягкое, что-то кольнуло в руку. Другую руку мёртвой хваткой держали чьи-то пальцы.

— Привет, — рядом с моей кроватью раздался тихий голос Джонни. — Ты проснулась.

— Что? — я попробовала встать на ноги, но мне в нос ударил запах больницы, от которого я чуть не задохнулась.

К иголке в моей руке присоединена капельница. Джонни пытался меня успокоить. Я тот час же замолкла и упала на подушки. На мне до сих пор одежда, в которой я была на вечеринке, значит, прошло не слишком много времени, иначе бы меня переодели в больничную одежду. В горле пересохло, но прежде чем я смогла задать вопрос, Джонни передал мне стакан воды с соломинкой.

Я осторожно отпила.

— Что случилось? Где мои родители и все остальные?

— Твои родители, наверное, сидят в комнате ожидания. Остальные разъехались по домам. Джен хотела остаться здесь, но я убедил её друга, забрать её домой. Я потом ей позвоню и скажу, что с тобой всё в порядке.

— Проклятье, — пробормотала я. — Я опять ушла в темноту, да?

— Да, детка. Так и было.

— И на какое время на сей раз?

— Часа на три. Твоя мама не стала долго ждать, как я в прошлый раз, — Джонни со смехом покачал головой. — Ты не пробыла в отключке и десяти минут, как она вызвала скорую помощь.

— О, Боже! — застонала я и прикрыла глаза рукой, к которой была подключена капельница. Это оказалось ошибкой, движение потянуло за собой иголку, руку пронзила боль. — Вот дерьмо!

— Ты просто ушла, — сказал Джонни.

Я разглядывала его сквозь пальцы.

— Просто? Звучит не слишком успокаивающе. Если только ты считаешь лучшим, рухнуть с пеной у рта и непроизвольно описаться. По сравнению с этим, моё состояние просто великолепное.

Мой голос сорвался от слёз. Джонни поднялся и нежно поцеловал меня, хоть я и пыталась отвернуть голову. Но он всё равно поцеловал меня и убрал мне со лба волосы. Мужчина целовал мои губы, щёки, потом крепко сжал руку.

— Они проведут небольшое обследование. И тебе, возможно, придётся остаться здесь на ночь.

— Нет, — сказала я. — Ни в коем случае.

— Эмм, — увещевал он меня.

— Я не останусь. Ты же знаешь, что они в любом случае ничего не смогут сделать, Джонни, — он ничего не знал, да мы почти и не вдавались в подробности моей проблемы. Тем не менее, он нехотя кивнул. — Тогда я потеряю права, тогда я потеряю… я всё потеряю.

— Не всё, — тихо произнёс Джонни. — Меня не потеряешь.

Я заплакала. Он сидел рядом, держал меня за руку, протягивал носовой платок. Но рыдала я не долго. Для таких ситуаций, как эта, у меня просто не осталось слёз. Когда всё закончилось, Джонни снова меня поцеловал. Кое-что бросилось мне в глаза.

— Они разрешили тебе побыть со мной? Ни маме, ни папе?

— Они сказали, то есть, сказала твоя мама, что я должен остаться с тобой.

Я заморгала, распухшими от слёз, веками.

— Ты шутишь.

— Нет, — усмехнулся Джонни.

— Ты действительно ей понравился, — прошептала я и снова разразилась слезами.

На сей раз плач длился несколько дольше, и Джонни снова протянул мне новый носовой платок, когда актуальный промок и скомкался. Он также подал стакан с водой, помог мне попить, хоть я и не инвалид. Потом мужчина отправился в ванную комнату, вернулся оттуда с влажной тряпкой, чтобы я могла протереть ей лицо.

Как и говорилось, мне провели обследование, которое продлилось до глубокой ночи. Несколько раз у меня брали кровь. Назначили компьютерную томографию, для которой сначала требовалось вызвать техника. Моего согласия на неё так и не получили, хотя главврач чуть не тащил меня силком. Я обладала многолетним опытом общения с врачами и больницами, и знала, как оказать сопротивление. Обследования, в любом случае, результатов не принесут. Мне назначат какие-нибудь таблетки, подержат некоторое время в больнице. Медицинская страховка на несколько тысяч долларов позволяла, тем более значительную часть этой суммы я смогу вернуть.

— Я хочу домой, — полная решимости, заявила я врачу. — Посмотрите мои документы. Такое происходило часто, и, возможно, произойдёт в будущем.

Это признание я ненавидела.

— У меня есть с кем остаться, — я бросила взгляд на Джонни, он кивнул. — Я не езжу на машине. Если вы хотите, я могу подписать отказ от медицинской помощи по собственному желанию.

Уставший врач выглядел чуть старше меня. Он потер глаза и щетину на подбородке и тяжело вздохнул.

— Хорошо. Сейчас подготовлю документы на отказ, — и показал на меня пальцем. — Но, если вы умрёте, я вас убью.

Никогда бы не подумала, что смогу сейчас рассмеяться. Но я рассмеялась.

— Замётано.

Мои родители ждали нас в приёмной. Папа устал, мамино лицо — белее мела. Я подготовилась к тому, что она настоит, остаться со мной или того хуже, заберёт меня с собой. Но мама лишь крепко обняла меня, потом убрала руки и посмотрела на Джонни.

— Позаботьтесь о ней, — сказала она.

— Да, мэм, — Джонни приобнял меня за плечи.

Но это было ещё не всё. Честно говоря, я просто не могла поверить. Я последовала за родителями к их машине, припаркованной рядом с автомобилем Джонни. Мама направилась к водительскому месту, Джонни сел в свою машину и включил печку, чтобы немного прогреть салон.

— Мама, — сказала я.

— Эммелин, — последовал ответ. — Этот мужчина… твой Джонни…

— Я не могу поверить, что ты разрешаешь мне уехать вместе с ним.

Она крепко обняла меня. Я не вырывалась.

— У меня нет выбора, — прошептала мама мне на ухо. Она обеими руками взялась за моё лицо и слегка придержала, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Почему нет?

Мама покачала головой и перевела взгляд на сидевшего в машине Джонни. Лоб наморщен, на лице смешанные чувства. Она подавила рыдания и попыталась снова взять себя в руки. Нелегко наблюдать, как она сдерживала слёзы, но мне удалось получить свободу. Мама ущипнула меня за щёку и отпустила.

— Он хороший человек. И раз я не умерла от переживаний за тебя, то уверена, что ты захочешь рядом с собой видеть его, а не меня. Итак… я отдаю тебя ему. Но ты позвони мне завтра утром, хорошо? — она погрозила мне пальцем и ещё раз заключила в объятия. — О, моя дорогая девочка! Это убьёт меня, но…