— Подожди, я не понимаю, — виски ломило и легкий массаж не помогал. — Можешь объяснить еще раз?

— Сейчас готовится медицинское освидетельствование Лючии. Но знаешь, в любом случае, то, что она творила… это сродни колдовству. Мужчины, которых она хотела, просто теряли голову. Ради одного её взгляда готовы были на все. Знаешь, они объясняли это БДСМ. Но поверь, это обыкновенный садизм. И мужчины оказались от неё зависимы психологически. Даже Виктор. К счастью, он нашел в себе силы… выступить против.

— Как он?

Я начинала понимать, что он тогда тянул время. Оттягивал ярость обезумевшей садистки от меня, подставляя собственное тело. Но не испытывала ничего кроме благодарности. А перед глазами стояла Лючия и взгляд, каким на неё смотрел Виктор.

— Они сейчас проходят курс психологического лечения. Знаешь, Виктор его, оказывается, уже проходил. И даже почти вылечился. Сбежал. Ева. я не знал, что он у тебя прятался! Честно! Иначе бы вел себя по другому. Дурак.

Последнее слово пробормотал, оно явно не предназначалось для моих ушей.

А я все не могла избавиться от наваждения. Вздохи, стоны… и неприкрытое обожание.

— Знаешь, не видно было, что он мучился.

Артем кивнул:

— Да, он наслаждался. Виктор попал к Лючии еще подростком. Она и вырастила его… как хотела. Знаешь, на самом деле деньги решают почти все. Даже в случае с ним — решили. Стоило пообещать отцу мальчика взять его в мужья и сделать наследником состояния.

— Бедняжка! Как он страдал.

Съязвить не получилось. Потому что память тут же напомнила еще одну картинку: кусок кожи с татуировкой. И нож, прорезающий её «до мяса».

— Потому и сбежал. Но эта сволочь его нашла. И знаешь, как? Через общих знакомых! Пообещала хорошие деньги, и его сдали. Причем тот, кого Виктор считал другом. Программист.

Сердце ухнуло как в бездонную яму.

— Тот, что делал мне сайт?

— Он самый. В общем, Виктор тебе не расскажет, но его шантажировали тобой. Лючия сказала, что разрежет на кусочки и скормит бродячим собакам. Или медведю в зоопарке. У Виктора не было причин не верить, поэтому он бросил все и вернулся. А я, придурок… Не надо было везти тебя к нему. Понадеялся, что поговорите и ты оклеймаешься. Прости.

— Я понимаю. Артем, я же умирала тогда. Если бы не ты…

— Никогда себе не прощу, — вдруг всхлипнул он. — Я ведь… А, ладно!

От резкого разворота полы халата взметнулись. А я не могла понять, что случилось. Пазл сложился, но поведение Артема оставалось загадкой.


40

Происшествие вызвало скандал. Целых две недели все газеты и новости пестрели различными интерпретациями. Репортеры рвались в больницу, чтобы взять интервью. А мне хотелось покоя.

Постепенно я приходила в норму. Вставать врачи не разрешали и передвигаться приходилось в коляске. Артем почти прописался в больнице, а на вопросы о туре отмахивался:

— Какие танцы, когда ты тут… в таком состоянии!

Я слишком хорошо его знала, чтобы не заволноваться. Артем скрывал, но я видела, как он то и дело бросает быстрые взгляды на телефон, или постоянно лезет за ним карман. Как лихорадочно хватает трубку или напротив, раздраженно отключает аккумулятор. Он очень переживал за шоу. Но почему-то решил отказаться от него ради меня.

— Зачем? Я уже в порядке.

— Затем, что я с ума сойду, если не дай бог что. Ева, ты не понимаешь. Один раз я тебя уже потерял, причем по собственной глупости. Второго раза не будет!

И он заваливал палату цветами и фруктами, а к любым несанкционированным букетам относился настороженно, словно они были пропитаны ядом.

И когда медсестра внесла охапку зелени, среди которой притаились хрупкие бутоны гибискуса, разозлился не на шутку.

— Я же велел ему…

Мне не надо было спрашивать или искать в букете визитку. Такие цветы мог прислать только один человек.

— Позови его!

— Что? — осекся Артем. — Зачем?

— Потому что нам нужно поговорить. И кое-что выяснить. Очень тебя прошу — дай мне это сделать. И не мешай.

Он нашел в себе силы не хлопнуть дверью. А вскоре в палату вошел Виктор.

Выглядел он неплохо. Длинные рукава рубашки скрывали порезы, а синяки уже рссосались. Это я выглядела, как ведьма-алкоголичка, со свей рассеченной щекой. Даже к зеркалу боялась подходить. И теперь прекрасно понимала, почему Виктор старается смотреть в сторону.

— Что, так страшно?

— Что? — он вздрогнул, будто я его плетью обожгла.

— Говорю, страшная такая, что видеть не хочешь.

— Нет. — он все-таки повернул голову. — Ева, мне просто стыдно.

Вот так просто. «Стыдно». Одного слова хватило, чтобы объясниться.

— Прости. Я знаю, что не должен был, что не имею права тебя тревожить, что должен исчезнуть из твоей жизни навсегда. Но не могу! Не могу вот так, не объяснившись.

— Артем уже все рассказал. Спасибо, что пытался потянуть время.

И мы оба замолчали. Виктор снова смотрел куда-то в стену за моей спиной.

— Я думал, что умру, когда она написала. А потом и позвонила. Знаю, что должен был оставить хотя бы записку, но… не посмел. Лючия страшная женщина. Она бы нашла способ отомстить.

— Я знаю. Теперь — знаю.

— С твоим ребенком все хорошо? Врачи говорят, что тебя вовремя привезли.

— Да, спасибо. Только вот шрам останется… — я коснулась лица.

— Сделаешь пластику. Я оплачу…

— Да ладно, чай, не нищая. Только вот светить такой рожей на выставке как-то… стыдно. Это ведь мужчин шрамы украшают.

Виктор опустился рядом с креслом на колени. Его руки были горячими. А губы, которыми он коснулся моих ладоней — сухими.

— Прости. Тысячу раз — прости.

Вздохи. Лючия, оседлавшая мужские бедра…

Я отстранилась. От отступил без возражений. Только в глазах застыла тоска.

— Надеюсь, она не выйдет. Я все для этого сделаю, — Виктор поднялся. — Прощай.

Я долго смотрела на закрывшуюся дверь и понимала: больше я его не увижу.

Но вместо сожаления накатило облегчение, с души словно тяжелый камень свалился.

— Артем? — знала, что он там. в коридоре, ждет. — Увези меня домой, а? У меня дел много. Да и у тебя тоже.

Он присел передо мной на корточки. И улыбнулся. Счастливо, как ребенок:

— Ты — главное мое дело. Ты, и он, — ладонь мягко легла мне на живот. — И не беспокойся, я сумел договориться о задержке тура. У нас есть пара недель. Твоя выставка не пострадает.

Он сдержал слово. Дома поднялась настоящая буря, но её стержнем оказалась не я. Отголосок скандала докатился и до нашего города, репортеры жаждали эксклюзивного интервью, приглашали в ток-шоу. Отказы их не смущали. Наконец, Артем договорился о пресс-конференции.

— Ева, нам нужно выдержать один час. Попробуем свести разговор к предстоящей выставке, это будет хорошая реклама.

Но вопросы касались только Лючии, Виктора и моего неродившегося пока ребенка.

Я отвечала, стараясь придерживаться официальной версии. Но репортеры становились все настойчивее, и Артем взорвался:

— Я хочу сделать заявление!

В зале воцарилась тишина. Журналисты замерли, вытянув руки с диктофонами. И только щелчки фотокамер напоминали, что мы не в музее восковых фигур.

— Я официально заявляю, что Ева ждет ребенка от меня. Виктор для неё — только друг, не более.

— Вы собираетесь пожениться? — выкрикнула затянутая в строгий офисный костюм девушка. Казалось, стекла её очков блестят от любопытства, а не от многочисленных ламп.

— Разумеется!

От такого поворота онемела даже я. А Артем достал из кармана атласную коробочку и, выйдя из-за стола, опустился на одно колено:

— Ева, ты выйдешь за меня?

Мир перестал существовать. И все встало на свои места. Та тоска по Виктору, боль одиночества — это было всего лишь попыткой заглушить пустоту, оставшуюся поле расставания с Артемом. Но суррогату никогда не заменить оригинал, теперь я это понимала.


41

В этот день дверь не закрывалась и звонок удивил.

— Я посмотрю, — подскочила Маша.

Я кивнула — принимать гостей в нижнем белье и чулках как-то… странно.

— Вот и все! — парикмахер воткнула в волосы последний цветок. Один из той коллекции, что произвела фуррор всего несколько недель назад. Все поделки ушли в течении нескольких дней, но с этим гибискусом я не смогла расстаться. Казалось, он хранит эхо воспоминаний: аромат моря, вкус солнца, тепло нагретой травы. И наряд я выбирала под него, наотрез отказавшись от подвенечного платья и фаты:

— Ну куда с пузом?

Но и скромницей представляться не стала. Гулять, так гулять!

Изумрудное платье «в пол» не скрывало заметно округлившийся животик: малыш развивался, как положено. А чтобы мы с ним не замерзли, к наряду полагалось манто на тон светлее. И алые туфли. Наряд пока ждал на вешалке, но я уже предвкушала свое эффектное в нем появление.

— Тебе посылка! — Маша водрузила на стол коробку размером с толстую книгу. — Открывай!

Я осмотрела упаковку. Ни малейшего намека на отправителя. В животе появилось чувство опасности.

— Может, не надо?

Вместо ответа Маша сорвала обертку.

В коробке, наполненной разноцветной упаковочной стружкой, лежала еще одна коробочка. На бледно-зеленом фоне расцветал алый гибискус и золотая вязь букв походила на тонкую лиану.

— «Прощальный поцелуй», — перевела Маша. — От кого это?

Я достала флакон. Простые, лаконичные формы и алая с золотом крышечка в виде бутона.

«Масло гибискуса обладает интересным свойством», — зазвучал в голове голос Виктора. — «Свежее, оно не имеет запаха. Но со временем обретает неповторимый аромат. В этом оно походит на самых прекрасных женщин: их тоже нелегко рассмотреть под маской повседневности. Зато тот. кто сумел то сделать, навеки становится их рабом».